{*}
Гомер есть единственный поэт, которого история смеет призывать в свидетельство. Илиада, первая поэма, есть и первая история Греции. Полибий и другие древние писатели, рассуждавшие о военном искусстве, говорят, что первые основания тактики и расположения станов (лагерей) находятся у Гомера; они правы, особенно, когда вспомним, что всё, над чем великие умы в каком-либо искусстве трудились и что наконец усовершенствовали, произошло от начал малых и простых, которые точно можно найти в Гомере. Если начала тактики состоят в том, чтоб тела движущиеся, имеющие известные силы, назначенные для известной цели, двигалися на известном пространстве, в известном направлении и порядке, то есть, стройно и красиво, следственно с удобностью и легкостью и притом с величайшею силой и быстротою, то в самом деле начала военного искусства можно находить в Илиаде, которые рассеял Гомер с великой простотою, но с важностью наставника.
Тактика, однако ж, в пространном смысле, заключает более предметов, нежели сколько их здесь должно войти в рассмотрение.[2] Здесь она означает единственно тот способ, по которому войска, во времена героические, были составляемы, разделяемы и приводимы в боевой порядок и построение. Но как и сей способ требует, чтобы войска хорошо были разделяемы на части, чтоб определяемы были вожди, их долг и подчиненность, то надобно сказать, что во время войны Троянской предметов сих были известны одни начала.
В течение 9 лет брани под Троею, трояне держались в стенах; ахейцы же то опустошали смежные места, то покушались взойти на стены,[1] то делали засады, чтобы произвесть какую-либо военную хитрость, не со всех, впрочем, сторон осаждая город и не совершенно заградив всякий выход для осажденных; однако ахейцы не, сделали в войне никакого успеха. Между тем возгорелася вражда между Ахиллесом и Агамемноном; и когда первый, питая гнев, удерживал своих мирмидонов от брани, Агамемнон, из ненависти и презрения к нему, решился вывесть воинства [2] и без Ахиллеса взять город. В то же время и трояне, узнав о раздоре в стане врагов, решились выйти из города, на что прежде не осмеливались,[3] удерживаемые советом старейшин,[4]которые справедливо полагали, что ахейцы, истощив силы войною продолжительною, отступят, ничего не сделав. Полидамас, по довольно счастливом приближении к стану корабельному, еще убеждал троян последовать тому же совету; но Гектор, и гордостью побуждаемый и видя, что богатства троян истощались долговременною бранью,[5] не хотел войск заключить в стены.
Но прежде чем говорить о боевом построении войск, должно нечто сказать о самых войсках. Трояне, кроме своих, имели войска союзные, собранные частью из самой Троады, частью из соседственных варварских народов. Воинство ахеев состояло из народов одного племени и происхождения, с некоторою, однако, разностью поколений, семейств, земель и жилищ, также нравов и оружия. Важнейшая сила воинства их заключалась в колесницах и воинах, тяжело вооруженных, которых, однако, число было, кажется, гораздо менее. Они большею частью были вооружены копьями метательными; отрядов, сражавшихся одними стрелами, если не обманываюсь, весьма немного,— хотя, впрочем, луки составляли общее оружие воинств. Только локры употребляли единственно лук и пращу.[6] Другие имели тяжелые доспехи, т. е. длинное копье, щит, шлем, поножи, как мирмидоняне,[7] абанты,[8] также аргосцы и лакедемоняне, которые все, как явствует, были όπλται — тяжело вооруженные.
Такими же доспехами, но большей тяжести и веса, были вооружены те, которые находились на колесницах; они назывались ίππετς — конные; остальные же все, какой род оружия ни употребляли,— пешие πρυλέες, как в песне V, ст. 743, хотя у грамматиков они обыкновенно называются πεζοίόπλιται. О самых начальниках, которые сражаются сойдя с колесницы, говорится, что они сражаются πρκλέες — пешие..[1] Предводитель пеших, πρυλέων, упомянут в одном только месте.[2]
Пешие, которые после нападений, начатых передовыми (promachi), вступают в бой, сражаются, как видно, почти толпами, отрядами, а не каким-либо правильным строем; неизвестно также, многие ли и какого рода ряды были в каждом отряде; стоящие позади первых рядов могли одними метательными копьями действовать, или стояли праздные. Первые ряды, по крайней мере в начале сражения, так были расположены, что сомкнутыми щитами составляли фалангу. Впрочем, в Илиаде нет ничего, что бы относилось к общему боевому порядку; но видно только, что отрядами, толпами то нападают, то отступают, то возобновляют сражение. Толпами также стараются то ворваться в толпы неприятельские, то сомкнутыми рядами отразить неприятелей; об этом свидетельствуют несколько мест, рачительно замеченных древними.[3] Этот род построения называется πύργος — башня, и сражаются πυργηδόν, построясь в виде башни, каждая толпа особенно.
Таким образом, первые основания тактики видимы в том, что толпы старались, по крайней мере, соблюдать известный порядок. Им также приписываются ατίχες — ряды, в общем некотором значении: о наших рядах нельзя еще думать; и без сомнения, эти слова όμιλος, στιχες, φάλαγγες — толпа, ряды, фаланга — не с такой точностью употребляются, чтобы можно было сказать что-нибудь определительное.
Начальники, находящиеся на колесницах, которые, как известно, были легки и столь низки, что на них удобно всходили сзади, сражаются не одинаким образом: иногда на колесницах, врываяся в толпы пеших или близко их разъезжая, чтобы видеть, где можно разорвать ряды слабейшие; иногда с колесниц сходят и сражаются пешие, имея вблизи колесницу с возницею, ибо управлять конями, стоя в колеснице, было дело другого; сей назывался ηνίοχος, а сражавшийся παραιβάζης .[4] Колесница должна была находиться вблизи сражающегося, чтобы утомленный, или раненый, или утесняемый врагом, взойдя на нее, мог спасаться. На колеснице также полагали доспехи, с пораженных снятые, увозили тела убитых начальников. Начальники сии, άρήξηες всегда находятся впереди, проходят между двух боевых линий и меж рядами; они по большей части называются πρόμαχοι — впереди сражающиеся, передовые, хотя и не собранные в один отряд, но каждый пред своею толпою сражающиеся. Когда сойдутся в бой, толпы сначала раздражают неприятеля, бросая в него, наудачу, метательные копья; потом выбегают передовые и сражаются впереди рядов; таким образом, бой во многих местах распространяется. Обычай сражаться с колесницы долженствовал иметь особенную силу пред всяким обычаем и способом тогдашней войны; весь почти успех битвы зависел от сей части воинов; сей обычай доставлял великую пользу во многих отношениях: могли быстрее двигаться, на одних незапно нападать, другим легко помогать; находящиеся долго на колесницах могли живее сходить к пешему бою, или, боем утомленные, всходить в колесницу, ибо герои Гомеровы употребляли доспехи тяжелые и обременительные, под которыми они не могли не затрудняться в движениях; к тому же для ношения таких доспехов требовалось тело огромное, сила великая, изъяснением чего Гомер часто любит заниматься. Обычай и употребление передовых, вперед выбегающих, удивительно были способны для умножения и воспаления храбрости в каждом воине. Сей обычай передовых, выходящих на бой перед воинство, породил особенный род сражения: храбрейший вызывал от неприятеля храбрейшего, и нередко, по сделанному условию, успех и того и другого воинства и весь спор о деле должен был решиться таким единоборством, что и видим в Илиаде.[1] Этот же выход передовых перед воинство давал место и повод к тем речам, которые, вышедши к бою, между собой говорят герои Гомеровы; ополчения с той и другой стороны, увидев сходящихся двух передовых, стоят неподвижно. Таким образом, разговоры эти на поле битвы, несообразные с понятием нашим, суть не вымыслы поэта, но древний обычай народа, следы которого сохраняют и новейшие греки, что подтверждают многие писатели, нам современные,[2] личные свидетели подобных явлений — в настоящую войну греков с турками.
Обнажать убитых также едва ли было можно иначе, как посредством передовых, из рядов выбегающих: каждого из них окружает своя дружина. Таким образом, для обнажения или похищения мертвого тела обыкновенно завязываются битвы, то частные, то общие, целыми толпами или множеством передовых, в одно время выбежавших. Большая часть стихов Гомеровых заключает в себе эти битвы, толпами производимые, особенно за тело Патрокла.
Здесь нельзя не заметить, что обычай не предавать тел убитых в жертву неприятелю, столь священный между воинами древности, сохранился греками до наших времен, и представил полковнику Вутье трогательные примеры патриотизма. Но вместе нельзя не подивиться древнему мнению, столько несообразному с нашим, о воинской славе и чести: убитого иногда обнажает другой, не убивший его, и это не почиталось бесчестным.