Скажи: еще ль бороться мне с судьбой,
Иль позабыть обманов сладких поле?
Быть может, я вступил средь детских лет
На поприще поэзии ошибкой?
Как друг скажи мне с тихою улыбкой:
«Сними с себя венок — ты не поэт!»
Послание Гнедича, уклончивое в смысле оценки поэзии Плетнева, написано на тему о том, что поэт сам лучший судья своего творчества.
Что был бы гордый Меценат и след.— римский государственный деятель Меценат (74—8 до н. э.) покровительствовал Горацию Флакку и Вергилию Марону и был воспет в лирических произведениях обоих поэтов, а также в поэме «Георгики» Вергилия.
И ты, богини сын, и ты. Пелид-герой — Ахиллес, сын богини Фетиды.
Когда пророк Хиоса вдохновенный — Гомер. Среди городов, оспаривавших между собой честь быть родиной Гомера, числился и Хиос, или Хио.
Пророк — здесь синоним слова поэт.
Любовью пламенной отечество любя (стр. 140). Датируется не ранее второй половины июля 1826 года предположительно. СПб., 1914, стр. 38. В собрание стихотворений вводится впервые. Повидимому, Гнедич имел в виду Никиту Михайловича Муравьева (1796—1843), с которым был связан давней дружбой. После приговора над декабристами (10 июля 1826 года) Гнедич написал матери Муравьева, что его любовь и уважение к Никите Муравьеву возросли после совершившихся событий (см. стр. 48), и просил портрет Никиты. Стихотворение по своему характеру могло явиться надписью к этому портрету Муравьева.
Любовью пламенной отечество любя — стих, который мог бы относиться к любому декабристу, но в отношении Н. Муравьева имеет еще и тот смысл, что он занимался русской историей, стремясь в своих исследованиях показать «величие отечества», и утверждал исключительную роль России в мировой истории.
Богатство, счастье, мать, жену, детей, свободу — точно соответствует биографическим данным о Муравьеве. Он был очень богат, счастлив в браке, в 1826 году имел двоих детей. Мать Муравьева Екатерина Федоровна, (1771—1848) посвятила всю жизнь сыновьям, и особенно Никите. В стихотворении речь идет не о смерти матери, жены и детей, а о той потере близких, которая была связана с приговором и отправкой на каторгу.
Троица на масленой неделе (стр. 141). Датировано автором 1826 годом. Впервые — в сборнике «Стихотворения Н. Гнедича» 1832 года, стр. 221—222, с заглавием «Чудо на масленой неделе» и с иной редакцией стихов 20-го и 27-го в соответствии с заглавием. На авторском экземпляре сборника, хранящемся в Рукописном отд. Гос. Публ. библ. им. Салтыкова-Щедрина (F XIV, № 2), рукой Гнедича к заглавию сделано примечание: «Заглавие пиесы было Троица на масленой неделе. Цензура не позволила — вследствие этого должно было изменить и заглавие и некоторые стихи; но шутки с заглавием печатным не существует». Как сказано в авторском примечании, стихотворение связано с приездом к Гнедичу на масленой неделе, т. е. между 31 января и 6 февраля 1826 года, трех актрис: Семеновой (см. стих. «Семеновой при посылке ей экземпляра трагедии «Леар»), Колосовой Евгении Ив. (1782—1869), знаменитой балерины-мимистки, и ее дочери Ал. Мих. Колосовой (1802—1880), актрисы, соперничавшей с Семейовой, но с 1825 года окончательно утвердившейся в ролях так называемой высокой комедии. Повидимому, именно то, что Колосова больше не претендовала на трагические роли, и было причиной примирения и даже дружбы между соперницами.
Одна — душой лица, могуществом очей — речь идет о Семеновой.
Другая — лишь вступила — Колосова Евгения Ив.
Мельпомена — муза трагедии,
Талия — муза комедии. Здесь намек на то, что истинный талант Колосовой не в трагических, а в комедийных ролях. По этому поводу еще в начале марта 1824 года Гнедич писал М. Загоскину: «Если хочешь видеть, чего мы на русской сцене не видели, если хочешь иметь идею о хорошей, настоящей, такой, как в Европе водятся, актрисе комической,— приезжай посмотреть Александру Колосову». (Здесь, повидимому, Гнедич имел в виду роль Прелестиной (Селимены) в «Мизантропе» Мольера, в которой Колосова дебютировала в конце 1823 года и, по общему мнению, превзошла знаменитую французскую актрису Марс.)
Пусть лопнет завистью раздутый человек — речь идет о Катенине Павле Александровиче (1792—1853). Характеристика Гнедича не оригинальна: сравнить, например, отзыв Пушкина об «авторской спеси», «литературных сплетнях и интригах» Катенина. В стихотворении говорится о «зависти» Катенина к славе Семеновой и о его враждебном отношении к занятиям с нею Гнедича. Катенин занимался с Колосовой, считая и свой метод и талант Колосовой выше. В своем раздражении он поддерживал в матери и дочери Колосовых неприязнь к Семеновой.
Медведь (стр. 143). Датировано автором 1827 годом. Басни напечатана в альманахе «Альциона» на 1832 год, стр. 85. Гнедич написал несколько басен. Три из них, в том числе данную, он включил в свой сборник «Стихотворения Н. Гнедича» 1832 года, стр. 191.
Тантал и Сизиф в аде (стр. 145). Датировано переводчиком 1827 годом. Впервые — в сборнике «Стихотворения Н. Гнедича» 1832 года, стр. 145. Является переводом стихов 581—600 одиннадцатой песни «Одиссеи» Гомера, где описываются впечатления Одиссея в аду: зрелище мучений фригийского царя Тантала и коринфского царя Сизифа. Античный миф о Тантале рассказывает, что он был любимцем богов до тех пор, пока не совершил страшного преступления: по одной из версий это было похищение пищи богов — амврозии и нектара, унесенных Танталом на землю к людям. Сизиф был наказан за непомерное корыстолюбие и хитрость. Точность и вытекающая из нее образная сила перевода Гнедича отчетливо видна в сравнении с аналогичными стихами в переводе Жуковского (переводившего не с оригинала). Так, стихи 587—590 у Жуковского:
Много росло плодоносных дерев над его головою,
Яблонь и груш и гранат, золотыми плодами обильных,
Также и сладких смоковниц и маслин, роскошно цветущих.
Чтобы приблизительность перевода и условность эпитетов Жуковского были видны отчетливее, достаточно, например, вспомнить, что деревья маслины и смоковницы отличаются не «роскошным», а, наоборот, очень незаметным на взгляд цветением, не говоря о том, что цветение это происходит ранней весной и несовместимо с «золотыми плодами» яблонь и груш. Смешения признаков весны и осени нет в оригинале.
На смерть барона А. А. Дельвига (стр. 146). Датировано Гнедичем 1831 годом. Написано после 14 января. Впервые — в «Литературной газете», 1831, т. III, № 4, стр. 29. Написано на смерть поэта Дельвига, последовавшую 14 января 1831 года. Стихотворный размер этого произведения, характерный для поэзии Дельвига элегический дистих, Гнедич впервые применил в данной эпитафии. Гнедич был в многолетней дружбе с Дельвигом, прерывавшейся лишь на некоторое время (в 1829 году) из-за небольшой размолвки. Поэтов связывал общий интерес к античному миру и выражению его в современной поэзии. Так же как и Гнедич, Дельвиг работал над жанром идиллии, и в частности идиллии с русским, народным сюжетом.
В последние годы жизни Дельвига и Гнедича поэты особенно сблизились. Во время болезни Гнедича, о которой он упоминает а эпитафии, Дельвиг писал Гнедичу: «Ваша болезнь отравляет самые лучшие минуты моей ревельской жизни. Молю грекомифологических и кафолических богов и угодников восстановить силы ваши».
Еще в 1820 году Дельвиг написал восторженное шестистишие «Н. И. Гнедичу», посвященное переводу «Илиады».
Муза вчера мне, певец, принесла закоцитную новость:
В темный недавно Айдес тень славянина пришла;
Там, окруженная сонмом теней любопытных, пропела
(Слушал и древний Омер) песнь Илиады твоей.
Старец наш, к персям вожатого-юноши сладко приникнув,
Вскрикнул: «Вот слава моя, вот чего веки я ждал!»
Мрачное царство вражды, грустное светлой душе — в этом стихе Гнедич, повидимому, намекает на доносы Булгарина, которыми был омрачен последний год жизни Дельвига. Эти доносы, разоблачающие какие-то недозволенные политические намеки в «Литературной газете», привели к тому, что Дельвигу запретили ее издавать. Этого-то и хотел издатель «Северной пчелы». Друзья Дельвига считали, что это запрещение и грубые окрики Бенкендорфа, вызывавшего Дельвига к себе, ускорили смерть поэта.
К нему же, при погребении (стр. 147). Впервые — в сборнике «Стихотворения Н. Гнедича» 1832 года, стр. 186, Написано на погребение Дельвига, происходившее 16 января 1831 года на Волковом кладбище.
А. С. Пушкину, по прочтении сказки его о царе Салтане и проч. (стр. 148). Датировано автором 23 апреля 1832 года. Впервые — в сборнике «Стихотворения Н. Гнедича» 1832 года, стр. 187. Автограф послания с указанной датой был послан Пушкину и опубликован И. А. Шляпкиным в его книге «Из неизданных бумаг А. С. Пушкина», 1903, стр. 169. Послание является отзывом на «Сказку о царе Салтане», напечатанную в «Стихотворениях А. Пушкина», ч. III (книга вышла в марте 1832 года). Пушкин хотел отвечать Гнедичу посланием, которое по какой-то причине не было завершено («С Гомером долго ты беседовал один»). В этом послании Пушкин характеризует самоотверженный труд Гнедича над переводом «Илиады», не мешающий, однако, Гнедичу широко интересоваться всеми видами поэзии, и в частности народной русской сказкой:
И с дивной легкостью меж тем летает он
Вослед Бовы иль Еруслана.
Гнедич еще в конце 10-х годов был в числе тех поэтов, суду которых Пушкин особенно доверял (в шутку он именовал своих судей «ареопагом»), Гнедич был неизменным, восторженным поклонником поэзии Пушкина и одним из немногих друзей, не отвернувшихся от него во время гонений, а, напротив, ценившим его вольномыслие и независимость (см. послание Пушкина Гнедичу: «В стране, где Юлией венчанный»). Отзыв Гнедича о сказке был тем ценнее для Пушкина, что многие из его прежних единомышленников (напр., Баратынский) отрицательно отзывались о сказках Пушкина.