Ива
Зачем ты, ива, вырастаешь Над судоходною рекой И волны мутные ласкаешь,
Как будто нужен им покой?
Преград не зная и обходов, Бездумно жизнь твою губя,
От проходящих пароходов Несутся волны на тебя!
А есть укромный край природы, Где под церковною горой В тени мерцающие воды С твоей ласкаются сестрой...
<1969>
Поезд
Поезд мчался с грохотом и воем,
Поезд мчался с лязганьем и свистом,
И ему навстречу желтым роем Пронеслись огни в просторе мглистом. Поезд мчался с полным напряженьем Мощных сил, уму непостижимых,
Перед самым, может быть, крушеньем Посреди миров несокрушимых.
Поезд мчался с прежним напряженьем Где-то в самых дебрях мирозданья,
Перед самым, может быть, крушеньем, Посреди явлений без названья...
Вот он, глазом огненным сверкая, Вылетает... Дай дорогу, пеший!
На разъезде где-то, у сарая,
Подхватил меня, понес меня, как леший! Вместе с ним и я в просторе мглистом Уж не смею мыслить о покое, —
Мчусь куда-то с лязганьем и свистом, Мчусь куда-то с грохотом и воем,
Мчусь куда-то с полным напряженьем Я, как есть, загадка мирозданья.
Перед самым, может быть, крушеньем Я кричу кому-то: «До свиданья!..»
Но довольно! Быстрое движенье Все смелее в мире год от году,
И какое может быть крушенье, Если столько в поезде народу?
НА СЕНОКОСЕ
С утра носились, Сенокосили, Отсенокосили, пора!
В костер устало Дров подбросили И помолчали у костра.
И вот опять Вздыхают женщины О чем-то думается им?
А мужики лежат, Блаженствуя,
И в небеса пускают дьш!
Они толкуют О политике,
О новостях, о том о сем, Не критикуют Ради критики,
А мудро судят обо вс^м,
И слышен смех В тени под ветками,
И песни русские слышны,
Все чаще новые,
Советские,
Все реже — грустной старины...
Все движется к темному устью. Когда я очнусь на краю, Наверное, с резкою грустью Я родину вспомню свою.
Что вспомню я? Черные бани По склонам крутых берегов, Как пели обозные сани В безмолвии лунных снегов.
Как тихо суслоны пшеницы В нолях покидала заря,
И грустные, грустные птицы Кричали в конце сентября.
И нехотя так на суслоны Садились, клевали зерно, — Что зерна? Усталым и сонным, Им было уже все равно.
Я помню, как с дальнего моря Матроса примчал грузовик,
Как в бане повесился с горя Какой-то пропащий мужик.
Как звонко, терзая гармошку, Гуляли под топот и свист, Какую чудесную брошку На кепке носил гармонист...
А сколько там было щемящих Всех радостей, болей, чудес, Лишь помнят зеленые чащи Да темный еловый лес!
* * *
Село стоит На правом берегу,
А кладбище —
На левом берегу.
И самый грустный все же И нелепый Вот этот путь,
Венчающий борьбу,
И все на свете, —
С правого На левый,
Среди цветов В обыденном гробу...
Девочка играет
Девочка на кладбище играет,
Где кусты лепечут, как в бреду.
Смех ее веселый разбирает,
Безмятежно девочка играет В этом пышном радостном саду.
Не любуйся этим пышным садом!
Но прими душой, как благодать,
Что такую крошку видишь рядом,
Что под самым грустным нашим взглядом Все равно ей весело играть!..
* * *
Я люблю судьбу свою,
Я бегу от помрачений!
Суну морду в полынью И напьюсь,
Как зверь вечерний!
Сколько было здесь чудес,
На земле святой и древней, Помнит только темный лес! Он сегодня что-то дремлет.
От заснеженного льда Я колени поднимаю,
Вижу поле, провода,
Все на свете понимаю!
Вон Есенин —
на ветру!
Блок стоит чуть-чуть в тумане. Словно лишний на пиру Скромно Хлебников шаманит.
Неужели и они —
Просто горестные тени?
И не светят им огни Новых русских деревенек?
Неужели
в свой черед Надо мною смерть нависнет, — Голова, как спелый плод, Отлетит от веток жизни?
Все умрем.
Но есть резон
В том, что ты рожден поэтом. А другой — жнецом рожден... Все уйдем.
Но суть не в этом...
Эхо ПРОШЛОГО
Много было в комнате гостей, Пирогов, вина и новостей,
Много ели, пили и шутили,
Много раз «Катюшу» заводили...
А потом один из захмелевших,
Голову на хромку уронив,
Из тоски мотивов устаревших Вспомнил вдруг кладбищенский мотив: «Вот умру, похоронят На чужбине меня.
И родные не узнают, Где могила моя...»
— Эх, ребята, зарыдать хотится!
Хошь мы пьем, ребята,
Хошь не пьем,
Все одно помрем, как говорится,
Все, как есть, когда-нибудь помрем.
Парень жалким сделался и кротким, Погрустнели мутные глаза.
По щеке, как будто капля водки, Покатилась крупная слеза.
«У других на могилах Всё цветы, всё цветы.
На моей сырой могиле Всё кусты, всё кусты...»
Друг к нему:
— Чего ты киснешь, Проня? — Жалобней: — Чего тебе-то выть?
Ты умрешь — тебя хоть похоронят.
А меня? Кому похоронить? —
И дуэтом
здоровилы эти,
Будто впрямь несчастливы они,
Залились слезами, словно дети,
На глазах собравшейся родни!
А ведь в песне,
так некстати спетой,
Все в такую даль отдалено,
Что от этих слез,
От песни этой,
Стало всем не грустно,
а смешно!
В дружный хохот
вкладывали душу.
— Ох, умора! Ох и мужики! —
Еще звонче пели про Катюшу И плясали, скинув пиджаки!
По ДОРОГЕ К МОРЮ
Въезжаем в рощу золотую,
В грибную бабушкину глушь.
Лошадка встряхивает сбрую И пьет порой из теплых луж.
Вот показались вдоль дороги Поля, деревни, монастырь,
А там — с кустарником убогим Унылый тянется пустырь.
Я рад тому, что мы кочуем,
Я рад садам монастыря И мимолетным поцелуям Прохладных листьев сентября.
А где-то в солнечном Тифлисе Ты ждешь меня на той горе,
Где в теплый день, при легком бризе, Прощались мы лицом к заре.
Я опечален: та вершина Крута. А ты на ней одна.
И азиатская чужбина Бог знает что за сторона?
Еще он долог по селеньям,
Мой путь к морскому кораблю, И, как тебе, цветам осенним Я все шепчу: «Люблю, люблю...»
Вечерние стихи
Когда в окно осенний ветер свищет И вносит в жизнь смятенье и тоску, — Не усидеть мне в собственном жилище, Где в час такой меня никто не ищет, — Я уплыву за Вологду-реку!
Перевезет меня дощатый катер С таким родным на мачте огоньком! Перевезет меня к блондинке Кате,
С которой я, пожалуй что некстати,
Там много лет — не больше чем знаком.
Она спокойно служит в ресторане,
В котором дело так заведено,
Что на окне стоят цветы герани,
И редко здесь бывает голос брани,
И подают кадуйское вино.
В том ресторане мглисто и уютно,
Он на волнах качается чуть-чуть,
Пускай сосед поглядывает мутно
И задает вопросы поминутно, —
Что ж из того? Здесь можно отдохнуть!
Сижу себе, разглядываю спину Кого-то уходящего в плаще,
Хочу запеть про тонкую рябину,
Или про чью-то горькую чужбину,
Или о чем-то русском вообще.
Вникаю в мудрость древних изречений О сложном смысле жизни на земле.
Я не боюсь осенних помрачений!
Я полюбил ненастный шум вечерний,
Огни в реке и Вологду во мгле.
Смотрю в окно и вслушиваюсь в звуки,
Но вот, явившись в светлой полосе,
Идут к столу, протягивают руки Бог весть откуда взявшиеся други:
— Скучаешь?
— Нет! Присаживайтесь все.
Вдоль по мосткам несется листьев ворох, — Видать в окно — и слышен ветра стон,
И слышен волн печальный шум и шорох, И, как живые, в наших разговорах Есенин, Пушкин, Лермонтов, Вийон.
Когда опять на мокрый дикий ветер Выходим мы, подняв воротники,
Каким-то грустным таинством на свете У темных волн, в фонарном тусклом свете Пройдет прощанье наше у реки.
И снова я подумаю о Кате,
О том, что ближе буду с ней знаком О том, что это будет очень кстати, И вновь домой меня увозит катер С таким родным на мачте огоньком.
ЛИСТЬЯ ОСЕННИЕ
Листья осенние
Где-то во мгле мирозданья
Видели, бедные,
Сон золотой увяданья,
Видели, сонные,
Как, натянувши поводья,
Всадник мрачнел,
Объезжая родные угодья,
Как, встрепенувшись,
Веселью он вновь предавался, — Выстрел беспечный В дремотных лесах раздавался!..
Ночью, как встарь,
Не слыхать говорливой гармошки, — Словно как в космосе,
Глухо в раскрытом окошке,
Глухо настолько,
Что слышно бывает, как глухо...
Это и нужно В моем состоянии духа!
К печке остывшей Подброшу поленьев беремя,
Сладко в избе
Коротать одиночества время,
В пору полночную В местности этой невзрачной Сладко мне спится На сене под крышей чердачной Сладко, вдыхая Ромашковый запах ночлега, Зябнуть порою
В предчувствии близкого снега.. Вдруг, пробудясь,
По лесам зароптали березы, Словно сквозь дрему Расслышали чьи-то угрозы, Словно почуяли Гибель живые созданья...
Вон он и кончился,
Сон золотой увяданья.
Выпал снег...
Выпал снег —
и все забылось, Чем душа была полна!
Сердце проще вдруг забилось, Словно выпил я вина.
Вдоль по улице по узкой Чистый мчится ветерок, Красотою древнерусской Обновился городок.
Снег летит на храм Софии, На детей, а их не счесть.
Снег летит по всей России, Словно радостная весть.
Снег летит — гляди и слушай! Так вот, просто и хитро, Жизнь порой врачует душу... Ну и ладно! И добро.
Гололедица
В черной бездне
Большая Медведица
Так сверкает! Отрадно взглянуть.
В звездном свете блестя, гололедица На земле обозначила путь...
Сколько мысли,
И чувства, и грации
Нам являет заснеженный сад!
В том саду ледяные акации Под окном освещенным горят. Вихревыми, холодными струями Ветер движется, ходит вокруг,