Как я подолгу слушал этот шум,
Когда во мгле горел закатный пламень!
Во мгле, по холмам суровым...
Когда заря
Смеркается и брезжит.
Когда за окном потемнело...
В черной бездне
Большая Медведица
Так сверкает!..
Николай Рубцов. Заметки о жизни и творчестве поэта Звезда полей во мгле заледенелой...
Когда душе моей Сойдет успокоенье С высоких, после гроз,
Немеркнущих небес...
Когда заря, светясь по сосняку,
Горит, горит, и лес уже не дремлет...
В полях сверкало. Близилась гроза.
Мороз над звездочками светлыми...
Когда стою во мгле,
Душе покоя нет...
Кто-то стонет на темном кладбище...
Над горной долиной — мерцанье.
Над горной долиной — светло.
Он шел против снега во мраке...
Слава тебе, поднебесный Радостный краткий покой...
Я забыл, что такое любовь,
И под лунным над городом светом...
Вода недвижнее стекла.
И в глубине ее светло...
И т. д.
Итак, поэтический мир Николая Рубцова буквально переполнен световыми деталями. Невозможно предположить, что это произошло случайно. Подчас стихия света нагнетается с такой интенсивностью, которая свидетельствует об осознанной воле поэта:
...Светлыми звездами нежно украшена Тихая зимняя ночь.
Светятся тихие, светятся чудные...
...И озаряемый луною,
Светился тихо край родной.
Светился сад, светилось поле...
...Светит лампа в избе укромной,
Освещая осенний мрак...
...Меж тем рассветало.
И вдруг, озаряя ухабы,
Взлетел раскаленный,
Светящийся солнечный шар...
Светлый покой опустился с небес И посетил мою душу!
Светлый покой, простираясь окрест,
Воды объемлет и сушу...
О, этот светлый покой-чародей!..
С другой стороны, в стихах нередки подобные же нагнетания тьмы, отсутствия света, так сказать, нуль света:
...Ночь придет — родимая окрестность,
Словно в омут, канет в темноту.
Темнота, забытость, неизвестность...
Печальная Вологда дремлет На темной печальной земле,
И люди окраины древней Тревожно проходят во мгле...
И сдержанный говор печален На темном печальном крыльце...
На темном разъезде разлуки И в темном прощальном авто...
...И, поднимаясь в гаснущей дали,
Весь ужас ночи прямо за окошком Как будто встанет вдруг из-под земли!
И так тревожно в час перед набегом Кромешной тьмы без жизни и следа...
...И эта ночь со слякотью и тьмою,
И горький запах слякоти и тьмы...
Но в то же время было бы совершенно неправильно видеть в этом обилии или даже засилье световой стихии результат некоего сознательного задания. Необходимо строго различать осознанный «прием» и целеустремленную, но лишенную всякой нарочитости творческую волю поэта. В целом стихия света в поэтическом мире Николая Рубцова есть порождение творческой воли, а вовсе не произвольная прихоть.
Стихия света выступает как воплощение наиболее глубокой сути рубцовской поэзии, притом как одно из основных, если не самое основное воплощение этой сути.
Уже говорилось, что поэзия Рубцова раскрывает то единство человека и мира, которое «невыразимо» на обычном языке. Стихия света как раз и является своего рода осуществлением этого единства, тем «материалом», или, если угодно, «языком», в котором свободно, органически и равноправно сливаются «голоса» мира и человеческой души.
Стихия света уже сама по себе есть нечто такое, что в равной мере свойственно миру и человеческому духу. И слово «свет» обозначает душевное состояние столь же естественно, как и состояние мира. В поэзии Рубцова, например: Я вспоминаю, сердцем посветлев... Душа, излучавшая свет... С душою светлою, как луч... Светлеет грусть... И вот явилось просветленъе моих простых вечерних дум... От прежних чувств остался, охладев, спокойный свет...
Свет души свободно связывается со светом мира или даже переходит в него (и обратно):
...Надежды, скрытые в душе,
Светло восходят в день цветущий...
Светлый покой опустился с небес И посетил мою душу!..
...Звездный небосвод Полон светлых дум...
...И всей душой, которую не жаль Всю потопить в таинственном и милом. Овладевает светлая печаль,
Как лунный свет овладевает миром...
(Здесь «светлая печаль» — своего рода синоним «лунного света».)
...Вдруг вспыхнут все огни эфира,
И льется в душу свет с небес...
Однако такое прямое, открытое соотнесение света мира и света души не очень характерно для поэзии Рубцова. Для нее типичны сложные и тонкие связи «внешнего» и «внутреннего» света, и в конечном счете эти связи есть повсюду. Свет всегда объединяет, сливает воедино мир и человеческую душу, стирая границу между ними.
Это обусловлено, в частности, тем, что свет в поэтическом мире Николая Рубцова предстает как необычайно гибкая, богатая движением и оттенками, полная жизни стихия. И это наиболее существенно.
До сих пор я стремился показать, какую большую роль играет свет в поэзии Рубцова. Но само по себе это еще ничего не говорит об ее достоинствах, об ее художественной ценности. Любой версификатор способен перенасытить свои стихи световыми деталями. Важно не то, что в рубцовских стихах много света, но то, что свет выступает как живая, проникнутая смыслом поэтическая реальность.
Очень многообразны оттенки и, так сказать, градации света в поэзии Рубцова, что отчетливо видно, например, в его световых эпитетах: 1) пламенный, раскаленный, огненный, огнистый, горящий, лучистый, излучающий, светящийся, озаряемый, сияющий, яркий, ясный; 2) мерцающий, зыбкий, туманный, пасмурный, тусклый, гаснущий, смутный, расплывчатый, мглистый, мутный, сумрачный, хмурый, поблекший; 3) потемневший, мрачный, померкший, погаснувший, беспросветный, кромешный и многие другие.
Но дело не столько в многообразии, сколько в подвижности, гибкости этой световой гаммы, создающей живую жизнь света. Свет создает глубину поэтического мира. Цвет, например, предстает как поверхность, плоскость, которая непроницаема; между тем световой образ ведет взгляд вглубь, у него есть третье измерение. Наконец, свет в поэзии Николая Рубцова воспринимается не только в зрительном плане; он воспринимается как бы всем существом.
Все это определяет непосредственную эстетическую ценность стихии света в поэтическом мире Николая Рубцова. Кстати сказать, свет прямо осознается как ценность во многих стихах — ценность одновременно и эстетическая, и нравственная.
Стихи о старике — своего рода носителе идеи добра — заканчиваются так:
...Идет себе в простой одежде С душою светлою, как луч.
Той же нотой завершаются стихи о «русском огоньке», чей «тихий свет» является как спасение:
...С доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле, и нет тебе покоя.
Характерны и строки о том времени, когда
...Чингисхана сумрачная тень
Над целым миром солнце затмевала,
И черный дым летел за перевалы,
К стоянкам светлых русских деревень...
Или такие строки:
...И страшно немного Без света, без друга...
И, наконец, особенно содержательный образ:
...Когда душе моей Земная веет святость И полная река Несет небесный свет...
Свет в поэзии Николая Рубцова — это душа мира и в то же время истинное содержание человеческой души, «святое» в ней. В стихии света мир и человеческая душа обретают единство, говорят на одном «языке».
Мне могут возразить, что контраст света и тьмы и их ценностное соотношение извечно существует в народном сознании, и Николай Рубцов, так сказать, не открыл здесь ничего нового. Да, поэт действительно исходит из народного мироощущения. Но он дал древней идее света новое и вполне своеобразное, глубоко личностное бытие.
Стихия света в его поэзии предстает как поэтическая реальность, в которой совершается сложная, многогранная и в то же время единая жизнь. Эта жизнь воспринимается не только, так сказать, зрительно, но и всей целостностью нашего восприятия, ибо в стихии света преодолевается граница мира и души, свет непосредственно переходит, переливается из мира в душу и обратно.
Стихия света создает ту внутреннюю, глубинную музыкальность рубцовской поэзии, которая, как уже говорилось, по-настоящему роднит ее с искусством музыки. Стихотворный ритм и звуковая стройность лишь подкрепляют, поддерживают живущую в глубине музыку поэзии Николая Рубцова, музыку, которая отчетливо слышна, скажем, в этих вот просквоженных стихией света строфах:
Летят журавли высоко Под куполом светлых небес,
И лодка, шурша осокой,
Плывет по каналу в лес.
И холодно так, и чисто,
И светлый канал волнист,
И с дерева с легким свистом Слетает прохладный лист...
И словно душа простая Проносится в мире чудес,
Как птиц одиноких стая Под куполом светлых небес...
Слово «светлый», вспыхивающее в каждой строфе, — это только открытые проявления световой стихии, которые побуждают «светиться» все остальное (так, несомненный оттенок светового смысла получают здесь не только дважды повторенные слова «купол небес», но и «высоко», «чисто», «душа простая» и даже «холодно», «волнист», «легкий», «прохладный», «проносится», «птиц одиноких стая» и т. д.).
Мы говорим об эстетической (и вместе с тем, конечно, нравственной) ценности света в поэзии Николая Рубцова. Но стихия света имеет в ней еще и художественно-образную ценность. Из света созидается своеобразный предметно-чувственный мир рубцовской поэзии.
Поэзия Рубцова сравнима не с живописью, а с графикой. Она, так сказать, «черно-белая», и не случайно слова «черный» и «белый» употребляются в ней значительно чаще, чем обозначения других красок («синий», «красный», «зеленый» и т. п.). Это, собственно, и не краски, а крайние точки светотеневой гаммы. Ту же роль играет и слово «серый», встречающееся, впрочем, редко:
Много серой воды, много серого неба...