И гордой волей человечьей
Из стран подземных вышли юды,
Вперяясь в ночь, как лунный филин,
И тартар, молотом осилен,
Ударной тачке выдал уголь —
Владыку черного и друга
В багрово пламенной порфире.
И в прежней каторжной Сибири
Кузбасс шумит суровым садом,
Обилен медным виноградом
И мамонтов чугунных стадом,
Что домнам отдают клыки!..
Чу! Днепр заржал…Его пески
Заволокло пшеничной гривой
И ребра круч янтарной сливой,
Зеленым гаем и бандурой!..
И слушает Шевченко хмурый
Свою родную Украину, —
Она поет не про степнину,
Где порубили хлопов паны, —
Сошлись бетоно-великаны
У святославовых порогов
Пасти железных носорогов
На синих исцеленных водах!
Цветет подсолнечник у входа
В родную хату, и Оксана
Поет душисто и румяно
Про удалого партизана,
Конец же песенки: Кремлю
Я знамя шелком разошью
Алее мака в огородце. —
И улыбается на солнце
Кобзарь-провидец…Днепр заржал
И гонит полноводный вал
На зависть черному поморью!
Оксана, пой вишневой зорью,
И тополь сватайся за хату,
Тарас Николе, как собрату,
Ковыльную вверяет кобзу! —
И с жемчугом карельским розу
Подносит бахарь Украине!
О, Кремль, тебе на Сахалине
Узорит сказку орочен!
Лишь я, как буйвол, запряжен
В арбу с обломками Рассеи,
Натруживал гагарьи шеи,
С татарскою насечкой шлеи,
Ясачным дедовским напевом.
Но вот с вершин дохнуло гневом,
Зловеще коршун прокричал,
И в ледяных зубах обвал,
Как барс трусливого ягненка,
Меня помчал, где ливней гонка
И филин ухает спросонка,
Кровавит рысь лосихе вымя,
И пал я в глухомань в Нарыме!
И изблевал я желчь свою,
Зрачки расширил, как озера,
Увидя взломщика и вора
В лукавом сердце, и ладью
С охотничьей тунгусской клятвой,
Прошив упорной мысли дратвой
И, песню парусом напружив,
На лов невиданных жемчужин
Плыву во льды путем моржовым,
Чтобы, как чайка, юным словом,
Лесою и веслом еловым
Покрыть коварную вину!
Как лосось мерит глубину,
Лучами плавники топыря,
Чтобы лунеть в подводном мире
И наглотаться перлов вволю,
Так я, удобрив сердце болью
И взборонив его слезами,
Отверженным, в жестоком сраме,
По-рыбьи мерю сам себя
И только образом Кремля
Смываю совести проказы
И ведаю, что осень вязу
Узорит золотом не саван,
А плащ, где подвиги и слава
Чтоб встретить грудью злую зиму!
Я укоризною Нарыму
Зенков остяцких не палю
И зверобойному копью
Медведем бурым сердце ставлю:
Убей, и дымною проталью
Пусть побредет сиротка муза
Наплакать в земляничный кузов
Слезинок, как осиный нектар! —
Ее удочерит не секта,
Не старый ладожский дьячок,
А в переплеск зурны восток
И запад в мрамор с бронзой тяжкой!..
В луга с пониклою ромашкой
Рязанской ливенкой с размашкой,
Ты не зови меня, Есенин!
Твой призрак морочно-весенний
Над омутом вербой сизеет
С веревкой лунною на шее,
Что убегает рябью в глуби,
И водяник ветлу голубит,
О корни бороду косматя!
Медведю о загиблом брате
Поплакать в лапу не зазорно,
Но он влюбился в гул озерный
И в кедровый вершинный рог,
И, чуя, как дымится мох,
Теплеют яйца под тетеркой,
Увидел за октябрьской зорькой
Не лунный омут, где верба,
А льдистую громаду лба
В зубцах от молний мысли гордой,
И с той поры поклялся твердо
Сменить просонки на букварь,
Где киноварь, смолы янтарь,
Брусничный цвет и мох олений
Повыпряли, как пряжу Л-е-н-и-н.
За ними старому медведю,
На свежем буквенном прогале
Строка торжественная С-т-а-л-и-н
Сверкнула золотом и медью,
Потом через плетень калиной
Румяно свесилось К-а-л-и-н-и-н, —
Целовано тверским закатом.
И великанов — кедров братом,
Оборонительным булатом
Взыграло слово В-о-р-о-ш-и-л-о-в,
И буйный ливень из бериллов
Нечислимой рабочей силой!
Не снился вербе сизокрылой
Букварь волшебный, потому
Глядеться ей дуплом во тьму,
Роняя в лунный ковш барашки!
Прости малиновой рубашке
И костромскому лапотку,
Как на отлете кулику,
Кувшинке-нянюшке болотной —
Тебе ли поминать охотно,
Ветла плакучая Рязани?!
— Смешного дуралея — в сани
Впрягли, и твой Сорокоуст
Блинами паюсными пуст,
И сам ты под бирючий вой
Пленен старухой костяной, —
Она в кладбищенской землянке
Сшивает саван в позаранки…
Но мимо! Зеркало Советов,
Как хризопраз, тысячегранно, —
Вот рощей утренней румяной
Звенит и плещет Сад Поэтов
И водопадом самоцветов
Поит искусства терпкий корень!
Васильев — перекати-море
И по колено, и по холку,
В чьей песне по Тибета шелку
Аукает игла казачки,
Иртыш по Дону правит плачки,
И капает вишневым соком
Лихая сабля, ненароком
Окунута в живую печень.
Домашний, с ароматом печи,
Когда на расстегай малинный
Летит в оконце рой пчелиный,
И крылья опаляет медом, —
Клычков! Пытливым пешеходом
Он мерит тракт и у столба,
Где побирушкою судьба
Уселась с ложкою над тюрей,
Поет одетые в лазури
Тверские скудные поля!
Но не ячменного комля —
Поджарого жильца разрухи
Дождались бабки, молодухи;
И Маяковский бил засухи,
Кротовьи будни, брюки в клетку,
Чтобы родную пятилетку
Рядить в стальное ожерелье…
Прокофьев правит новоселье,
Дубком сутулым раскорячась,
Баян от Ладоги до Лаче
Напружа парусом сиговьим!
И над кумачным изголовьем,
С еловой веткою за рамой,
Ему сияет лоб упрямый
Любимого из всех любимых!
Шиповником, повитым в дымы,
Ахмет Смоликов, шипы
Остря на правила толпы,
На вкусы в хаки и во фраке,
Наган, гитару, Нагасаки
В певучей короб уместя, —
Комунны кровное дитя!
Октябрьских листьев кипень слыша,
Терновник иглами колышет,
Кичливо сторонясь жасмина,
Он золотится, где руина
И плющ влюбленный по пилястру,
У них цветы гостят почасту, —
Пион горящий, львиный зев,
Пунцовый клеверный посев,
И мята с пышным табаком —
И Мандельштама старый дом,
Но драгоценны окон ставни
И дверь арабской филиграни,
От камелька жасминный дым!
Рождественский — осенний Крым,
Лоза лиловая и вдовья!
И Пастернак — трава воловья,
По-лермонтовски кипарис
С утеса загляделся вниз,
Где демон кровянит крыло
О зубья скал, и за весло
Рукой костлявою Харон
Берется, чтобы детский сон
На даче, под июльский ливень,
Перевезти в Багдад иль к Сиве,
Или в тетрадь, где черный мол
Качает месяца оскол!
Вот дерево — пакетом синим,
С приказом взять иль умереть,
Железный ствол и листьев медь
Чужды перестроенью линий,
И тянут лагерной кислинкой!
Ночной разведочной тропинкой
Змеится корень в колкий кремень,
Меж тем как мукомолом время
Ссыпает в ларь Орду и Брагу, —
То Тихонов!..(То-ти, то-ти! —
Часы зовут, чтобы идти).
Чу! Безыменский — ярый граб,
Что в поединке не ослаб
С косматым зубром-листодером! —
Дымится сук, и красным хором
На нем уселися фазаны,
Чтобы гореть и клёктом рьяным
Глушить дроздов, их скрип обозный;
Меж тем в дупле петух колхозный,
Склевав амбар пшеничной нови,
Как сторож трубит в рог коровий,
Что молод мир и буйны яри,
Что Волховстрой румянец карий
Не зажелтит и во сто лет!
Мое перо прости, поэт, —
Оно совиное и рябо;
Виденьем петуха и граба
Я не по чину разузорен! —
Кому ж рубин? Вот Павел Корин,
Лишь петухом исповедим,
Когда он плещет в зарь и в дым,
И, радугу, связав охвостьем,
Полмира зазывает в гости
С кудрявым солнцем заодно,
И простирая полотно
Немеренного ку-ка-ре-ку,
Сулит дрозду и человеку
Пир красок, водопады зерен —
Их намолол по звезды Корин,
И, как дитя любуясь раем,
Стал пировать и княжить баем!
Его кибитку Кончаловский
Словил мережею бесовской,
Тому уж будет двадцать пять,
И в кошмы кисти окунул,
Как лось рога в лесную гать. —
Не потому ль сосновый гул
От нестареющих полотен,
И живописец пчелкой в соте
Живет в сердцах и сладко жалит?!
Его палитра в пестрой шали
Проходит поступью Фатимы
Строительством, где брезжат Римы
За пляской балок и стропил,
Прекрасная и, златокрыл,
Над нею веет гений века!..
Кто прОсини и умбры реки,
Как зори пролил в пятилетку,
И в ярославскую беседку,
Где клен и хмель ползет по рамам,
За сусло Гаагу с Амстердамом
Старинной дружбой усадил?
Ты, Яковлев! Чьей кисти пыл
Голландию с любовью детской,
Тюльпан в цветник замоскворецкий,
Пересадил гераням кумом! —
Она глядит на нас упрямо,
С ревнивой тучкой меж бровей,
Свидетелем грозовых дней,
И буйных ливней на новины!..
Лесной ручей в серьгах калины,
Пчела в гостях у резеды,
Луч у подснежной борозды
На золотистых посиделках.