Он говорит, что все уходит прочь,
И всякий путь оплакивает ветер,
Что странный бред, похожий на медведя, Его опять преследовал всю ночь,
Он говорит, что мы одних кровей,
И на меня указывает пальцем,
А мне неловко выглядеть страдальцем,
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей.
И думал я: «Какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Слышна все реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?..» Но все они опутаны всерьез Какой-то общей нервною системой: Случайный крик, раздавшись над богемой, Доводит всех до крика и до слез!
И все торчит.
В дверях торчит сосед.
Торчат за ним разбуженные тетки,
Торчат слова,
Торчит бутылка водки,
Торчит в окне бессмысленный рассвет!
Опять стекло оконное в дожде,
Опять туманом тянет и ознобом...
Когда толпа потянется за гробом,
Ведь кто-то скажет: «Он сгорел... в труде».
9 июля 1962
Стоит жара. Летают мухи.
Под знойным небом чахнет сад. У церкви сонные старухи Толкутся, бредят, верещат.
Смотрю угрюмо на калеку, Соображаю, как же так —
Я дать не в силах человеку Ему положенный пятак?
И как же так, что я все реже Волнуюсь, плачу и люблю?
Как будто сам я тоже сплю И в этом сне тревожно брежу...
1962
Памятный случай
В детстве я любил ходить пешком.
У меня не уставали ноги.
Помню, как однажды с вещмешком Весело шагал я по дороге.
По дорогам даже в поздний час Я всегда ходил без опасенья,
С бодрым настроеньем в этот раз Я спешил в далекое селенье...
Но внезапно ветер налетел!
Сразу тьма сгустилась! Страшно стало! Хмурый лес качался и шумел,
И дорогу снегом заметало!
Вижу: что-то черное вдали
Сквозь метель маячит... Нет, не елки!
Ноги будто к месту приросли!
В голове мелькнуло: «Волки, волки!..»
Волки мне мерещились не раз В обгоревших пнях. Один, без друга,
Я дрожал от страха, но тотчас Шел вперед, опомнясь от испуга.
Шел я, спотыкаясь, а метель,
Мне сугроб под ноги наметая,
То вдруг: «У-у-у!» — кричала в темноте, То вдруг: «А-а-а!» — кричала, как живая!
...После все утихло. Рассвело.
Свет зари скользил по белым склонам. Я пришел, измученный, в село.
И друзья спросили удивленно:
— Что случилось? Ты не заболел?
— Ничего, — ответил я устало. —
Просто лес качался и шумел,
И дорогу снегом заметало...
Где веселые девушки наши?
Как играли они у берез На лужке, зеленеющем нежно!
И, поплакав о чем-то всерьез,
Как смеялись они безмятежно!
И цветы мне бросали: «Лови!»
И брожу я, забыт и обижен:
Игры юности, игры любви — Почему я их больше не вижу?
Чей-то смех у заросших плетней, Чей-то говор все тише и тише, Спор гармошек и крики парней — Почему я их больше не слышу?
— Васильки, — говорю, — васильки! Может быть, вы не те, а другие, Безразлично вам, годы какие Провели мы у этой реки?
Ничего не сказали в ответ.
Но как будто чего выражали — Долго, долго смотрели вослед, Провожали меня, провожали...
Пародия
Куда меня, беднягу, завезло!
Таких местов вы сроду не видали!
Я нажимаю тяжко на педали, Въезжая в это дикое село!
А водки нет
в его ларьке убогом,
В его ларьке единственном, косом... О чем скрипишь
передним колесом, Мой ржавый друг?
О, ты скрипишь о многом!..
<1962>
* * *
Мы сваливать
не вправе Вину свою на жизнь. Кто едет,
тот и правит, Поехал, так держись!
Я повода оставил. Смотрю другим вослед. Сам ехал бы
и правил, Да мне дороги нет...
На гуляние
На меду, на браге да на финках Расходились молнии и гром!
И уже красавицы в косынках Неподвижно, словно на картинках, Усидеть не в силах за столом.
Взяли ковш, большой и примитивный: — Выпей с нами, смелая душа! — Атаман, сердитый и активный, Полетит под стол, как реактивный, Сразу после этого ковша.
Будет он в постельной упаковке,
Как младенец, жалобно зевать,
От подушки, судя по сноровке,
Кулаки свои, как двухпудовки,
До утра не сможет оторвать...
И тогда в притихшем сельсовете,
Где баян бахвалится и врет,
Первый раз за множество столетий Все пойдут старательно, как дети, Танцевать невиданный фокстрот. Что-то девки стали заноситься!
Что-то кудри стали завивать!
Но когда погода прояснится, Все увидят: поле колосится!
И начнут частушки запевать...
Осенняя песня
Потонула во тьме отдаленная пристань.
По канаве помчался, эх, осенний поток!
По дороге неслись сумасшедшие листья,
И всю ночь раздавался милицейский свисток.
Я в ту ночь позабыл все хорошие вести,
Все призывы и звоны из Кремлевских ворот. Я в ту ночь полюбил все тюремные песни, Все запретные мысли, весь гонимый народ.
Ну так что же? Пускай рассыпаются листья! Пусть на город нагрянет затаившийся снег! На тревожной земле, в этом городе мглистом Я по-прежнему добрый, неплохой человек.
А последние листья вдоль по улице гулкой Все неслись и неслись, выбиваясь из сил.
На меня надвигалась темнота закоулков,
И архангельский дождик на меня моросил...
1962
* * *
Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны, Неведомый сын удивительных вольных племен! Как прежде скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времен...
Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность,
И сам председатель плясал, выбиваясь из сил,
И требовал выпить за доблесть в труде и за честность, И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил!
И быстро, как ласточки, мчался я в майском костюме На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке,
А мимо неслись в торопливом немолкнущем шуме Весенние воды, и бревна неслись по реке...
Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно Во мгле над обрывом безвестные ивы мои! Пустынно мерцает померкшая звездная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели.
И храм старины, удивительный, белоколонный, Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, — Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской
короны,
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых
церквей!..
О сельские виды! О дивное счастье родиться В лугах, словно ангел, под куполом синих небес! Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица, Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!
Боюсь, что над нами не будет таинственной силы, Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом, Что, все понимая, без грусти пойду до могилы... Отчизна и воля — останься, мое божество!
Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды! Останься, как сказка, веселье воскресных ночей! Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы Старинной короной своих восходящих лучей!..
Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье И тайные сны неподвижных больших деревень. Никто меж полей не услышит глухое скаканье, Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень.
И только, страдая, израненный бывший десантник Расскажет в бреду удивленной старухе своей,
Что ночью промчался какой-то таинственный
всадник,
Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей...
* * *
Сапоги мои — скрип да скрип Под березою,
Сапоги мои — скрип да скрип Под осиною,
И под каждой березой — гриб, Подберезовик,
И под каждой осиной — гриб, Подосиновик!
Знаешь, ведьмы в такой глуши Плачут жалобно.
И чаруют они, кружа,
Детским пением,
Чтоб такой красотой в тиши Все дышало бы,
Будто видит твоя душа
сновидение.
И закружат твои глаза Тучи плавные
Да брусничных глухих трясин Лапы, лапушки...
Таковы на Руси леса Достославные,
Таковы на лесной Руси Сказки бабушки.
Эх, не ведьмы меня свели С ума-разума
песней сладкою — Закружило меня от села вдали Плодоносное время Краткое...
Сапоги мои — скрип да скрип Под березою.
Сапоги мои — скрип да скрип Под осиною.
И под каждой березой — гриб, Подберезовик,
И под каждой осиной — гриб, Подосиновик...
* * *
У сгнившей лесной избушки, Меж белых стволов бродя, Люблю собирать волнушки На склоне осеннего дня.
Летят журавли высоко Под куполом светлых небес, И лодка, шурша осокой, Плывет по каналу в лес.
И холодно так, и чисто,
И светлый канал волнист,
И с дерева с легким свистом Слетает прохладный лист,
И словно душа простая Проносится в мире чудес, Как птиц одиноких стая Под куполом светлых небес...
Как центростремительная сила, Жизнь меня по всей земле носила!
За морями, полными задора,
Я душою был нетерпелив, —
После дива сельского простора Я открыл немало разных див.
Нахлобучив «мичманку» на брови, Шел в театр, в контору, на причал. Полный свежей юношеской крови, Вновь, куда хотел, туда и мчал...
Но моя родимая землица Надо мной удерживает власть, — Память возвращается, как птица,
В то гнездо, в котором родилась,
И вокруг любви непобедимой К селам, к соснам, к ягодам Руси Жизнь моя вращается незримо,
Как Земля вокруг своей оси!..
1962-1964
Тихая моя родина
В. Белову
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи...
Мать моя здесь похоронена В детские годы мои.
— Где же погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу. —
Тихо ответили жители:
— Это на том берегу.
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители Яркой травою зарос.
Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами Вырыли люди канал.
Тина теперь и болотина Там, где купаться любил...
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
Новый забор перед школою, Тот же зеленый простор. Словно ворона веселая,
Сяду опять на забор!
Школа моя деревянная!.. Время придет уезжать — Речка за мною туманная Будет бежать и бежать.