Купавы
Как далеко дороги пролегли!
Как широко раскинулись угодья!
Как высоко над зыбким половодьем Без остановки мчатся журавли!
В лучах весны — зови иль не зови! — Они кричат все радостней, все ближе... Вот снова игры юности, любви Я вижу здесь... но прежних не увижу.
И обступают бурную реку
Все те ж цветы... но девушки другие,
И говорить не надо им, какие Мы знали дни на этом берегу.
Бегут себе, играя и дразня,
Я им кричу: — Куда же вы? Куда вы? Взгляните ж вы, какие здесь купавы! — Но разве кто послушает меня...
* * *
Ветер всхлипывал, словно дитя, За углом потемневшего дома.
На широком дворе, шелестя,
По земле разлеталась солома...
Мы с тобой не играли в любовь, Мы не знали такого искусства, Просто мы у поленницы дров Целовались от странного чувства.
Разве можно расстаться шутя, Если так одиноко у дома,
Где лишь плачущий ветер-дитя Да поленница дров и солома.
Если так потемнели холмы,
И скрипят, не смолкая, ворота,
И дыхание близкой зимы
Все слышней с ледяного болота...
Сосен шум
В который раз меня приветил Уютный древний Липин Бор,
Где только ветер, снежный ветер Заводит с хвоей вечный спор.
Какое русское селенье!
Я долго слушал сосен шум,
И вот явилось просветленье Моих простых вечерних дум.
Сижу в гостинице районной, Курю, читаю, печь топлю, Наверно, будет ночь бессонной, Я так порой не спать люблю!
Да как же спать, когда из мрака Мне будто слышен глас веков,
И свет соседнего барака Еще горит во мгле снегов.
Пусть завтра будет путь морозен, Пусть буду, может быть, угрюм,
Я не просплю сказанье сосен, Старинных сосен долгий шум...
Зеленые цветы
Светлеет грусть, когда цветут цветы, Когда брожу я многоцветным лугом Один или с хорошим давним другом, Который сам не терпит суеты.
За нами шум и пыльные хвосты —
Все улеглось! Одно осталось ясно — Что мир устроен грозно и прекрасно, Что легче там, где поле и цветы.
Остановившись в медленном пути, Смотрю, как день, играя, расцветает. Но даже здесь... чего-то не хватает... Недостает того, что не найти.
Как не найти погаснувшей звезды,
Как никогда, бродя цветущей степью, Меж белых листьев и на белых стеблях Мне не найти зеленые цветы...
<1967>
Детство
Мать умерла.
Отец ушел на фронт. Соседка злая Не дает проходу.
Я смутно помню Утро похорон И за окошком Скудную природу.
Откуда только —
Как из-под земли! — Взялись в жилье И сумерки, и сырость... Но вот однажды Все переменилось,
За мной пришли,
Куда-то повезли.
Я смутно помню Позднюю реку,
Огни на ней,
И скрип, и плеск парома, И крик «Скорей!»,
Потом раскаты грома И дождь... Потом Детдом на берегу.
Вот говорят,
Что скуден был паек,
Что были ночи С холодом, с тоскою, —
Я лучше помню Ивы над рекою И запоздалый В поле огонек.
До слез теперь Любимые места!
И там, в глуши,
Под крышею детдома Для нас звучало,
Как-то незнакомо,
Нас оскорбляло Слово «сирота».
Хотя старушки Местных деревень И впрямь на нас Так жалобно глядели,
Как на сирот несчастных, В самом деле,
Но время шло,
И приближался день,
Когда раздался Праведный салют,
Когда прошла Военная морока,
И нам подъем Объявлен был до срока,
И все кричали:
— Гитлеру капут!
Еще прошло Немного быстрых лет, И стало грустно вновь: Мы уезжали!
Тогда нас всей Деревней провожали, Туман покрыл Разлуки нашей след...
Коза
Побежала коза в огород.
Ей навстречу попался народ.
— Как не стыдно тебе, егоза? — И коза опустила глаза.
А когда разошелся народ, Побежала опять в огород.
Жеребенок
Он увидал меня и замер,
Смешной и добрый, как божок.
Я повалил его на травку,
На чистый, солнечный лужок!
И долго, долго, как попало,
На животе, на голове,
С восторгом, с хохотом и ржаньем Мы кувыркались по траве...
Мальчик Вова
Подошла к нему корова.
— Уходи! — сказал ей Вова. А корова не уходит.
Вова слов уж не находит. Не поймет, что это значит, На нее глядит и плачет...
Старик
Идет старик в простой одежде. Один идет издалека.
Не греет солнышко, как прежде. Шумит осенняя река.
Кружились птицы и кричали Во мраке тучи грозовой,
И было все полно печали Над этой старой головой.
Глядел он ласково и долго,
На всех, кто встретится ему, Глядел на птиц, глядел на елку... Наверно, трудно одному.
Когда, поеживаясь зябко,
Поест немного и поспит,
Ему какая-нибудь бабка Поднять котомку пособит.
Глядит глазами голубыми,
Несет котомку на горбу,
Словами тихими, скупыми Благодарит свою судьбу.
Не помнит он, что было прежде, И не боится черных туч,
Идет себе в простой одежде С душою светлою, как луч!
Про зайца
Заяц в лес бежал по лугу,
Я из лесу шел домой — Бедный заяц с перепугу Так и сел передо мной!
Так и обмер, бестолковый, Но, конечно, в тот же миг Поскакал в лесок сосновый, Слыша мой веселый крик.
И еще, наверно, долго С вечной дрожью в тишине Думал где-нибудь под елкой О себе и обо мне.
Думал, горестно вздыхая, Что друзей-то у него После дедушки Мазая Не осталось никого.
Январское
Мороз под звездочками светлыми По лугу белому, по лесу ли Идет, поигрывая ветками,
Снежком поскрипывая весело.
И все под елками похаживает,
И все за елками ухаживает, —
Снежком атласным принаряживает!
И в новогодний путь — проваживает!
А после сам принаряжается,
В мальчишку вдруг преображается И сам на праздник отправляется:
— Кому невесело гуляется? —
Лесами темными и грозными Бежит вперед с дарами редкими,
И все подмигивает звездами,
И все поигрывает ветками,
И льдинки отвечают звонами,
А он спешит, спешит к народу С шампанским, с музыкой, с поклонами Спокойно прожитому году;
Со всеми дружит он и знается,
И жизнь в короткой этой праздности Как будто снова начинается —
С морозной свежести и ясности!
<1967>
ВО ВРЕМЯ ГРОЗЫ
Внезапно небо прорвалось С холодным пламенем и громом!
И ветер начал вкривь и вкось Качать сады за нашим домом.
Завеса мутного дождя Заволокла лесные дали.
Кромсая мрак и бороздя,
На землю молнии слетали!
И туча шла гора горой!
Кричал пастух, металось стадо,
И только церковь под грозой Молчала набожно и свято.
Молчал, задумавшись, и я,
Привычным взглядом созерцая Зловещий праздник бытия,
Смятенный вид родного края.
И все раскалывалась высь,
Плач раздавался колыбельный,
И стрелы молний все неслись В простор тревожный, беспредельный...
После грозы
Ночью я видел:
Ломались березы!
Видел: метались цветы!
Гром, рассылающий Гибель и слезы,
Всех настигал с высоты!
Как это странно И все-таки мудро:
Гром роковой перенесть, Чтоб удивительно Светлое утро
Встретить, как светлую весть! Вспыхнул светящийся Солнечный веер,
Дышат нектаром цветы, Влагой рассеянной Озеро веет,
Полное чистой воды!
НОЧЬ НА РОДИНЕ
Высокий дуб. Глубокая вода.
Спокойные кругом ложатся тени.
И тихо так, как будто никогда Природа здесь не знала потрясений!
И тихо так, как будто никогда Здесь крыши сел не слыхивали грома! Не встрепенется ветер у пруда,
И на дворе не зашуршит солома,
И редок сонный коростеля крик... Вернулся я — былое не вернется!
Ну что же? Пусть хоть это остается, Продлится пусть хотя бы этот миг,
Когда души не трогает беда,
И так спокойно двигаются тени,
И тихо так, как будто никогда Уже не будет в жизни потрясений.
И всей душой, которую не жаль
Всю потопить в таинственном и милом,
Овладевает светлая печаль,
Как лунный свет овладевает миром...
Сентябрь
Слава тебе, поднебесный Радостный краткий покой! Солнечный блеск твой чудесный С нашей играет рекой,
С рощей играет багряной,
С россыпью ягод в сенях, Словно бы праздник нагрянул На златогривых конях!
Радуюсь громкому лаю,
Листьям, корове, грачу,
И ничего не желаю,
И ничего не хочу!
И никому не известно То, что, с зимой говоря,
В бездне таится небесной Ветер и грусть октября...
1970
Шумит Катунь
...Как я подолгу слушал этот шум,
Когда во мгле горел закатный пламень! Лицом к реке садился я на камень И все глядел, задумчив и угрюм,
Как мимо башен, идолов, гробниц Катунь неслась широкою лавиной,
И кто-то древней клинописью птиц Записывал напев ее былинный...
Катунь, Катунь — свирепая река!
Поет она таинственные мифы О том, как шли воинственные скифы, — Они топтали эти берега!
И Чингисхана сумрачная тень Над целым миром солнце затмевала,
И черный дым летел за перевалы К стоянкам светлых русских деревень...
Все поглотил столетий темный зев!
И все в просторе сказочно-огнистом Бежит Катунь с рыданием и свистом — Она не может успокоить гнев!
В горах погаснет солнечный июнь, Заснут во мгле печальные аилы, Молчат цветы, безмолвствуют могилы, И только слышно, как шумит Катунь...
1967
Отплытие
Размытый путь. Кривые тополя.
Я слушал шум — была пора отлета.
И вот я встал и вышел за ворота,
Где простирались желтые поля,
И вдаль пошел... Вдали тоскливо пел Гудок чужой земли, гудок разлуки!
Но, глядя вдаль и вслушиваясь в звуки,
Я ни о чем еще не сожалел...
Была суровой пристань в поздний час. Искрясь, во тьме горели папиросы,
И трап стонал, и хмурые матросы Устало поторапливали нас.
И вдруг такой повеяло с полей Тоской любви, тоской свиданий кратких! Я уплывал... все дальше... без оглядки На мглистый берег юности своей.