* * *
Поэт перед смертью
сквозь тайные слезы жалеет совсем не о том, что скоро завянут надгробные розы и люди забудут о нем, что память о нем —
по желанью живущих — не выльется в мрамор и медь...
Но горько поэту,
что в мире цветущем
ему
после смерти
не петь...
Пос. Приютит, 1957
* * *
я. и.
Ты хорошая очень — знаю.
Я тебе никогда не лгу. Почему-то только скрываю,
Что любить тебя не могу. Слишком сильно любил другую, Слишком верил ей много дней. И когда я тебя целую, Вспоминаю всегда о ней...
<1957>
О ПРИРОДЕ
Если б деревья и ветер,
который шумит в деревьях,
Если б цветы и месяц,
который светит цветам, — Все вдруг ушло из жизни,
остались бы только люди,
Я и при коммунизме
не согласился б жить!
1957
Морские выходки
(По мотивам Д. Гурамишвили)
Я жил в гостях у брата.
Пока велись деньжата,
все было хорошо.
Когда мне стало туго — не оказалось друга,
который бы помог...
Пришел я с просьбой к брату.
Но брат свою зарплату
еще не получил.
Не стал я ждать получку.
Уехал на толкучку
и продал брюки-клеш.
Купил в буфете водку и сразу вылил в глотку
стакана полтора.
Потом, в другом буфете — дружка случайно встретил
и выпил с ним еще... Сквозь шум трамвайных станций я укатил на танцы
и был ошеломлен:
на сумасшедшем круге сменяли буги-вуги
ужасный рок-н-ролл!
Сперва в толпе столичной я вел себя прилично,
а после поднял шум:
в танцующей ватаге какому-то стиляге
ударил между глаз!
И при фонарном свете очнулся я в кювете
с поломанным ребром...
На лбу болела шишка, и я подумал: — Крышка!
Не буду больше пить!..
Но время пролетело.
Поют душа и тело,
я полон новых сил!
Хочу толкнуть за гроши вторые брюки-клеши,
в которых я хожу.
Пос. Приютино, 1957
Северная береза
Есть на севере береза,
Что стоит среди камней. Побелели от мороза Ветви черные на ней.
На морские перекрестки В голубой дрожащей мгле Смотрит пристально березка, Чуть качаясь на скале.
Так ей хочется «Счастливо!» Прошептать судам вослед.
Но в просторе молчаливом Кораблей все нет и нет... Спят морские перекрестки, Лишь прибой гремит во мгле. Грустно маленькой березке На обветренной скале.
1957
Пой, ТОВАРИЩ...
Пой нашу песню, пой, Славный товарищ мой. Снова душа поет,
Если идти в поход.
Пой, мой товарищ, пой!
Короток наш досуг.
Нету тревог... А вдруг? Будь начеку, моряк,
Знай, что не дремлет враг. Короток наш досуг.
Сердце не тронет грусть. Служба сурова? Пусть!
Если моряк поет,
Если он любит флот, Сердце не тронет грусть.
Пой нашу песню, пой, Славный товарищ мой. Если душа поет,
Значит, идем в поход!
Пой, мой товарищ, пой!
Сквозь ветра поющий полет И волн громовые овации Корабль моей жизни плывет По курсу
к демобилизации.
Всю жизнь не забудется флот,
И вы, корабельные кубрики,
И море, где служба идет
Под флагом Советской Республики...
Но близок тот час, когда я Сойду с электрички на станции. Продолжится юность моя В аллеях с цветами и танцами.
В труде и средь каменных груд,
В столовых, где цены уменьшены.
И пиво на стол подают Простые красивые женщины.
Все в явь золотую войдет,
Чем ночи матросские грезили... Корабль моей жизни плывет По морю любви и поэзии.
На родине
Загородил мою дорогу Грузовика широкий зад.
И я подумал: слава Богу, —
Село не то, что год назад!
Теперь в полях везде машины.
И не видать худых кобыл.
Один лишь древний дух крушины Все так же горек, как и был.
Да, я подумал: «Слава Богу!»
Но Бог-то тут при чем опять?
Уж нам пора бы понемногу От мистицизма отвыкать.
Давно в гробу цари и боги!
И дело в том — наверняка —
Что с треском нынче демагоги Летят из Главков и ЦэКа!
Пос. Невская Дубровка, 1959
Праздник в поселке
Сколько водки выпито! Сколько стекол выбито! Сколько средств закошено! Сколько женщин брошено! Где-то дети плакали... Где-то финки звякали...
Эх, сивуха сивая!..
Жизнь была... красивая!
Пос. Невская Дубровка, 1959
Утро на море 1
Как хорошо! Ты посмотри!
В ущелье белый пар клубится,
На крыльях носят свет зари Перелетающие птицы.
Соединясь в живой узор,
Бежит по морю рябь от ветра, Калейдоскопом брызг и света Сверкает моря горизонт.
Вчера там солнце утонуло,
Сегодня выплыло — и вдруг,
Гляди, нам снова протянуло Лучи, как сотни добрых рук.
2
Проснись с утра,
со свежестью во взоре Навстречу морю окна отвори!
Взгляни туда, где в ветреном просторе Играют волны в отблесках зари.
Пусть не заметишь в море перемены, Но ты поймешь, что празднично оно.
Бурлит прибой под шапкой белой пены, Как дорогое красное вино!
А на скале, у самого обрыва,
Роняя в море призрачную тень,
Так и застыл в восторге молчаливом Настороженный северный олень.
Заря в разгаре —
как она прекрасна!
И там, где парус реет над волной, Встречая день, мечтательно и страстно Поет о счастье голос молодой!
<1960>
Добрый Филя
Я запомнил, как диво,
Тот лесной хуторок, Задремавший счастливо
Меж звериных дорог...
Там в избе деревянной,
Без претензий и льгот, Так, без газа, без ванной,
Добрый Филя живет.
Филя любит скотину,
Ест любую еду,
Филя ходит в долину,
Филя дует в дуду!
Мир такой справедливый,
Даже нечего крыть... — Филя! Что молчаливый?
— А о чем говорить?
1960
Видения на холме
Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола! И вдруг картины грозного раздора Я в этот миг увижу наяву.
Пустынный свет на звездных берегах И вереницы птиц твоих, Россия, Затмит на миг В крови и в жемчугах Тупой башмак скуластого Батыя...
Россия, Русь — куда я ни взгляну...
За все твои страдания и битвы Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погосты и молитвы, Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шепот ив у омутной воды,
Люблю навек, до вечного покоя... Россия, Русь! Храни себя, храни! Смотри, опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времен татары и монголы.
Они несут на флагах черный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов
в окрестностях
России.
Кресты, кресты...
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони И вдруг увижу: смирно на лугу Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они — и где-то у осин Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной — бессмертных звезд Руси, Спокойных звезд безбрежное мерцанье...
* * *
Я забыл,
Как лошадь запрягают. И хочу ее Позапрягать,
Хоть они неопытных Лягают
И до смерти могут Залягать.
Не однажды Мне уже досталось От коней,
И рыжих, и гнедых, — Знать не знали,
Что такое жалость, Били в зубы прямо И под дых.
Эх, запряг бы Я сейчас кобылку И возил бы сено, Сколько мог,
А потом
Втыкал бы важно вилку 182
Поросенку Жареному В бок...
Ненастье Погода какая!
С ума сойдешь: снег, ветер и дождь-зараза!
Как буйные слезы, струится дождь по скулам железного Газа.
Как резко звенел
в телефонном мирке твой голос, опасный подвохом!
Вот трубка вздохнула в моей руке осмысленно-тяжким вздохом и вдруг онемела с раскрытым ртом... Конечно, не провод лопнул!
Я дверь автомата открыл пинком и снова
пинком
захлопнул!..
И вот я сижу и зубрю дарвинизм, и вот в результате зубрежки — внимательно ем
молодой организм какой-то копченой рыбешки...
Что делать?
Ведь ножик в себя не вонжу, и жизнь продолжается, значит.
На памятник Газа в окно гляжу: железный!
А все-таки... плачет.
Утро утраты
Человек не рыдал, не метался В это смутное утро утраты,
Лишь ограду встряхнуть попытался, Ухватившись за колья ограды...
Вот прошел он. Вот в черном затоне Отразился рубашкою белой,
Вот трамвай, тормозя, затрезвонил, Крик водителя: — Жить надоело?!
Было шумно, а он и не слышал. Может, слушал, но слышал едва ли, Как железо гремело на крышах,
Как железки машин грохотали.
Вот пришел он. Вот взял он гитару. Вот по струнам ударил устало.
Вот запел про царицу Тамару И про башню в теснине Дарьяла.
Вот и всё... А ограда стояла.
Тяжки копья чугунной ограды.
Было утро дождя и металла,
Было смутное утро утраты...
ЛЕВИТАН
(По мотивам картины «Вечерний звон»)
В глаза бревенчатым лачугам Глядит алеющая мгла,
Над колокольчиковым лугом Собор звонит в колокола!
Звон заокольный и окольный, У окон, около колонн, —
Я слышу звон и колокольный, И колокольчиковый звон.
И колокольцем каждым в душу До новых радостей и сил Твои луга звонят не глуше Колоколов твоей Руси...
1960
РАЗЛАД
Мы встретились У мельничной запруды, И я ей сразу Прямо все сказал!
— Кому, — сказал, — Нужны твои причуды? Зачем, — сказал, — Ходила на вокзал?
Она сказала:
— Я не виновата.
— Ответь, — сказал я, — Кто же виноват? —
Она сказала:
— Я встречала брата.
— Ха-ха, — сказал я, — Разве это брат?
В моих мозгах Чего-то не хватало: Махнув на все,
Я начал хохотать.
Я хохотал,
И эхо хохотало,
И грохотала Мельничная гать.
Она сказала:
— Ты чего хохочешь?
— Хочу, — сказал я, —
Вот и хохочу! —
Она сказала:
— Мало ли что хочешь!