не могу я... — Верность Отчизне
силы придаст Тем, кто слабеет в штормы,
Всем, кто уйдет
выполнять приказ,
Срочно
отдав швартовы!
Портовая ночь
На снегу, как тюлени,
Лежат валуны,
Чайки плещутся в пене Набежавшей волны. Порт в ночи затихает,
Все закончили труд, Огоньками мигает
Их домашний уют... Вдруг вода загрохочет У бортов кораблей, Забурлит, заклокочет,
Как в кипящем котле.
И под шум стоголосый, Пробуждаясь, опять Будут жены матросов
Свет в домах зажигать. Будет снова тревожен Их полночный уют,
И взволнованно тоже
Дети к окнам прильнут.
Знать, поэтому шквалам, Нагоняющим жуть,
К заметеленным скалам Корабли не свернуть.
В ДОЗОРЕ
Визирщики
пощады не давали
Своим
молящим отдыха
глазам,
Акустиков, мы знали, сон не свалит!.. ...В пути
никто
не повстречался нам. Одни лишь волны
буйно
под ветрами
Со всех сторон —
куда ни погляди —
Ходили,
словно мускулы,
буграми
По океанской
выпуклой груди.
И быть беспечным
просто невозможно
Среди морских
загадочных дорог,
В дозоре путь
бывает
бестревожным,
Но не бывает
думы
без тревог!
Встреча
Ветер зарю полощет В теплой воде озер...
Привет вам, луга и рощи,
И темный сосновый бор,
И первых зарниц сверканье,
И призрачный мрак полей С нетерпеливым ржаньем Стреноженных лошадей!..
Вот трактор прибавил газу, Врезая в дорогу след.
Мне тракторист чумазый Машет рукой: «Привет!» Мычащее важное стадо Бредет луговиной в лес.
И сердце до боли радо Покою родимых мест. Невольно вспомнилось море.
И я, отпускник-матрос, Горжусь, что в морском дозоре Бдительно вахту нес!
* * *
Дышу натруженно,
как помпа!
Как никому не нужный груз,
Лежу на койке, будто бомба, —
Не подходите! Я взорвусь!
Ах, если б в гости пригласили, Хотя б на миг, случайно пусть,
В чудесный дом, где кот Василий Стихи читает наизусть!
Читает Майкова и Фета,
Читает, рифмами звеня,
Любого доброго поэта,
Любого, только не меня...
Пока я звякаю на лире И дым пускаю в потолок, —
Как соловей, в твоей квартире Зальется весело звонок.
Ты быстро спросишь из-за двери, Оставив массу важных дел:
— Кого?
— Марину.
— Кто там?
— Эрик.
— Ой, мама! Эрик прилетел!
Покрытый пылью снеговою,
С большим волнением в крови,
Он у тебя над головою Произнесет слова любви!
Ура! Он лучший в целом мире! Сомненья не было и нет...
И будет бал в твоей квартире, Вино, и музыка, и свет.
Пусть будет так!
Твой дом прекрасен.
Пусть будет в нем привычный лад... Поэт нисколько не опасен.
Пока его не разозлят.
Сестра
Наш корабль с заданием В море уходил.
Я ж некстати в госпиталь Угодил!
Разлучась с просторами Всех морей и скал,
Сразу койку белую Ненавидеть стал.
Думал,.
Грусть внезапную Как бы укротить?
Свой недуг мучительный Чем укоротить?
— Жизнь! — Иронизировал, —
Хоть кричи «ура»! —
Но в палату шумную Вдруг вошла сестра.
— Это вы бунтуете? —
В голосе укор.
Ласковей добавила:
— Сделаем укол.
Думал я о чуткости Рук, державших шприц, И не боли —
Радости
Не было границ...
ВСПОМНИЛОСЬ МОРЕ
Крыша. Над крышей луна. Пруд. Над прудом бузина. Тихо. И в тишине Вспомнилось море мне. Здесь бестревожно.
А там,
В хмуром дозоре ночном. Может, сейчас морякам Сыгран внезапный подъем. Тополь. Ограда. Скамья. Пташек неровный полет... Скоро из отпуска я Снова уеду на флот.
Я расскажу, как у нас Дружным звеном из ворот С радостью в утренний час В поле выходит народ.
Я в чистоте берегу Гордое званье «матрос»,
Я разлюбить не смогу Край, где родился и рос.
Крыша. Над крышей луна. Пруд. Над прудом бузина... С детства нам дорог такой Родины светлый покой.
Жизнь — океан, волнуемый
скорбями,
Но ты всегда не робкий был
пловец,
Ты скован был вселенскими
цепями,
Но лучших чувств ты был всегда
певец!
Пусть бьют ключом шампанское и
старка!
Я верю в то — ты мне
не прекословь! — Что нет на свете лучшего
подарка,
Чем в день рожденья
общая любовь!
Начало любви
Помню ясно,
Как вечером летним Шел моряк по деревне —
и вот
Первый раз мы увидели ленту С гордой надписью «Северный флот».
Словно бурями с моря
пахнуло,
А не запахом хлеба с полей,
Как магнитом к нему потянуло, Кто-то крикнул:
«Догоним скорей».
И когда перед ним появились Мы, взметнувшие пыль с большака, Нежным блеском глаза осветились На суровом лице моряка.
Среди шумной ватаги ребячьей, Будто с нами знакомый давно,
Он про море рассказывать начал,
У колодца присев на бревно.
Он был весел и прост в разговоре, Руку нам протянул: «Ну пока!»
...Я влюбился в далекое море, Первый раз повстречав моряка!
Письмо
Дорогая! Любимая! Где ты теперь?
Что с тобой? Почему ты не пишешь? Телеграммы не шлешь... Оттого лишь — поверь, Провода приуныли над крышей.
Оттого лишь, поверь, не бывало и дня Без тоски, не бывало и ночи!
Неужели — откликнись — забыла меня?
Я люблю, я люблю тебя очень!
Как мне хочется крикнуть: «Поверь мне! Поверь!» Но боюсь: ты меня не услышишь...
Дорогая! Любимая! Где ты теперь?
Что с тобой? Почему ты не пишешь?
* * *
т. с.
Или в жизнь ворвалась вьюга, Нежность чувств развеяв в дым, Иль забудем друг про друга Я с другой,
а ты — с другим? Сочинять немного чести.
Но хотел бы я мельком Посидеть с тобою вместе На скамье под деревцом,
И обнять тебя до боли,
Сильной грусти не стыдясь.
Так, чтоб слезы поневоле Из твоих катились глаз.
Я ТЕБЯ ЦЕЛОВАЛ
Я тебя целовал сквозь слезы. Только ты не видела слез, Потому что сырой и темной Была осенняя ночь.
По земле проносились листья,
А по морю — за штормом шторм, Эти листья тебе остались,
Эти штормы достались мне.
Широко, отрешенно, грозно Бились волны со всех сторон,
Но порой затихало море И светилась заря во мгле.
Я подумал, что часто к морю Ты приходишь и ждешь меня,
И от этой счастливой мысли Будто солнце в душе зажглось!
Пусть тебе штормовые стоны Выражают мою печаль,
А надежду мою и верность Выражает заря во мгле...
Ты С КОРАБЛЕМ ПРОЩАЛАСЬ...
С улыбкой на лице и со слезами Осталась ты на пристани морской,
И снова шторм играет парусами И всей моей любовью и тоской!
Я уношусь куда-то в мирозданье,
Я зарываюсь в бурю, как баклан, —
За вечный стон, за вечное рыданье Я полюбил жестокий океан.
Я полюбил чужой полярный город И вновь к нему из странствия вернусь За то, что он испытывает холод,
За то, что он испытывает грусть,
За то, что он наполнен голосами.
За то, что там к печали и добру С улыбкой на лице и со слезами Ты с кораблем прощалась на ветру...
Березы
Я люблю, когда шумят березы,
Когда листья падают с берез.
Слушаю — и набегают слезы На глаза, отвыкшие от слез.
Все очнется в памяти невольно, Отзовется в сердце и в крови.
Станет как-то радостно и больно, Будто кто-то шепчет о любви.
Только чаще побеждает проза,
Словно дунет ветер хмурых дней.
Ведь шумит такая же береза Над могилой матери моей.
На войне отца убила пуля,
А у нас в деревне у оград С ветром и с дождем шумел, как улей, Вот такой же поздний листопад...
Русь моя, люблю твои березы!
С первых лет я с ними жил и рос. Потому и набегают слезы На глаза, отвыкшие от слез...
$ * *
Не подберу сейчас такого слова,
Чтоб стало ясным все в один момент. Но не забуду Кольку Белякова И Колькин музыкальный инструмент.
Сурова жизнь. Сильны ее удары,
И я люблю, когда взгрустнется вдруг, Подолгу слушать музыку гитары,
В которой полон смысла каждый звук.
Когда-то я мечтал под темным дубом, Что невеселым мыслям есть конец, Что я не буду с девушками грубым И пьянствовать не стану, как отец.
Мечты, мечты... А в жизни все иначе. Нельзя никак прожить без кабаков.
И если я спрошу: «Что это значит?» — Мне даст ответ лишь Колька Беляков.
И пусть сейчас не подберу я слова.
Но я найду его в другой момент,
Чтоб рассказать про Кольку Белякова И про его чудесный инструмент.
Воспоминание
Помню, луна смотрела в окно. Роса блестела на ветке.
Помню, мы брали в ларьке вино И после пили в беседке.
Ты говорил, что покинешь дом, Что жизнь у тебя в тумане, Словно в прошлом, играл потом «Вальс цветов» на баяне.
Помню я дождь и грязь на дворе, Вечер темный, беззвездный, Собака лаяла в конуре И глухо шумели сосны...
Пос. Приютино, 1957
О СОБАКАХ
Не могу я Видеть без грусти Ежедневных
собачьих драк, — В этом маленьком Захолустье Поразительно много
собак!
Есть мордастые —
Всякой масти!
Есть поджарые —
Всех тонов!
Только тронь —
Разорвут на части Иль оставят вмиг Без штанов.
Говорю о том Не для смеху,
Я однажды Подумал так:
«Да! Собака —
Друг человеку Одному...
А другому — враг...» Пос. Приютино, 1957
* * *
Снуют. Считают рублики. Спешат в свои дома.
И нету дела публике, что я схожу с ума!
Не знаю, чем он кончится — запутавшийся путь, но так порою хочется ножом...
куда-нибудь!
Пос. Приютино, 1957
Экспромт
Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе, Потом еще на чем-то вроде, Потом верхом, потом пешком Пройду по волоку с мешком — И буду жить в своем народе!
Приютит, 1957