Совершенно иное значение имеют сатирические стихотворения Добролюбова. Эти стихотворения писались для печати и преследовали те же цели, что и критико-публицистическая деятельность Добролюбова. В живых и острых стихотворных памфлетах «Свистка» Добролюбов обнаружил большой талант сатирика, явственный и в его публицистических статьях.
Сатирическая поэзия Добролюбова — органическая часть его критико-публицистической деятельности. Сатирические стихотворения зачастую непосредственно связаны с той или иной его статьей.
Приведу пример. Известная статья Добролюбова «Всероссийские иллюзии, разрушаемые розгами» направлена против знаменитого врача и педагога Н. И. Пирогова, назначенного попечителем Киевского учебного округа. Деятельность Пирогова была прогрессивной, и не случайно он через два года был отставлен с поста попечителя. Однако Пирогов, Либерал по своим политическим и педагогическим взглядам, нередко проявлял половинчатость, шел на компромиссы, против чего и направлены как статья Добролюбова, так и его стихотворение. От Пирогова, врага телесных наказаний, ожидали полной отмены сечения розгами в учебных заведениях его округа, но введенные им «Правила о проступках и наказаниях учеников гимназий Киевского учебного округа» ограничиваются лишь предписанием применять сечение кал можно реже и в строгом соответствии с важностью проступка. Блестящим логическим анализом Добролюбов показал полную, несостоятельность аргументов, выдвинутых в пользу этого редкого и соразмерного сечения. В «Свистке» же он поместил стихотворение «Грустная дума гимназиста лютеранского исповедания и не Киевского округа».
Стихотворение написано от лица гимназиста, желающего быть высеченным по новым киевским правилам, — и это комичное желание не менее отчетливо, чем логическая аргументация статьи, демонстрирует фальшивость гуманизма этих «правил».
Комический эффект усилен задушевным тоном, приданным сатире пародийным использованием глубоко эмоционального стихотворения Лермонтова «Выхожу один я на дорогу».
Иногда самый стилистический замысел сатиры заложен в статье, с которой сатира связана, являясь как бы воплощением и развитием художественных возможностей, заключенных в публицистических приемах статьи. Так, стихотворение «Наш демон», тесно связанное по содержанию со статьей «Литературные мелочи прошлого года», развивается, можно сказать, из иронической цитаты в начале этой статьи. Здесь говорится о «суровых аристархах литературы», объявлявших, что «Современник» «зовет прекрасное мечтою, презирает вдохновение, не верит любви, свободе, на жизнь насмешливо глядит» и т. д. Здесь к «Современнику» отнесены следующие строки стихотворения Пушкина «Демон»:
Он звал прекрасное мечтою,
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел...
В стихотворении «Наш демон» «Современник» и представлен в виде «демона», и оно написано в форме пародии на пушкинское стихотворение.
Цели критико-публицистической и сатирической деятельности Добролюбова совершенно совпадают. Сатира его — это инее оружие против тех же врагов.
Сатира Добролюбова, так же как его критика и публицистика, направлена и против реакционеров и против либералов.
Ленин говорит: «...даже в крепостной России Добролюбов и Чернышевский умели говорить правду то молчанием о манифесте 19 февраля 1861 г., то высмеиванием и шельмованием тогдашних либералов».[4] Это «шельмозание либералов» осуществлялось в большой мере именно в «Свистке». С первого же номера этого издания Добролюбов начал планомерный поход против либерального оптимизма и либерального «обличительства».
Борьба с манией «обличительства», широко распространившейся в русской печати после Крымской войны, была одной из главных задач «Свистка». Громкие обличения частных и нередко совершенно незначительных фактов отвлекали внимание от коренных язв государственного и общественного строя и создавали впечатление, будто частные недостатки могли быть устранены без ломки строя, следствием которого они являлись.
«Вслушайтесь в тон этих обличений, — писал Добролюбов. — Ведь каждый автор говорит об этом так, как будто бы всё зло а России происходит только оттого, что становые нечестны или городовые грубы! Нигде не указана была тесная и неразрывная связь, существующая между различными инстанциями, нигде не проведены были последовательно и до конца взаимные отношения разных чинов».
«Обличительство» проникло и в поэзию, где главным представителем его в то время был М. П. Розенгейм. Сборник его стихов, порицавших такие традиционные для сатирической литературы пороки, как взяточничество, самоуправство, ханжество и т. п., вышел в 1858 г. и имел большой успех в публике. Ни на шаг не выходя за рамки правительственной идеологии конца 50-х годов, Розенгейм соединил вялые упреки порядкам дореформенной России со злобными нападками та «демократов», на революционную мысль.
В большой рецензии на стихотворения Розенгейма Добролюбов разоблачил убожество, безвкусие и реакционность этого рода «гражданской поэзии». Но помимо методов критического анализа он в этой рецензии применил сильнейший метод разоблачения — пародию. В рецензию Добролюбов включил пять пародий на «обличительные стихи», подписанных псевдонимом Конрад Лилиеншвагер. Как указал М. К. Лемке, «самый псевдоним «Лилиеншвагер» есть уже переделка фамилии Розенгейма: Rosen (розы) — Lilien (лилии); Ohsim (дядя) — Schwager (шурин, деверь, зять)».[5]
Зародившись в рецензии, Конрад Лилиеншвагер расцвел затем на страницах «Свистка». Фигура этого умеренного и аккуратного, тупого и восторженного либерала-обличителя выступает из его стихотворений необычайно выпукло. С энергическим негодованием обличает Конрад Лилиеншвагер извозчика, который хотел получить с него лишний пятиалтынный, так как пришлось объезжать снятые мосты; с возмущением опровергает он фантастического «поборника взяток», утверждающего «будто тот есть отчизны изменник, кто на взятки посмеет восстать», терпеливо внушает он вору, что «постыден ведь обман» и что «по закону он не смеет воровать чужих платков»; подробным анализом бюджета уличает он во взяточничестве чиновника, получающего 11 рублей 33 копейки жалованья, так как выясняется, что в високосный год ему придется издержать «лишних две копейки».
Это копеечное обличительство производится с необычайным пафосом, причем обличитель явно наслаждается позой Ювенала и ощущением гражданского подвига, которое даже пугает его по временам. Ему все кажется, что вдруг благосклонное начальство цыкнет: «Молчи, либерал!», и он заранее приносит уверения, что з этом случае почтет долгом немедленно умолкнуть.
В стихотворениях Конрада Лилиеншвагера Добролюбов выходит за пределы борьбы с «обличительством»; он демонстрирует ничтожность либерального оптимизма и либеральной шумихи вообще.
Характерный пример — стихотворение «Учились, бедные, вы в жалком пансионе». Это пародия на стихотворение Плещеева «Трудились, бедные, вы, отдыха не зная», посвященное ожидаемому освобождению крестьян.
Стихотворение Плещеева является типичным либеральным восхвалением «царя-освободителя», представляющим дело так, что освобождение крестьян само по себе уже ликвидирует все социальные несправедливости по отношению к ним. Это елейное обращение к «покорным» и «смиренным» крестьянам, которые якобы даже не роптали, «согбенные под гнетом» крепостного права, вызвало едкую пародию Добролюбова, считавшего, как и Чернышевский, что реформа чрезвычайно преувеличена либералами, что меняется только вывеска, а не существо дела. Так возникает стихотворение, в котором на место «венчанного избавителя» подставлен «француз Кабаретье»:
Но вдруг настала вам минута возрожденья.
Француз Кабаретье ваш пансион купил.
На место розог плеть он ввел в употребленье
И школы вывеску уже переменил.
Добролюбов показывает половинчатость либерализма, полную негодность его подхода к основным проблемам социальной жизни. Зло высмеян, в частности, либеральный филантропизм в стихотворениях «Страдания вельможного филантропа» и «Общественный деятель». Наконец, Добролюбов посягает на основу либерализма — на его преклонение перед формами западного парламентского строя. В стихотворении «Чернь» приговор над этим строем произносит народ. Он не хочет внимать «речи вдохновенной о благоденствии вселенной», потому что «И нынче всяк, как прежде, тужит, И нынче с голоду мы мрем».
В области литературной критики борьба революционных демократов с дворянским либерализмом шла, в основном, по линии разоблачения положительного героя либерально-дворянской литературы, «лишнего человека», с его мучительным самоанализом и бесплодной рефлексией, с его вечными жалобами на бессилие и усталость от борьбы, с его настроениями страдания, тоски и отчаяния. Чернышевский и Добролюбов в своих статьях систематически развенчивали образ «лишнего человека». Целью этого развенчания было показать, что от дворян-либералов настоящего, нужного родине дела ждать не приходится.
Добролюбов бьет по «лишнему человеку» и в своих сатирических стихах. Особенного внимания заслуживают два стихотворения, являющиеся как бы двумя попытками осуществления одного замысла: «Презрев людей и мир и помолившись богу» и «Рыцарь без страха и упрека». Текстуально близки только начала стихотворений, однако сюжеты их совершенно совпадают и развиваются одинаково.
Добролюбов пародирует стихотворную исповедь «лишнего человека* с «высокими мечтами» и «бесплодным анализом» — «раба сомнений горестных», который якобы «истощил силы» в «борьбе с неправдой черной», лишился «отваги молодой» и жалуется, что в нем больше «нет огня». Один вариант («Презрев людей и мир и помолившись богу») полон иронических цитат и перифраз из стихов Плещеева (см. стр. 202-203). Великолепно вскрыты расплывчатость идеологии, штампованность образов и фразеологии этого поэта. Добролюбов выступил против «грусти бессилия» и туманных элегических призывов к борьбе с неопределенным «злом», характерных для Плещеева той поры. Но своих пародий на Плещеева Добролюбов не напечатал, видимо ценя прошлую деятельность Плещеева — автора «русской Марсельезы» («Вперед без страха и сомненья»), петрашевца, только что освобожденного тогда из многолетней тяжелой ссылки, сотрудника «Современника», с симпатией относившегося к молодому поколению. Как видно из рецензии Добролюбова на стихотворения Плещеева, Добролюбов стремился влиять на Плещеева и надеялся революционизировать его сознание и его творчество.