В одном безмолвии беседую с тобой.
Места, живившие мой томный дух смущенный,
Гора Сионская и ты, ручей священный,
Что при стопах ее задумчиво журчишь
И светлую лазурь между цветов катишь,—
Вас часто с музою, слепец, я посещаю;
О мужи славные, вас часто призываю!
Слепцы, живущие в бессмертных звуках лир,
Тирезий, Тамирис, божественный Омир!
Одним несчастием я с вами только равен;
Увы! подобно вам почто и я не славен?..
Таким мечтанием дух слабый напитав
И силу новую воображенью дав,
Вселенной чудеса я с музой воспеваю
И огнь души моей в сих песнях изливаю,—
Так скромный соловей, в ночной, безмолвный час,
Сокрывшись в мрак лесов, лиет свой сладкий глас
И год, и день, и ночь — всё снова возродится;
Но для очей моих свет дня не возвратится;
Мой взор не отдохнет на зелени холмов:
Весна моя без роз, и лето без плодов.
Увы! я не узрю ни синих вод безмерных;
Ни утренних лучей, ни пурпуров вечерних;
Ни богомужнего и кроткого лица,
В чертах которого блистает лик творца.
Вотще красуются цветов различны роды;
Исчезли для меня все красоты природы;
И небо и земля покрылись страшной тьмой,
И книга дивная закрылась предо мной;
Всё пусто, вечною всё ночью поглотилось,
И солнце для меня навеки закатилось!
Простите навсегда, науки и труды,
Сокровища искусств и мудрости плоды!
Сокровищем искусств я больше не пленюся,
Плодами мудрости уже не наслажуся:
Всё скрыла ночь! — Но ты, любимица небес,
Сойди на помощь мне, расторгни мрак очес;
О муза, просвети меня огнем небесным;
И не останусь я в потомстве неизвестным,
Открыв бестрепетно в священной песне сей
Сокрытое доднесь от смертного очей.
1805
СКОРОТЕЧНОСТЬ ЮНОСТИ{*}
Фиалка на заре блистала;
Пред солнцем красовался цвет;
Но в полдень с стебелька упала,
И к вечеру фиалки нет!
Печальный образ!.. Так умчится
И юность резвая от нас.
Блажен, кто жизнью насладится
В ее быстропролетный час!
Моя уж юность отцветает;
Златое время протекло!
Уже печаль мой дух стесняет,
Задумчивость мрачит чело.
Приходит старость, и отгонит
Последние часы утех;
Болезнями хребет мой склонит,
На голову посыплет снег.
Тоска, мрача мой век постылый,
Падет на сердце, как гора;
Застынет кровь в груди унылой,
И смерть воскликнет мне: пора!..
О холм, где, лиру в детстве строя,
С цевницей сел я соглашал,
Ты будь одром мне вечного покоя!
Сего как счастья я желал:
Всегда желал, чтоб край священный,
Где кости спят отцов моих,
Близ них спокоил прах мой тленный
В своих объятиях родных;
Чтоб там безмолвная могила
Возвысилася надо мной
И только б с ветром говорила
Своей высокою травой.
А ты, для коей я вселенну
Любил и жизнь хотел влачить,
Сестра! когда ты грудь стесненну
Захочешь плачем облегчить,
Когда, печали к услажденью,
Придешь на гроб мой, при луне
Беседовать с моею тенью,
Часов полночных в тишине,—
Мою забвенную цевницу
Воспомни, принеси с собой;
Чтоб отличить певца гробницу,
Повесь под дубом надо мной.
Она в полночный час, унылый,
Тебе певца напомянет;
Се стонем ветра над могилой
И свой надгробный стон сольет.
Но если, бурей роковою
В страны чужие занесен,
Покроюсь я землей чужою,
Рукой наемной погребен,
Не усладит и вздох единый
Там тени горестной моей,
И мой надгробный холм, пустынный,
Лишь будет сходбищем зверей.
В ночи над ним сова завоет,
Воссев на преклоненный крест;
И сердце путника заноет,
Он убежит от скорбных мест.
Но, может быть, над ним стеная,
Глас томный горлица прольет;
И, песнью путника пленяя,
К моей могиле привлечет;
Быть может, путник — сын печали,
И сядет на могилу он;
И склонится на миг, усталый,
В задумчивый и сладкий сон;
Настроя дух свой умиленный
К мечтам и ими пробужден,
Он молвит, крест обняв склоненный:
«Здесь, верно, добрый погребен!»
Быть может... Что ж мой дух томится?
Пускай хоть с чуждою землей,
Хотя с родною прах смесится,
Узрю я вновь моих друзей!
1806
К К. Н. БАТЮШКОВУ{*}
Когда придешь в мою ты хату,
Где бедность в простоте живет?
Когда поклонишься пенату,
Который дни мои блюдет?
Приди, разделим снедь убогу,
Сердца вином воспламеним,
И вместе — песнопенья богу
Часы досуга посвятим;
А вечер, скучный долготою,
В веселых сократим мечтах;
Над всей подлунною страною
Мечты промчимся на крылах.
Туда, туда, в тот край счастливый,
В те земли солнца полетим,
Где Рима прах красноречивый
Иль град святой, Ерусалим.
Узрим средь дикой Палестины
За божий гроб святую рать,
Где цвет Европы паладины
Летели в битвах умирать.
Певец их, Тасс, тебе любезный,
С кем твой давно сроднился дух,
Сладкоречивый, гордый, нежный,
Наш очарует взор и слух.
Иль мой певец — царь песнопений,
Неумирающий Омир,
Среди бесчисленных видений
Откроет нам весь древний мир.
О, песнь волшебная Омира
Нас вмиг перенесет, певцов,
В край героического мира
И поэтических богов.
Зевеса, мещущего громы,
И всех бессмертных вкруг отца,
Пиры их светлые и домы
Увидим в песнях мы слепца.
Иль посетим Морвен Фингалов,
Ту Сельму, дом его отцов,
Где на пирах сто арф звучало
И пламенело сто дубов;
Но где давно лишь ветер ночи
С пустынной шепчется травой,
И только звезд бессмертных очи
Там светят с бледною луной.
Там Оссиан теперь мечтает
О битвах и делах былых;
И лирой тени вызывает
Могучих праотцев своих.
И вот Тренмор, отец героев,
Чертог воздушный растворив,
Летит на тучах с сонмом воев,
К певцу и взор и слух склонив.
За ним тень легкая Мальвины,
С златою арфою в руках,
Обнявшись с тению Моины,
Плывут на легких облаках.
Но, друг, возможно ли словами
Пересказать, иль описать,
О чем случается с друзьями
Под час веселый помечтать?
Счастлив, счастлив еще несчастный,
С которым хоть мечта живет:
В днях сумрачных день сердцу ясный
Он хоть в мечтаниях найдет.
Жизнь наша есть мечтанье тени;
Нет сущих благ в земных странах.
Приди ж под кровом дружней сени
Повеселиться хоть в мечтах.
1807
ГОМЕРОВ ГИМН МИНЕРВЕ{*}
Пою великую, бессмертную Афину,
Голубоокую, божественную деву,
Богиню мудрости, богиню грозных сил,
Необоримую защитницу градов,
Эгидоносную, всемощну Тритогену,
Которую родил сам Дий многосоветный,
Покрытую златой, сияющей броней.
Оцепенение объяло всех богов,
Когда из Зевсовой главы она священной
Исторглась, копием великим потрясая,
Во основаниях вострепетал Олимп
Под крепостью ее; земля из недр своих
Стон тяжкий издала, весь понт поколебался,
Смятен до чермных бездн; на брег побегло море;
Гиперионов сын средь дня остановил
Бег пышущих коней, доколь с рамен своих
Оружье совлекла божественная дева.
Возрадовался Дий рождением Афины.
О громовержцева эгидоносна дщерь,
Приветствую тебя. Услышь ты голос мой,
И впредь ко мне склоняй твой слух благоприятный,
Когда я воспою тебе хвалебны песни.
1807 (?)
ГОМЕРОВ ГИМН ДИАНЕ [1]{*}
Златоколчанную Диану воспою,
Стрелолюбивую губительницу ланей,
Звонкоголосую, божественную деву
И златомечного Аполлона сестру.
Она в тени лесов и на холмах ветристых
Преследует зверей; златый напрягши лук,
Крылату мещет смерть. Трепещут главы гор,
И гулы по лесам далеко отдаются
От воющих зверей; страшится вкруг земля
И многорыбный понт. Но с сердцем нестрашимым
Богиня шествует, род скачущих стреляя;
Увеселенная ж стрелянием зверей,
Спустя свой гибкий лук, вступает в дом великий,
Где обитает Фив, ее небесный брат,
В златом обилии Дельфийских древних стен,