Он сразу же включился в активную общественную деятельность, отстаивая в рамках буржуазного парламентаризма демократические и социалистические идеалы. Одно время он работал в Департаменте искусств, потом директором Национального театра. Под его руководством в театрах республики был осуществлен целый ряд серьезных и интересных постановок из мировой классической и оригинальной национальной драматургии.
Приблизительно около года поэт был министром просвещения. В его компетенции находились все мероприятия культурной жизни Латвии. Райнис энергично принялся за дело демократизации школы. Он убежденно и последовательно отстаивал права национальных меньшинств, в частности, живших в Латвии белорусов.
В 1926 году поэт был приглашен в Советский Союз для участии в проходившей в Минске конференции, посвященной реформе белорусской орфографии. Он являлся также председателем Общества культурных связей с Советским Союзом. На вечере в честь основания Общества Райнис сказал, что новая Россия уже заявила о себе в литературе, искусстве, науке, что Европа учится у нее и что латыши не должны отставать.
Однако понадобилось совсем не много времени, чтобы поэт начал понимать, что его борьба с реакцией будет гораздо сложней и продолжительней, нежели это казалось поначалу. В 1920 году он делает дневниковую запись. «Сколь, однако, мелка и незначительна наша латышская жизнь».
Трудно давалось ему и собственное творчество. Запись от 2 февраля 1923 года:
«С тех пор, как вернулся на родину, вся прежняя жизнь и налаженный порядок нарушились… Новое содержание для нее еще не найдено. Все записные книжки запущены: ни набросков, ни дневниковых записей, ни размышлений, ни бесед — ничего записать не удается. Много затрачено труда, впечатлений много, переживаний тоже. И все это потеряно. Три долгах года длилось праздничное угощение по случаю встречи, которое окончилось тяжелым похмельем. А теперь вот болит голова, куда идти, что делать не ведаю!»
В 1925 году Райнису пришлось покинуть место директора Национального театра из-за интриги правящей партии. Пришлось отказаться также и от деятельности на поприще просвещения, хотя на протяжении всего последнего десятилетия жизни для демократически настроенной части латышских учителей он продолжал оставаться самым близким по духу художником.
Незадолго до возвращения на родину Райнис писал, что его не пускают туда, где он мог бы принести пользу, кое-чего добиться. И тем не менее, несмотря на все трудности и переживания, всегда помогало поэту его несокрушимое, неистребимое «И все-таки». «И все-таки» у Райниса не могли отнять его внутренний духовный мир, свободную исследовательскую мысль, творчество. Этот дух, говорил Райнис, есть то, что изменит старый порядок, этот дух присутствует в самой революции. «Он мое оружие, и мне его еще вполне хватает. Я вынужден отказаться от скорой, незамедлительной победы, однако, поскольку народ и человечество живы, у меня есть время. Я не увижу плодов этой победы, но они несомненно будут. Поэтому стоит работать, созидать и отражать натиск бед».
Первый проведенный на родине год нашел свое отражение в сборнике «Серебристый свет» (1920), который Райнис многозначительно назвал «Фата-моргана года моей родины». «Серебристый свет» вышел как вторая часть «Пяти эскизных тетрадей Дагды», первоначально называвшихся «Романом в стихотворениях». После объединения всех тетрадей и включения в них «Дочери луны», все сборники получили название «Пять эскизных тетрадей Дагды». В единое целое их соединил лирический герой, революционер-эмигрант Дагда. В сборнике «Дочь луны» (1925) Райнис устами своего лирического героя уже прямо говорит о необходимости покинуть родину, о поиске подлинных идеалов гуманности, о необходимости возрождения к новой жизни и новому творчеству.
В трагическом аспекте разработана легендарно-историческая драма «Илья Муромец» (1923), созданная по мотивам русской былины. В трактовке Райниса Илья Муромец — представитель славного героического русского рода, идущий за старейшими и сильнейшими — Святогором и Микулой. Вместе с тем Илья Муромец символизирует поколение, к которому принадлежит сам Райнис. То поколение, которое не сумело до конца разрубить тугой узел социальных противоречий. Это «второе поколение», расколотое внутренними противоречиями, остановилось на полпути, вслед за ним шло третье поколение молодых, и победили они, ибо «сын сильнее отца, утро мудренее ночи».
Неутолимый дух борьбы, упорство слышны и в книге воспоминаний «Кастаньола» (1928). Однако нет-нет на ее страницах возникают мотивы безропотной покорности, смирения. Как и в путевых заметках «На синем берегу» (1926), здесь также звучат грустные мелодии воспоминаний.
«Любимый, но суровый голос поет на новый мотив всю ту же старую песню:
Чего ты жаждешь, расскажи —
иной судьбы и битвы новой?
Или окончились давно
дни битвы старой и суровой?
Неколебимо стой — не дрогни
на прежнем месте боевом.
Твой враг пока еще все тот же,
но только в облике ином!
(Перевод Л. Осиповой)
Слышу, слышу, знаю, знаю. Есть правда в этом древнем голосе, доносящемся из веков. Этот голос слышу не только я один, но все и каждый, кому тесна собственная жизнь, кто хочет расправить онемевшие члены».
Свой последний час Райнис встретил на Рижском взморье, среди водной шири, которую он так любил с ранней юности, среди милых ему сосен, которые он воспел в стихах, возвысив до символического образа человека, сильного духом, не сломленного жизненными бурями.
Девятого сентября к Райнису пришла в гости девочка-школьница, и в ее альбом поэт записал последние поэтические строки:
Что скажет юному старик почтенный?
— Живи достойно, не пеняй на жизнь!
Достичь сего ты должен непременно, —
Есть заповедь — любить. Ее одной держись!
(Перевод Л. Осиповой)
На следующий день Райнис внезапно почувствовал себя плохо. Смерть наступила 12 сентября 1929 года.
На смерть Райниса откликнулась вся Европа. Весть эту моментально узнали в Париже, Берлине, Москве, Женеве, Стокгольме, Осло, Вене, Хельсинки… В Латвии, по словам современников поэта, печаль была в каждом доме.
Со дня смерти Райниса прошло целых полстолетия, однако творчество поэта не потеряло своей первоначальной художественной силы и значимости.
В 1940 году, когда в Латвии снова установилась советская власть, Райнису посмертно было присвоено почетное звание народного поэта. Его лирическое и драматическое творчество оказало колоссальное влияние как на общественную жизнь Латвии, так и на развитие латышской литературы. Его пьесы не сходят со сцены не только латышского национального театра, но и с театральных сцен мира. Поэзия Райниса издается все в новых и новых переводах, приобретая миллионы читателей.
«Гордость латышской поэзии, удивительная лирика Райниса почитаема не только в нашей стране, величие его таланта признает весь мир», — писал Константин Федин в 1965 году, когда отмечалось столетие со дня рождение великого латышского поэта.
«Есть поэты, чье творчество подобно солнечным лучам: они зажигаю в сердцах любовь к родине и народу, утверждают триумф жизни. Такой мир представляется и поэзия великого Райниса, которую с полным основанием называют жемчужиной мировой поэзии», — говорил Мирзо Турсун-заде.
А латышский народный поэт Янис Судрабкалн писал о том, что Райнис всечасно живет с трудовыми людьми Латвии. Он один из тех латышских писателей, образы творчества и мысли которых живут в народе, его взгляды на призвание человека на земле, призывы к борьбе с тьмой и угнетателями во имя нового, свободного человеческого общества, мысли о непрестанном созидании и возрождении мира хранятся в сознании людей и помогают строить жизнь.
СТИХОТВОРЕНИЯ
ДАЛЕКИЕ ОТЗВУКИ В СИНЕМ ВЕЧЕРЕ
«… Вдали, за сотни сотен миль…»Перевод Г. Горского
… Вдали, за сотни сотен миль,
За топью, за лугом, за лесом,
Лежат поля родной земли,
Укрытые синью небесной,
Пологом солнечно-ясным,
От гроз и от ветров ненастных…
«По зимним, снежным…»Перевод Ал. Ревича
По зимним, снежным
Я шел дорогам
В чужую землю,
К чужим порогам.
«Мир в этом мире!» —
Мне пели дали,
Колокола мне
Благовещали.
Смеясь в лицо мне,
Ветра свистели,
За полы рвали
И прочь летели.
А снег — то вьюжил,
Слепящ и колок,
То тихо падал
На лапы елок.
Мир в этом мире
И песнь бурана,
И сон глубокий,
А в сердце — рана.
А в сердце весны,
А путь — к чужбине.
Засыплет снег вас,
Покроет иней.
Унес я весны,
Как память, в дали.
Вы презирали их
И отвергали.
Я вам вернул бы, —
Как дар, вручил их,
Но вы от спячки
Восстать не в силах…
Неужто сон свой
Земля не сбросит?
Неужто снегом все
Зима заносит?
Неужто благовест
Стал вечным звоном?
Неужто мир ваш
Стал царством сонным?
Все эти годы
Я жду свершений,
Жду отголосков
Земли весенней.
Иссохшим сердцем
И жадным взором
Тянусь к далеким
Родным просторам.
ЗА ТУМАННЫМ ОКНОМ
Человек и больПеревод Г. Горского
Где тебе, жалкой душе человеческой,
Силой равняться с бескрайней природой?
Болью, боями и хищным сомнением
Ты беспредельно истерзана, бедная.
Что ей, природе, боль человека?!
Вся — совершенство, вся — безразличие,
Вечно прекрасная, вечно холодная,
Словно картины загробной жизни.
Зерна под жерновамиПеревод Г. Горского
Идеалы, сердцу милые,
Честь, любовь и старые принципы —
Все истерто, словно зерна,
Жерновами серых будней.
Глубочайшие думыПеревод В. Брюсова
Думы глубокие
Стоном рождаются,
Бредом бесформенным,
Жгучим предчувствием.
Думы безгранные,
Сердце когтящие
Словно железными
Рока ударами.
Нет в думах радости…
Ах, убежал бы я!
Но они ласково
Жгут, мучат, следуют…
СамПеревод С. Липкина
Трудясь для мира, в яростной борьбэ
Сам закаляйся, стань сильнее вдвое!
И вечные откроются тебе
Источник сил и поле трудовое.
Но берегись, как тот, кто жалко ропщет,
Себя растратить попусту… Смотри, —
Толпа тебя раздавит и растопчет!
Сам — думай, помогай, борись, гори,
И сам ворота счастья отопри!
Суровая душаПеревод Ал. Ревича
Рекою слез ты душу затопил,
Она, как луг, впитавший влагу ливней.
Ты эти слезы с детства накопил,
Прилив их все сильней, все неизбывней.
Иной поплакал — душу облегчил,
И люди столько доброго нашли в ней:
«Он так отзывчив, трогателен, мил!»
Не плачешь ты, хоть слез в тебе сверх меры, —
Пролей же их на чернь потоком серы!
Блудный сынПеревод В. Бугаевского
Разбиты ноги, рубище на нем.
Дождь хлещет, ветер в темноте ярится,
Но все ж не думайте, что в отчий дом
Усталым, жалким блудный сын стучится.
Пришел он с гордо поднятым челом,
И осеняет отблеск багряницы
Лохмотья, вымокшие под дождем.
Не преклониться он пришел пред вами —
Он судия, карающий во храме.
СМРАДНЫЙ ВОЗДУХ
БлагодетельПеревод Ал. Ревича
Сей богач добросердечен:
Он, заслышав плач несчастных,
Тащит тотчас из кармана
Чистый носовой платочек.
Практические советыПеревод Ал. Ревича
Приучись копить копейку.
Понемногу скопишь сотни.
Отрывай от рта, у брюха,
Прозябай в сыром подвале.
Если ж не дождешься сотен,
То уж смерти ты дождешься.
Приучись копить копейку.
Отрывай от рта, у брюха.
Но пойми меня как надо:
Отрывай от рта чужого,
И не будешь ты внакладе:
Денег тьма, грехов не меньше.
Почтенный гражданинПеревод Г. Горского
Для труда — чужие руки,
Для души — чужие муки.
Свысока на всех взирает,
Жирный — тощих презирает.
Если б ты и в ад попал,
Я б и там тебя узнал.
Песня нищихПеревод Г. Горского
Ползать по миру
Жалким слизнем
И вымаливать
Крохи жизни.
Нет в мире доли
Злей и круче:
Просить у тех,
Кто тебя мучит.
Кто сделал рабство
Твоим уделом,
Кто дух гнетет твой,
Терзает тело.
Лишний миг жизни
Клянчить, как милость,
Только бы нищенства
Тропка продлилась.
Прав первородства
Навеки лишиться
За ложку хлёбова
Из чечевицы.
Нищие духом,
Мрете глупцами,
Жизнь свою губите
Горем-слезами.
Проплакать век свой,
Надежды не зная?
Нет, бейтесь насмерть,
Душой пылая!
Бывший другПеревод Ю. Абызова
Он в море с жаждой нового поплыл,
Но ветер к мели гнал, кругом — ненастье.
«К чему искать? — устало он решил. —
И там, на берегу, возможно счастье!»
ПессимистПеревод Г. Горского
Кто терпит муки, зубы сжав,
От боли стонет честным пессимистом, —
Милей мне, чем филистер и ханжа,
Болтун и лжец, прослывший оптимистом.
Такой легко отшвыривает горе
И мудрецом слывет в житейском море.
ОбывательПеревод Ал. Ревича
Странно: как быстро!.
Дивное диво:
Стал ты филистером
За два-три года.
Нет больше смеха,
Взволнованной речи.
Чинны сужденья,
Мысли как жвачка.
Рот под усами
Строг, благонравен,
Нос добродушен,
Брюхо солидно.
В складочке каждой,
В блеске штиблетин —
Весь ты, прекрасный
Наш соплеменник.
Нынче твой принцип:
Прочь безрассудство,
Каждый поступок
Надо обдумать.
Глупо об стену
Лбом колотиться,
Рушить устои
Власти священной.
Прочь улетели
Порывы, дерзанья,
Кровь ледяная
Разбавлена пивом..
………………………
………………………
Странно: как быстро
Серые будни
Поступью тяжкой
Тебя растоптали.
Любящие отечествоПеревод Ал. Ревича
Вы чтите отчий край, у вас есть дом,
Убежище от ливней и от града,
Спокойны вы, дан хлеб вам, как награда,
И нет тревог, пусть мрак ночной кругом.
Но горе тем, кто весь — любовь к отчизне,
Родного края боль их жжет огнем,
В них бьет, как в наковальню, молот жизни.
Их руки связаны, и тяжки дни,
К земле родной прикованы они.
РавнодушныеПеревод Ал. Ревича
Он душу нес вам из рассветной дали,
Пробив, как солнце, облачный заслон,
И ветерки чело вам овевали.
Лицом вы зарывались в одеяло,
Вас холод пробирал со всех сторон.
Прервать наш сон? Такого не бывало!
Безумец! Наших душ не потревожит,
В неведомую даль нас кличет он.
Но это не дозволено, быть может?
Идти за ним? Но он тропой тревоги
Уводит красоту в простор времен.
Мы ей укажем тихие дороги.
Покой в сердцах и душах безмятежных,
Дремотой сладкой разум осенен
На ложе из цветов в объятьях нежных.
Сулит нам красоту, а сам в грязище
Рукой жестокой разрушает сон.
Будь проклят он, отверженный и нищий!
Рядят свой страх в блестящие наряды,
Твердят один и тот же свой резон,
Укрыв позор за громкие тирады.
А он ушел в распахнутые дали,
Пробив, как солнце, облачный заслон,
И ветры с ним в просторы улетали.
Первые вестникиПеревод Ал. Ревича
Дол белел в снегах седых,
Но уже слетелись птицы, —
До весны в права вступило
Царство вешнего светила.
Скоро птичий хор затих,
Птицы голос надорвали,
Не могло их щебетанье
Дать земле весны дыханье.
Но узнали мы от них,
Как прекрасен день грядущий,
И, едва умолкло пенье,
Началось весны цветенье.
НА ТРЕХЦВЕТНОМ СОЛНЫШКЕ
БылоеПеревод Ал. Ревича
Там сказочным светом наполнены дали,
Там звуки простые созвучьями стали;
Там девы в лесной распевают тени,
Ивановой ночью блуждают огни;
Там бор молчаливый, овеянный тайной,
Там замок подводный с горою хрустальной;
Там всплески русалок в осоке слышны,
Там лаумы пляшут в сиянье луны;
Там после заката, работая в поле,
Поют подневольные песню неволи…
Но мелет муку в океане дракон
Для тех, в чьих руках и обман и закон;
Но скачет воитель, зарею объятый,
Отточен сверкающий меч для расплаты.
Вновь замок подымется из глубины,
Развеяв туман и столетние сны,
И солнце закружится над головою,
Зеленое, красное и голубое.
КоролевнаПеревод В. Брюсова
В этот грозный день
Кровь лилась фонтаном,
И ушел под землю замок с королевной.
В глубине земли
Прелесть-королевна
Все сидит над пряжей, шесть столетий кряду.
Стены там — янтарь,
Пол — зеленой меди,
Свод из перламутра, балки — синей стали.
Прялка — словно гром
В ручках королевны,
Адамант — катушка, нити — волны молний.
В кресле золотом
Все сидит над пряжей;
Мрачно взор пылает… Черный пес у кресла.
Черный пес порою
Поднимает морду
И рычит, почуя терпкий запах крови.
В некий грозный день
Брызнет кровь фонтаном, —
В этот день восстанет замок с королевной.
К пряже новых дней
Сядет королевна:
Молнии — основа, а уток — сноп радуг.
Тканью новых дней —
Солнечным покровом —
Всех тепло оденет, всех, рожденных в скорби…
КрестьянинПеревод Ал. Ревича
Тяжело идет по земле крестьянин,
Не спеша идет, весь в поту, по ниве,
Не спеша идет в праздник на прогулку.
Ни к чему ему торопиться в завтра,
Делает он все не спеша, с оглядкой,
Накрепко прирос он к родной землице,
Не летать ему в синем поднебесье,
Но зато его мать-земля вскормила.
Как он неуклюж — отпрыск исполина.
Разозли его — разорвет медведя.
«Легко пророчить и гадать…»Перевод Г. Горского
Легко пророчить и гадать
О счастье, о солнечном свете:
Судьба обязана все это дать,
Но только, увы, на том свете.
Сгниет, истлеет в земле скелет,
Пока вы увидите новый свет.
Песня фабричной девушкиПеревод Ал. Ревича
Не пой у окон, соловей,
Тоскою не тревожь своей!
Мне до зари вставать чуть свет,
Так трудно сердцу, мочи нет,
Так больно сердцу, и печаль
С твоим напевом льется вдаль.
Мне до зари вставать чуть свет,
Брести туда, где солнца нет,
Где чад коптилок, гарь и пыль,
Где жизнь сгорает, как фитиль,
Где ход шестнадцати часов
Медлителен, как бой часов.
Ты будешь грезить до утра,
А мне уже вставать пора,
Тебе заря в росе дана,
А мне гнуть спину дотемна.
Не пой у окон, соловей,
Тоскою не тревожь своей!
Он это зналПеревод Г. Горского
Он-то знал это,
Он все время
Знал, что хворью
Изъеден тяжкой;
Он-то знал это,
Знал давно уже:
Смерть ждала его
В лютых муках…
И все предвидел он,
Все разумел он,
И то, что было,
И то, что будет…
…………………….
Вокруг кровати
Детишки плакали,
Слезы смахивали
Рукавами;
Жена, горюя,
Рукой дрожащей
Поднесла ему
Глоток последний…
Все это видел он,
Все ясно видел,
Что ждало в жизни
Его любимых;
От колыбели
И до могилы
Вся жизнь в мученьях
Была напрасной…
Так и не смог он
Жене и детям
Дать в жизни больше,
Чем богадельню.
……………………
Все это видел,
Да так и умер,
Стиснув зубами
Край подушки…
И ясный разум
В глазах искрился
До последнего
Мига жизни.
Размышления в ночь накануне нового векаПеревод В. Бугаевского
Пустыня ссылки. Холод и покой.
Здесь некуда спешить. Из этой дали
Ясней и раньше различить смогу
Я очертанья нового столетья.
Передо мной раскинулась отчизна
Покровом белоснежным, окаймленным
Едва приметной глазу лентой моря.
Под свежим снегом свежие могилы,
От свежей крови пар встает над ними,
И впрямь для века прошлого она
Не в меру пламенною оказалась.
Теперь, быть может, будет по-иному.
Неслышными шагами новый век,
Таясь, подкрался, словно тать в ночи.
Дверь хлопает, и, молнии мгновенней,
Быстрей, чем взмах меча, он успевает
Порог переступить и вот уже
Горит, как Севера сполох багряный;
Он, тяжкою громадой навалясь,
Заполнил все, лишь слышен за дверьми
Свист времени, летящего стремглав.
Век новый веет стужей ледяной,
У ног его клубятся испаренья,
А за спиною мгла встает, — и только
Сверкает пламень глаз из-под личины.
И длань его железную на шее
Вы чувствуете, даже не успев
Достойно встретить нового владыку,
Что, появившись, прежнего поверг.
Вы, торжествуя, подняли бокалы,
В них, искрясь, пенился эксцельсиор.
Но выбил он из ваших рук хрусталь,
Напиток сладкий вытек, прилипая
К подошвам вашим. Был и у него
В одной руке фиал с багровой влагой,
Студеной, липкой, а другой рукою
Он сеял ветер, вам смеясь в лицо, —
Ведь бурю пожинать придется вам,
Вам, мирным людям…………………..
…………………………………………….
Но по какому праву мертвой хваткой
Он душит нас? Как взял над нами власть?
Кто он таков? — Бродяга, вот и все.
Откуда он возник? — Из пустоты.
Куда идет? — Во тьму, в небытие.
Откуда он возник, туда и канет.
Пред вечностью, владыкой всемогущим,
Он только миг, число, смиренный раб.
Лишь захотеть — и покорим его,
Пусть тот, кто властвовал, согнется сам.
Согнуть его? Но мы в его руках…
Доколе же?………………………………….
Сын весь в отца; и даже не понять,
Когда пришел он старику на смену.
Кто говорит, что с год назад уже
Он тайно воцарился, и тогда
На двух девятках (словно вал девятый
Унес его) скончался старый век.
Иные спорят: сын отцу дозволил
Год протянуть и кончить жизнь нулем,
Тем доказав, что старое столетье,
Столь много обещавшее, ничем
Окончилось, что нуль дал нуль в итоге.
Кто ж матерью его был, кто отцом?
— Дух, Вечность, — говорят!.. Слова пустые.
Отец его — мещанский затхлый век,
А мать звалась Свободой. К ней стремился
Юнец, покуда жаркой кровь была.
Он Воли не добился, хоть подчас
Судачат — не осталась без последствий
Запретная любовь, но в жены все ж,
Как бюргеру почтенному пристало,
Взял Обыденность — тучную мещанку,
И сам стал постепенно торгашом,
Забыв порывы юности мятежной.
Отец под старость вас стегал бичом,
Сын будет скорпионами язвить.
В крови по самый локоть, как мясник, —
Век входит к вам.
Витийствуя о мире, в то же время
Во имя просвещенья и культуры
Уничтожает целые народы,
А жертве, застонавшей под ножом,
Он зажимает рот: резня — ведь это
Обычные, домашние дела.
Так что ж кричать? А если кто кричит —
Тот бунтовщик…
Громами войн он путь свой начинает,
Вдали раскаты первые гремят,
И грубым басом «длинного Фомы»,
Как плетью, хлещет он. Снаряды воют,
И сыплются свинцовые бобы.
«Концерт Европы» этот гул зовется:
В нем пушек гром, в нем тонкий визг «дум-дум»,
Зубов железный скрежет, стон глухой
И лязг брони… Зато над этим всем,
То вкрадчиво, то словно издеваясь,
Небесный голос флейт поет, поет
О счастье, безмятежной тишине,
Добытых острым лезвием… Оно
Зовется дипломатией…
Век хочет, чтоб царила тишь да гладь!
Чтоб не разила сталь, не били пушки
(Иль в крайнем случае пусть бьют беззвучно),
Чтоб смолкли крики, стихли стоны, — если ж
Кому невмоготу, — пусть за зубами
Язык свой держит. Сладу нет с болтливым,
Держи его под страхом, чтобы он
Не смел грешить… И крикуны тогда
Притихнут живо, изрыгать проклятья
На новый век не будут. Мир настанет —
Благоволение во человецех;
Тогда лишь при движенье резком могут
Оковы звякнуть, да и то чуть слышно,
Как бубенцы, обернутые в войлок;
Ведь так мягкосердечен судия,
Так сокрушается палач, рубя
Нам головы………………………
……………………………………..
Так какова ж Лейпутрия — страна,
Где век минувший (в сновиденьях, что ли?)
Нам райское блаженство уготовил?
Мала она была… Не многим в ней
Попиршествовать вдосталь довелось.
Растаяла гора из каши быстро,
Исчезли чудом — озеро вина,
Заборы из колбас, мясные стены.
Пошло хозяйство прахом, и остались
От вожделенных издавна богатств
Лишь вытоптанные поля да кости
Обглоданные.
Попасть бы нам в Лейпутрию, в которой
Для всех нашлось бы место, а не только
Для избранных, для сотни объедал:
В страну, где все мечтанья стали б явью,
Где спину мог бы каждый распрямить,
Где б каждый мог на хлеб намазать масло
И мясо в супе что ни день найти,
Да к этому всему еще имел
Табак для трубки, сапоги, костюм
И по воскресным дням билет в театр;
Где досыта все пили бы и ели,
Как на толоке, поровну трудясь.
Измучены тоской непреходящей,
Мы, люди, испокон веков томимся
По счастью, солнцу, воле и по хлебу,
Особенно по хлебу, да, по хлебу
Пшеничному — грош ломаный за фунт.
Ведь вместе с ним придет все остальное,
Что делает прекрасным Дух и Разум.
Пойми одно — нам имя Легион!
Мы поколенье молодости вечной,
И мы тебя, Владыка-Век, согнем,
Рабом ты будешь нашим. Nos vincemus! [1]
И дети Солнца будут жить тогда
На белоснежной праздничной земле,
Жить, неизбывным счастьем наслаждаться,
Тем счастьем, что для них в кровавых муках
Мы добыли по тюрьмам и по ссылкам.
Поры не выжидаем, — смело мы
Вцепились в космы Времени седые.
СловаПеревод Г. Горского
Все печали и радости света,
Чувства, что рвутся из сердца поэта —
Вряд ли бег вечности сдержат намного.
Нет уже слов, которые могут
Время перемещать
Ближе к цели хотя бы на пядь.
ПОД ТЕМНО-ЗЕЛЕНЫМИ КРЫЛЬЯМИ ОДИНОЧЕСТВА
Лик земли роса покрылаПеревод Г. Горского
В дальних рощах солнце село —
Лик земли роса покрыла,
А на нем заря горела;
И всю ночь роса копилась,
Лик земли сверкал, и зелень
Бисером росы искрилась;
А наутро солнце всплыло —
Лик земли, росой блиставший,
Пеленою слез покрыло.
Светлое счастьеПеревод Г. Горского
Река безмерно длится
До горных облаков,
Небо к земле клонится
За далью ее веков;
Где небу с землею слиться,
У самой далекой черты,
Там светлое счастье мне снится,
Там тонут невзгоды, там — ты.
Вечерний покойПеревод В. Брюсова
На горизонте,
Тучами сжат,
Ало-багровый
Гаснет закат.
Где-то, мигая,
Тлеет костер.
Перепел крикнул.
В сердце — укор.
Тьма набегает.
Где же светло?
Холодом веет,
Никнет чело.
ВечностьПеревод В. Шефнера
Смотрел я долго
С нагорных высей
За дали далей,
В хаос надзвездный,
Покуда взор мой
Не мог уж видеть
Тех гор, что скрыты
За далью горной,
Тех звезд, что скрыты
За высью звездной, —
Покуда разум
Не впал в смятенье…
В кольце туманаПеревод Г. Горского
Зачем, былое,
Так неустанно
Ты мучишь душу
В кольце тумана?
Живешь, скитаясь
На белом свете,
Так ловко ловишь
Ты душу в сети.
Сквозь сеть я вижу
Берез раздолье,
Но так томится
Душа в неволе.
Ко дням минувшим
Дороге виться,
Плывут виденья,
Мелькают лица.
Сердцу тяжкоПеревод Г. Горского
Грустно дышит,
Тяжко дышит
Мать-землица.
Над осенними
Лугами
Пар клубится.
В шелк тумана,
В серый шелк
Земля рядится.
Жемчугами
И цветами
Вся искрится…
Астры вянут,
Ох, как тяжко
Сердцу биться.
Стоны моряПеревод Вс. Рождественского
Из прошлых дней мне слышен
Угрюмого моря вой.
Швыряя пену, дышит
Разгневанно прибой.
Чем дальше, тем мрачнее
На дюнах стонет он…
О, если бы скорее
Окончился вечный стон!
Перед бурейПеревод Г. Горского
То синь, то серость — моря даль
Блестит, блестит под небосклоном,
Который нем и тверд, как сталь,
В однообразье монотонном.
Она зеркальна, моря гладь,
Лишь по краям раздолий длинных,
Где ветру трудно дрожь унять,
Как пашня, море все в морщинах.
И чайка, сея стон и страх,
Над глубью мечется морского,
И кажется, что на волнах
Душа, лишенная покоя.
Поздний вечерПеревод Ал. Ревича
Мерцает свод зеленовато-синий,
В огне закатном золотится мгла,
Блестит роса на мокрой луговине,
И растеклось дыхание тепла.
Час бледных красок, полустертых линии.
На долы тьма, как тяжкий сноп, легла,
И ветерки крадутся по низине…
Где все мерила?.. В сердце острие…
Шум ветра, пустота, небытие.
ПредгрозьеПеревод Ал. Ревича
На небе туча залегла вразброс,
Покрыла солнце черными клубами;
А ведь недавно рассыпалось пламя,
Совсем как пряди золотых волос.
Мрак наползает, душу устрашает,
Полнеба взял в полон, к душе прирос
И давит, угнетает, окружает.
И грудь переполняется тоской
По солнечной земле в дали морской.
А туча — ближе, ближе. Тьма растет,
Весь белый свет сдавила в мертвой хватке,
К земле в полете тянутся касатки,
Поля молчат, но стонет небосвод.
Вихрь налетел негаданным порывом,
Деревья рвет, лакает пену вод
И рушится, хлеща дождем по нивам,
Чтоб жизнь топтать безжалостной пятой,
Чтоб землю сечь струею проливной.
Все кончено. Во мраке мир уснул.
Как пусто, лишь вдали сверкнет зарница,
Все свершено. Слезами дождь струится
И смерть несет, как стража — караул.
Душа устала, онемели руки,
Пыланье сердца пепел затянул.
К чему мечтать? Ведь это — снова муки.
Продрогла плоть, и дрожь такая бьет,
Как будто стонет кто среди болот.
НОЧНЫЕ ТЕНИ
Места нетПеревод Г. Горского
Жилы застывшие
Некуда вытянуть,
Мысли горящие
Тоже погасли:
Тело ржавеет,
Как старая рухлядь, —
Машина, которой
Со всем ее визгом,
Воем и скрежетом
Место на свалке…
Грезы весныПеревод Г. Горского
Что мне — жизнь ненавидеть,
Скрыться в пустыне
Потому, что не каждый цветок надежды
Плод принесет мне?
Все пало, все в землю зарыто, мертво,
Вокруг тебя тайны и мглы торжество…
……………………………………………….
Зубами сожми, чтобы жизнь нести,
Пока еще можешь дышать в пути, —
Зубами сожми, подави свой стон,
Пусть ты последней надежды лишен,
Пусть даже сломан, иссох, как скелет:
В недрах ночи родится свет!
Теплится жизньПеревод В. Бугаевского
Птицей ли мысли вспорхнут, —
Крылья повиснут, падут,
Скованы тяжкою мрачною мглою.
Если любовь даст росток, —
Гибнет она, как цветок,
В землю затоптанный грубой пятою.
Если протянешь друзьям
Руку спасенья, — и сам
Вязнешь в трясине, спознавшись с бедою.
Мгла пред тобою, но все ж
В горе утешить идешь,
Веря, — все скоро проснется с весною…
Теплится жизнь под корой ледяною.
В горную высьПеревод В. Бугаевского
Все горше одиночество с годами,
За другом вслед уходит друг, — и вот
Все реже спутник, реже меж камнями
Цветок нежданной радостью блеснет.
Потом и их не станет в выси горной,
Лишь тишины неумолимый гнет
Бессонницей тревожить будет черной;
Снега смыкаться будут впереди
И вся земная боль пылать в груди.
Наши дниПеревод Г. Горского
Тягучие пустые дни,
То зори, то сумрак багряный…
Без сил они, без дум они,
Кровоточат, как раны…
На пороге вечностиПеревод Г. Горского
Грядет смертный час!
Бессилия волн в жизни не знал я,
В пламени боли всегда закалял я
Душу, что стала тверда, как алмаз.
Грядет смертный час!
И все же… противны мне приступы дрожи,
И гнусный вид смерти противен мне тоже,
Волосы дыбом, взор мой ничтожен…
Чтоб нитью гнилой жизнь моя расползлась?
Грядет смертный час!
Грядет смертный час?
А жизнь льется песней широкой, стозвонной,
Труд, ты мой, начатый, но не завершенный, —
Снова распасться мне, в прах превратись?
Грядет смертный час!
ЗОЛОТАЯ ДЫМКА
Вечное ожиданиеПеревод Г. Горского
Ни ненависти, ни любви, —
Он, неподвижный, замер.
Лежит и ждет, оцепенев,
С закрытыми глазами.
Он ждет, чтоб грудь его была
Теплом слезы согрета, —
Он ждет, он вечно ждет весны,
Ждет ликованья света.
Под зеленою сеньюПеревод Ал. Ревича
Зияла годы в сердце рана,
Затягивается слегка.
Тянулись долго эти годы…
Мне на сердце твоя рука
Легла, так ласкова, легка.
Мне так тепло, забыта рана.
Спи, сердце, просыпаться рано!
Спи. Далека
Перед тобой лежащая дорога.
Дремли пока.
Теплая волна дыханьяПеревод Г. Горского
Искрится бескрайнее море;
Избушка, лес кругом:
На землю, на зимнюю землю,
Повеяло теплом.
Волна твоего дыханья
Вливается в душу мне.
И жизнь, наливаясь силой,
Воспрянула на волне;
Искрится она, как море,
Не знающее конца,
И лето излучает
На стынущие сердца.
Измятый цветокПеревод Г. Горского
Словно любви твоей,
Ласки дыханье,
Скрытой печали
Пыл и страданье:
Измятый цветок,
Мне близкий такой,
Нежность его
Осязаю рукой;
Измятый, он в шелковый
Спрятан платок,
Был в твоих косах
Милый цветок.
Синеватые искрыПеревод Г. Горского
Глаза твои слепнут в рыданьях,
В них мечутся ужас и страх?
А кажется, свет ликованья
Искрится в твоих глазах;
Летят синеватые искры
Из сердца, в котором весна,
И в воздухе ясном и чистом
Пьянящего хмеля волна.
В душе твоей света безбрежность
И вечное утро любви,
Таят первозданную нежность
Те жгучие искры твои.
Зачем же не молкнут рыданья,
К чему и кошмары и страх, —
Когда этот свет ликованья
Искрится в твоих глазах.
За матовой вуальюПеревод Г. Горского
Что бродишь, мысль,
Весь день-деньской?
Вот милый лик
Перед тобой,
Тончайший стан…
Б вуаль-туман
Облачены,
Но так светлы
И так нежны
И милый лик,
И тонкий стан…
Раскройся далям
Ты, вуаль,
Чтоб синевой
На миг, на миг
Мне в душу проник
Свет ликующих глаз твоих,
Твой милый лик,
Твой тонкий стан
Судьбой мне дан.
Золотая дымкаПеревод Г. Горского
Любви, любви я полон,
Как яблоневый сад
Пыльцой благоуханной
И зеленью богат:
Средь свежести росистой
Цветет в саду заря,
Сквозь дымку золотую
Мерцая и горя.
Среди травы стройна ты,
Тонка ты, как цветок,
Пыльца над садом вьется,
Как золотой дымок.
Цветочные пылинки
К тебе, ласкаясь, льнут,
И для души любимой
Вуаль из шелка ткут.
Их множество — но если
В глазах твоих печаль,
Она мгновенно меркнет,
Волшебная вуаль.
Мир был пустынейПеревод Ал. Ревича
Мир был пустыней —
Ты мир заселила,
Мир был бесцветным —
Цветы посадила,
Мир был холодным —
Согрела дыханьем,
Мир был во тьме —
Озарила сияньем.
И славить солнце
Я снова в силах,
Будить надежду
В сердцах унылых.
Моя тоскаПеревод Г. Горского
Живет во мне тоска — мой крест,
Как птица из клетки рвется,
И ненасытно сердце ест,
О стенки груди бьется.
Как зверь в капкане, сладу нет
С тоской ни днем ни ночью,
Души моей любовь и свет
Она разрывает в клочья…
Единственный цветочек мой,
Что цвел под солнцем алым,
Лежит поникший, неживой,
Толпа его растоптала.
Ты в сердце, алый мой цветок,
Воспрянул ясным светом,
Мой дом и темен и жесток,
Ты пленник в доме этом.
Цветам ни света среди мглы,
Ни свежести напиться,
Как пар, готовый взорвать котлы,
Тоска в груди теснится.
Вперед, вперед! Там сила, труд,
Свистящий ветер мимо…
Там свет и радость тоску взорвут,
И землю к солнцу двинут!
КАНУН ВЕСНЫ
Звучащее пламяПеревод В. Брюсова
На нить нанизанные звуки
Плывут и реют в вышине:
Моей души мечты и муки
Горят и плавятся в огне!
Душа горит, сгорает ярко,
В огне расплавлена она.
Пусть сердце полно кровью жаркой, —
Душа огнем претворена!
В ней все тяжелое сгорело,
Она свободна и легка;
Все плавится, что тяготело:
Томленья, ужасы, тоска!
Огонь! Пройди до глуби темной,
Где крылись муки, страхи, гнев,
Развей по ниве подъяремной
Свой пламенеющий посев!
Огонь, звенящий без предела,
Сжигай все думы, — чтоб разнес
Потом их пеплом, пылью белой,
Свободный ветер новых грез!
Но всё плывут и реют звуки,
И думы нижутся на нить:
Моей души мечты и муки
Горят, чтоб белым пеплом стыть!
Последний лучПеревод Ал. Ревича
Глаза пылают, и губы сжаты,
Тревога мечется в сердце.
Какой-то слышится плач в глубине,
В самом глухом тайнике.
Не надо, душа моя, успокойся,
Ведь все в порядке.
Последний солнечный луч заблудился,
Он мимо скользил, ускользал, убегал,
То вспыхивал ярко, то снова гас,
Он убегал по осенним далям
Пугливо, как лань от погони.
Искал он своих полуденных братьев
И теплый солнечный бок своей матери.
Но, душа моя, ты-то при чем?
Все в порядке.
О чем же ты, одинокая, плачешь?
Он мимо прошел, мы остались в тени,
Тень прохладней, чем бой.
Это еще древние греки знали,
Погибшие воины царя Леонида, —
Битва — горячее дело.
Слезы наши осушит
И разогреет тело…
«Душу?» — ты хочешь сказать?
Да. Ты смягчишься, душа,
Будешь чуткой в любви, в состраданье,
Столько горя на свете,
Столько сердец измученных!
Будь же прекрасной, душа,
Приди к ним на помощь.
Ну не плачь же, не надо.
Ты только борись.
Все ведь в порядке!
Этот луч — он пришел издалека. Он сам по себе.
Мы не можем его ни прельстить, ни поймать…
Слушай, все ведь в порядке.
Он ускользает,
Он скоро растает,
А душа не растает — она нарастает,
Она ведь сама вроде солнца,
Горит неизменно, спокойно,
Ровным белым огнем.
Она не растает.
Ну не плачь же, не надо.
Все ведь в порядке.
Душу не скроют тучи,
И осень ее не погасит.
Она нас греет зимой и в могиле.
Светит она в глубине,
Куда ни за что не проникнуть
Золотому, багряному солнцу,
Семицветному солнцу вселенной.
Она сияет в глубинах земных
И в одиноких сердцах,
И эти сердца растут,
Поднимаются, тянутся к свету…
Послушай, ведь все в порядке,
Все, все в порядке.
Ты еще плачешь, душа?
Да, я вижу, ты плачешь,
Утираешь слезы тайком.
Не надо, не плачь.
Сердце слезами полно до краев,
Стало таким тяжелым…
Замолчи, перестань! Больше я не могу!
Иди. Побеждай.
Иль погибни!
Единственная звездаПеревод Ал. Ревича
…Так знай же, в чем высшей идеи суть:
Она безжалостна, — не обессудь.
Тот, кто ее загорелся огнем,
О страхе, о смерти забыл — обо всем.
Он не щадит ни себя, ни друзей,
Он все дорогое пожертвует ей.
Он к цели идет, хоть пути тяжелы,
Не слышит насмешек, хулы и хвалы.
Тьма окружает его, но всегда
Пред ним сверкает одна звезда.
ЮностиПеревод В. Бугаевского
Юность должна быть
Дерзкой, могучей,
Вечно кипучей, —
Людям на диво.
Факелом, юность,
Будь среди боя,
Чтоб за тобою
Шел и трусливый.
Вестником правды
Стань, чтобы снова
Вспыхнуло слово, —
Пламень призыва.
Сдерни повязку
С глаз ослепленных,
Сонных, плененных
Выдумкой лживой.
Ринься в сраженье,
Знамя вздымая,
Всех увлекая
В бой справедливый.
Золотистые листьяПеревод С. Липкина
Как будто в туфлях
Свинцовых, долго
Шла ночь-старуха.
Все притаилось.
Пульс сонной жизни
Был слышен глухо.
К земле приникли
Цветы и травы
И утра ждали,
И солнца ждали
Леса и птицы,
Река и дали.
…………………….
Что ж вы грустите,
Вы, молодые,
При ярком свете?
Ведь после ночи
Вас первых тронул
Бодрящий ветер.
Как золотые,
Сияют листья.
Не вы ли это,
Сверкая счастьем,
Плывете гордо
В лучах рассвета?
Встречая утро,
Трепещут листья
В веселом звоне,
В беседе с солнцем
Весь день ликуя
На горном склоне…
Старые недугиПеревод В. Брюсова
Снова пошлость вековая
Из норы своей выходит…
Горе! Будни заглушили
Солнца смех в душе твоей,
И заботы тусклых дней
Сердце обручем сдавили.
Победи заботы те:
Им, что гадам, крыться в поры,
Не взнестись за нами в горы,
Не подняться к высоте!
Сломанные сосныПеревод Ал. Ревича
Приморские сосны сломал ураган,
К песчаным припали они берегам, —
Тянулись к просторам, стремились к воде,
Не стали скрываться и гнуться в беде:
«Мы сломаны, грозная сила, тобой,
Но рано ликуешь, не кончен бой,
Еще мы вздыхаем о далях в тоске,
Гневные ветви шумят на песке…»
И, мачтами став, над раскатом волны
Взмыли поверженных сосен стволы,
Грудь — против бури, парус крылат,
Бой против бури, мачты гудят:
«Грозная сила, швыряй нас на дно, —
В счастливую даль доплывем все равно!
Ломай, сокрушай нас — идем напролом,
К солнцу, к восходу плывем. Доплывем!»
Вперед!Перевод Ал. Ревича
Ты мост разрушил, и на самом деле
К родному дому не придешь ты вспять,
Где руки бы тебе дыханьем грели,
Где сердце бы тебе сумели заласкать…
Челны и мост проглочены пучиной,
Ревет прибой, кроша скалу в песок,
Рыдают чайки над косой пустынной.
В крови ладони, камни — из-под ног…
Вперед! Навстречу солнцу. Мир широк.
ЭлегияПеревод В. Бугаевского
Памяти юноши
Мне этого не вынести, отец.
Все видеть — и спокойно, молчаливо,
Как будто сердце у тебя вконец
Окаменело, — улыбаться криво;
Взирать, как правду топчут сапогом,
Как палачи глумятся нечестиво
Над тем, что мы святынею зовем…
Трепещет плоть, и кровь моя как пламя,
И руки тянутся к оружью сами.
Как мог тебя я удержать!.. И ты
Ушел, мой сын. И вот передо мною
Лежишь теперь. Глаза твои пусты,
Покрыты щеки смертной белизною.
А как они пылали в час, когда ты
Нас вещим словом окрылял своим.
Ты мертв! И лишь чело еще объято
Грозы недавней отблеском живым…
О сердце! Мы сильны, мы победим!..
Заходит солнце…Перевод Ал. Ревича
Заходит солнце, ночь пришла,
Приносит страх густая мгла,
Заходит солнце, но взойдет,
Чтоб тьму хлестать лучом с высот.
Весенние дниПеревод Ал. Ревича
Прочь жалобы и стон тоски!
Сбивай оковы и замки́!
Круши ограды и — вперед! —
Река взбухает, взломан лед.
Все выше солнце, даль синей,
Все тоньше лед весенних дней,
Все тоньше — тает под лучом,
Ручей сливается с ручьем.
Ревет разбухшая вода,
Уносит прочь обломки льда
И заливает все и вся,
Устои ветхие снося.
Воды восставшей круговерть
Крушит стены столетней твердь,
Ломает тысячи преград,
И бастион, и каземат.
Все, что давило, гибнет враз,
Вокруг, насколько видит глаз,
Вода. Течет через края
Огромной чаши бытия.
Fiat justitia!Перевод Г. Горского
Одна на свете справедливость есть,
Сама собой, одна и та ж навеки —
Она была началом всех начал:
Она несла порядок в этот мир,
И если б мир однажды канул в Лету,
Она б еще царила надо всем.
Fiat justitia, ruat mundus![3]
Она над миром трон свой вознесла,
Прикрыв свое величье облаками,
И ясный взор свой ослепив повязкой,
Опорой служит ей металл и камень,
Холмы костей и пирамиды трупов,
Стволы орудий и столбы победы,
Сиденье трона свито из цепей,
В которых вечно трудятся народы,
Виновные лишь в том, что так малы.
В руке ее весы: две чаши. Кровью правды
Полна одна, вторая чаша вечно
Мечом тяжелым клонится к земле.
Одежд багровых, золотом расшитых,
Тяжелый шелк шуршащий виснет с плеч;
И стан широким поясом охвачен,
А обувь из железа и свинца;
За поясом закон, топор и плети.
Сжимает губы тонкие она,
И если слово сквозь уста проникнет,
Оно разит, как лезвие ножа.
Одна лишь речь — приказ и приговор,
Они тяжки, как топоров удары,
Что б ни сказала — все свершится вмиг,
Покуда кровью залита земля
И в небе кровь, как зарево, алеет.
Fiat justitia, ruat mundus!
Покинув трон, она ступает в мир,
Чтоб власть свою распространить по свету,
Уравнивая всех перед собой;
Закрыв глаза, идет она слепая,
Идет не глядя, кто хорош, кто плох,
Вершит свой суд, не видя ни причин,
Ни слез не видя, ни бескровных лиц,
Ни рук костлявых, ломанных бедою,
Пока они не сжались в кулаки.
Да, Справедливость, видно, за века
Состарилась и навсегда ослепла
От вековой повязки на глазах.
И кажется мне, что она глуха,
Или заткнула уши мягкой шерстью, —
Когда проходит с ледяным лицом
И вопиющих голосов не слышит:
Пусть, пусть вопят, она за все века
Ни разу не прислушивалась к воплям —
Fiat justitia, ruat mundus!
…И стан ее не тот, каким казался,
Ленивая, она едва бредет,
Виновных не догнать ей, но легко
Хватать невинных жесткою рукой.
И лишь чутье ее, как прежде, остро:
Дым хижин она чует издалёка
И хижины обходит стороною.
Но если в них приходится бывать,
Она всегда с покорными покорна
И вежлива, спокойна и робка;
И никогда в глаза не лезет нагло;
И вовсе не горда, какой казалась.
Она при звоне золота молчит!
С ней можно пошутить, поторговаться,
К любой нужде приспособляться может,
Со смелыми смела и выступает
Неумолимой. Жалости тогда
Она не даст сидеть с собою рядом,
И суд ее тогда неоспорим:
И пусть хоть в пекло катится весь мир,
Пусть стоны сотрясают все вокруг,
Скрежещут зубы, кулаки хрустят.
Когда ж она вдруг снизойдет к земле, —
Врагов растопчет, вырвет сорняки,
Одних благословит последним словом,
Других последним словом проклянет —
Fiat justitia, ruat mundus!
Да, Справедливость, дряхлая старуха,
Становится все старше, все дряхлей,
И дни ее судьбою сочтены.
За часом час все убывают силы,
И только злоба возрастает бурно,
Уста увечит зависти излом,
Глумливая усмешка скалит рот,
Не держат ноги, и в костях иссохших
Мозг чахнет, только лишь костыль
Поддерживает немощный скелет,
И все ж костыль упавшего растопчет,
Нога ее все под собой сомнет.
Fiat justitia, ruat mundusl
Час старой Справедливости пробил,
И жизнь ее висит на волоске.
И скоро рухнет это божество,
Гремя костьми и черепом пустым,
И черная затмит просторы пыль,
То будет крови высохшей поток,
Что был во имя божества пролит, —
Пыль ядовитой высохшей слюны,
Пыль от руин и тлена старых зданий,
Тысячелетней черной швали пыль,
Что скапливалась, превращаясь в гниль,
И все живое на земле душила
Невыносимым смрадом испарений,
Лишала жизни молодой росток,
Но все-таки росток растет сквозь тлен,
И новый мир над старым миром всходит —
Ruat justitia, fiat mundus![4]
День страшного судаПеревод Г. Горского
Dies irae, dies illa,
Solvet urbem in favilla[5].
Немало жизней
Прервет свой бег,
И многих юных
Сломает век;
Во мгле исчезнет
Идущих след,
Пока из искры
Родится свет;
Истлеть им,
Крови истечь рекой,
Пока на землю
Придет покой;
Немало смелых
Сквозь ад пройдут
И вновь воспрянут,
И вновь падут;
Отхлынет множество
Волн морских,
Но ветер снова
Подымет их.
Смерть многих сотен
Не есть конец.
Их сменят сонмы
Живых сердец.
Один умолкнет, —
На первый зов
Ответят
Тысячи голосов.
Покуда злобой
Мир потрясен,
Песчинка каждая
Исторгнет стон.
Землетрясенье
Сметет дома,
Опоры рухнут,
И хлынет тьма.
Приют ваш каменный
В судный час
На вас же рухнет,
Схоронит вас.
Утес дворцы ваши
С плеч стряхнет,
Открыто взглянет
На небосвод.
Какие горы
Спасут вас? — Нет,
И горы местью
Грозят вам вслед.
Какое море
Вам даст причал? —
Сметет вас грозный
Расплаты вал.
Хотите скрыться
В болота мглы? —
В сравненье с вами
Они белы.
Немые недра
Разверзнут ад,
От вас останется
Серный чад.
ЭПИЛОГ
Длинный путьПеревод В. Брюсова
………………………………………………….
Но выше, выше все ведет мой путь,
Как утром тень, все тает сном бесплодным,
А воздух стал прозрачным и холодным,
Но выше, выше все ведет мой путь.
……………………………………………..
Земных оков упали с тела звенья:
Зло, ненависть, волненья и мученья.
Без прошлого, без страсти, без греха,
Гляжу, как даль, вся в золоте, тиха,
И, крылья пробуя в эфире чистом,
Душа — как белый снег на склоне льдистом;
И, сбросив все, что тяжело, она,
Как звезд мерцаньем, нежностью полна…
Но выше, выше все ведет мой путь.
……………………………………………………
Как утром тень, все тает сном бесплодным,
А воздух стал прозрачным и холодным,
Но выше, к солнцу, тянется мой путь:
Нет мига в вечности, чтоб отдохнуть…
……………………………………………….
ПОСЕВЫ БУРИВесенняя песня
«Жребий брошен…»Перевод Е. Великановой
Жребий брошен:
Мчитесь вперед, вихри!
«Солнце землю пахало…»Перевод В. Елизаровой
Солнце землю пахало,
Медным плугом заправляло,
Слой за слоем поднимало к свету,
Вдавливало в землю старые наветы.
Буря семена ссевала,
Ливнем всходы поливала.
Время собирать посевы бури,
Яростной борьбы приспели будни.
ПОД ВЕСЕННИМ ГРОМОМ
Воющий ветерПеревод С. Липкина
Хлещущий ветер и снег,
С воем летящие в поле,
Кто ограничить бы мог
Ваше сейчас своеволье?
С дерева буйной рукой
Кудри зеленые рвете,
Узкой дороги края
Топите в снежном омете.
Буйно врываетесь вы
В каждый покой пропыленный.
Стены трясете дворцов,
Рушите древние троны.
Нет, вас ничем не прогнать,
Страже не справиться с вами.
Воины тщетно спешат
Стан опоясать мечами.
Вас не посадишь в тюрьму,
Не уничтожишь, сжигая!
Реете вы над землей,
Гниль и сырье разрушая.
С ветром крутящийся снег
Многих пугает, тревожит.
Это предвестье весны, —
Кто задержать ее может?
Ледяная крепость севераПеревод Д. Виноградова
Наша победа — славная,
Быстрая, неизбежная!
Дрогнула, подалась глыба льда,
Оползла медленно!
Мы грызли ее, точили — года!
Теперь начинается
Гор ледяных крушение!
Над ледяной крепостью
Небо уже синее —
Свежий ветер разогнал облака,
Распогодилось!
Ноздреватый лед лишь толкни слегка —
И не выдержат
Стены дряхлые —
Небывалая победа близка!
Множатся в стенах трещины,
Темные щели ширятся,
Наземь осколки падают —
Не надейся, крепость, не устоять!
Стены твои рыхлые
Теплым паром окутаны,
Урагана весеннего
Не обернуть вспять,
Хое-хо-о, хое-хо-о — слышится!
Как тебе, крепость, дышится?
Наша не дрогнет рать.
Эта победа — первая,
Это первая оттепель.
Мы еще только начали
Ледяные крепости брать!
Мехи ветраПеревод Т. Спендиаровой
Раздули мы мехи большие ветра,
Ногами нажимая в нетерпенье,
И раскалилось пламя добела
В горниле солнца.
Клубился жар, и зной пылал слепящий,
Кругом вилось дыхание огня.
И вот — растоплен снег, и взломан лед,
Освобожденные текут потоки.
Вихрь, знойно дышащий, валит с разбегу
Громады туч, сшибает лбами их
И увлекает за собою вдаль
Все веянья, все грозы, всё ненастье.
Вытягивает всходы из земли,
Зверей из нор и с силой нас самих
Могучими руками поднимает.
Ногам не удержаться, — их с собой
Теченье увлекает
Вперед, вперед.
Шум будит все живое.
Вот голову торопится подснежник
Просунуть из-под снежного покрова,
Вот лопаются почки
От буйного броженья соков,
И стаи птиц из дальних стран сюда
Слетелись, любознательные, снова.
Пришла весна, конец поре суровой,
Синеют небеса,
Вверх замок света поднялся.
После долгого снаПеревод Л. Хаустова
Дым лениво тает
Над высокой кровлей,
Разомлев на воздухе весеннем.
Горизонт в тумане,
И снега осели,
И березы ветви расправляют.
Люди жадно дышат,
Как от сна очнувшись,
Точно пережив недуг тяжелый.
На щеках — румянец.
Улыбнулись губы
С удивленьем или недоверьем.
А глаза стыдливо
Щурятся от света,
К радости весенней привыкая…
Так не останется!Перевод С. Липкина
Так не останется, так оставаться не может,
Глупо надеяться, что пронесется вода,
Реки спадут, иссякая, и день будет прожит
Так же, как прежде… О нет, никогда, никогда!
Лед, как ни крепок, упорства уже не умножит.
Сердце, что рвется к свободе и жизни, — сильней!
Так не останется, так оставаться не может,
Все переменится в мире до самых корней!
Зеленая власть весныПеревод А. Глобы
Даже старые березы
Молодо зазеленели.
Даже вороны на ели
Нежные роняют слезы, —
Вороны, что любят падаль
И со смертью неразлучны, —
И они ликуют звучно
И приходу мая рады.
Только срока ожидают
Захватить получше долю,
Поклевать живого вволю,
И весну благословляют.
А кривые те березы
В вешних платьях красоваться
Не посмеют, застыдятся,
Желтые роняя косы.
Но сейчас, шумя листвою,
И они помолодели.
Ждут, притихли, поскучнели
Вороны, смирясь с весною.
ПРИЗЫВ
Вестница-синичкаПеревод Ю. Обызова
На столбе ворот синичка
Заливается-звенит…
Крошка-синичка — чуть потеплело —
Вестницей солнца к нам прилетела
И, заливаясь, поет:
Все расцветет!
Все расцветет!
Против зимы все восстает!
Поет синичка, на ветке качаясь:
Уходят морозы, с зимой кончаясь!
С ветки на ветку синичка снует
И только одно и то же поет:
Все восстанет, все восстанет!
Все воспрянет, все воспрянет!
Всё и вся, всё и вся, всё и вся!
Выходите!Перевод А. Островского
Вы, крошки-вербочки,
Вы, листья нежные,
Выходите! Выходите!
Тонких веток ростки,
Иголки хвои,
Ландыши белые —
Майская поросль,
Птицы-скворушки,
Светлячки,
Люди из недр земных,
Из немых глубин,
Выходите! Выходите!
Вереск, вставай!
Листвою, береза,
Тихо шуми,
Мглу развевай.
Зажгитесь, глазки,
Пламенем ярким!
Выходите! Выходите!
Из праха ада,
Из черного дыма,
Из недр подземных
Черные люди
Гордо выходят,
Зовут с собой.
Багровый пламень
Их путь освещает.
Все, что мечталось,
Свершается ныне.
Муки, терзанья
Уснут в покое.
Ярче радостный день,
Скрылась темная туча, —
Выходите! Выходите!
Дети сумерекПеревод Е. Великановой
Луч глянул из-за сосен,
Скользнул на землю он;
Сквозь ветки смотрит солнце,
Полей недвижен сон.
Мороз и снег повсюду,
На всем тумана след,
Но вскоре заискрится
Во мгле сокрытый свет.
Приди скорее, солнце,
Спеши подняться ввысь,
Больные дети мрака
Рассвета заждались.
Ах, полно, маловеры!
Лес золотом горит,
Пусть солнце ваши лица
Весельем озарит!
Грустная березаПеревод В. Елизаровой
Мгла белая клонится
Над нивами черными,
Полянами стелется,
Лугами зелеными.
Мгла медленно стелется:
Исчезнет, покажется,
Росинка светлится,
Словно солнышко-саженец.
Туманы над заводью.
Одна-одинешенька,
В даль дальнюю глядя,
Грустит березонька.
Дрожащее сердцеПеревод Е. Великановой
Мокрое облако
Ливень полощет —
Мокрые простыни
Хлещет и рвет.
Леса и поляны
Тонут в тумане,
И бесконечный
Дождь моросит.
Зябкие птицы
Спрятались в гнезда,
Сердце дрожащее
Ищет тепла.
Опустошенная душаПеревод Т. Спендиаровой
Кипел жемчужной пеною
Любви хмельной настой,
И испарялся долго он
В горячей тьме ночной.
Так оторвись и чару
Переверни теперь.
Уж в дом стучится утро,
Раскрой скорее дверь.
Большие глазаПеревод Вс. Рождественского
Марии Р.
Страшно мне встречаться с вами, —
Столько в вас тоски-тумана,
Голубые и пустые
Два родные океана!
А они: «Душа — как море,
Но она пуста, бесплодна…
Ах, когда б на дне открылся
Ключ воды живой, свободный!
Ветра, брызг и волн хочу я,
Чтоб рассеялась истома,
Чтоб вошла мне в душу буря
В буйстве грянувшего грома!»
Единым путемПеревод Ю. Абызова
Идемте вместе — одним путем,
Зарю свободы разожжем!
Коль вместе путь направим мы,
То разобьем ворота тьмы.
Пусть мы расколемся потом
И вновь своим путем пойдем,
Пусть вы решитесь отдыхать,
А мы вперед пойдем опять,
Чтоб вновь победу одержать, —
Все пути пускай в один сольются,
Угнетенные всех стран
Соединятся!
К морю!Перевод Т. Спендиаровой
Про себя тихонько
Речушки смеются,
Все в одну сторонку
Льются, льются.
Нивами росистыми,
Травкой вытканными,
Вьются серебристою
Пряжей-нитками.
Перепрыгивают речушки
Тропки лесные в гонке,
Жмутся друг к дружке,
Как девчонки.
Лепечут, резвясь,
Нет конца их шуткам,
Сон стряхнули с глаз
Незабудкам.
К Даугаве родной
По лугам и нивам,
Воды несет весной
Бурным порывом.
В море мчит река
Груз драгоценный,
Белит ему берега
Мутной пеной.
А над ширью морской —
Туч громада
Чашу влаги дождевой
Вылить рада.
НАСТЕЖЬ ВОРОТА!
Клейменные смертьюПеревод Е. Великановой
Кругом застыли в ненависти лица,
На всех неумолимой смерти след —
Так маска зубы скалит и кривится —
Ни проблеска, ни искры жизни нет.
Не сотворить огня в крови их пресной,
Как изо льда не выкресать огня,
Как зиму не избыть весенней песней;
И солнцу не подвластна их броня:
Лишь в новых ветках жар его воскреснет.
Честный либералПеревод Д. Виноградова
Он был когда-то с нами заодно,
Но убоялся трудностей дороги.
И семенил он мелко и смешно
В толпе подобных большаком убогим.
Теперь привычно жизнь его течет:
Из-под большого жёрнова мучица
Ему на радость весело струится —
Покой и мир он славит горячо…
Но по ночам бедняге скверно спится.
Далекие отзвукиПеревод Вс. Рождественского
Отзвуки далекие
В мраке синеющем
Плыли печальные
С ветром, чуть веющим.
Плыли и таяли
В смутном блуждании…
Ночь, не внимая им,
Длила молчание.
«Все ли вы слышали
Тихое пение?» —
«Как же!» Но в души им
Кралось сомнение.
Вечер покров теней
Стелет среди полян.
Парни пасти коней
Едут в ночной туман.
Утро придет в свой срок,
Росы сверкнут вокруг.
Выгонит пастушок
Стадо с зарей на луг.
И босиком к реке
Люди пойдут тропой,
Отзвуки вдалеке
Слушая всей душой.
Звуки, что, так грустны,
Плыли вдали от нас,
Радостно в дни весны
Льются вблизи сейчас.
Катится шум времен
К сердцу полей родных.
Скоро и гул и звон
Громом наполнят их!
Что ж сеятель тужит?Перевод Ю. Обызова
Которые сутки
Разверзлись хляби.
В полях — болото
Наместо зяби.
Которые сутки
Ветра гуляют,
Ростки молодые
Из недр вырывают.
Что ж сеятель тужит?
Пусть снег здесь ляжет,
Все заморозит,
В сон вгонит даже.
А сон — не гибель,
Не смерти бремя:
Ростки окрепнут
За это время.
Чуть зубы солнца
Льды раскрошат, —
Побеги к солнцу
Свой путь продолжат.
Зимнее подвечерьеПеревод В. Елизаровой
В желтоватом и неярком свете
Солнце день за днем одной дорогой
В зимнее уходит подвечерье;
Ночи долго тянутся, зевая…
И не мне ускорить их движенье,
Солнце удержать к земле поближе,
Землю обратить лицом на солнце,
Я могу тоской по солнцу мучить,
Разжигать в груди горенье гнева,
Бередить немолкнущие боли,
Чтобы вы сопротивлялись ночи
И не верили господству мрака.
Время героевПеревод Б. Томашевского
«Так уныло
Нынче длится
Дней печальных
Вереница.
И мрак ночной теснит нам грудь.
Грустных песен
Звук щемящий,
Ужас вечный,
Леденящий —
Как трудно их с души стряхнуть.
Только будни
Всюду в силе,
В божество их
Превратили,
Чтоб спину перед ними гнуть!»
— Как ничтожны
Вы сердцами!
Скоро грянет
Гром над вами:
Героев время вышло в путь!
МЕЛЬКАЮЩИЕ ОГНИ
Мелькающие огниПеревод Е. Великановой
По улицам там и тут
Вдруг пробегает свет,
Сверкнет полоса огня,
Померкнет и вспыхнет вновь.
Во тьме колеса гремят,
На лицах застыл испуг:
— Случилось? Когда и как?
Неужто сюда идут?
Зарево в небе, крик
Чей-то возник вдали,
Мимо бежит толпа.
Снова тихо вокруг.
Ужас сковал сердца,
Души наполнил страх.
Ближе и ближе огни,
Стало светло, как днем,
Уже горит небосвод,
Там, у края земли,
Светятся в темноте
Пламени языки.
Всюду, везде, кругом
Уже занялась земля.
Искры взлетают ввысь
И падают вниз дождем;
Огни бегут и бегут,
Призрачный хоровод
Движется, как во сне,
Что-то сулят они…
Смотри, далеко вдали
Блуждающие огни.
Китайские жрецыПеревод Б. Томашевского
На синий, ясный небосклон
Восходит солнце. «То злой дракон
Уж показался, всем на страх…» —
Вещают жрецы. Народ в слезах
О солнце, о милом солнце.
«Драконы поглотят солнца свет.
Земля во тьме. Спасенья нет!
Спешите укрыться к себе домой
И там молитесь во тьме глухой
О солнце, о милом солнце!
Молясь, подымите жалостный плач —
Авось смягчится лютый палач:
Готовы, мол, гнуться под тяжким ярмом —
А солнце? Да мы и забудем о нем,
О солнце, о милом солнце».
Но лживым уже мы не верим жрецам,
И злые драконы не страшны нам!
Они исчезнут при свете зари…
Вечно в душе у народа гори,
Солнце, милое солнце!
НарывПеревод Е. Великановой
В сердцах страданья
Напев возник,
Вражды и злобы
Набух гнойник;
Любовь ли, нежность —
Кромешный ад,
В источник жизни
Подмешан яд.
Эй, вы! Дрожите
До той поры,
Когда прорвется,
Как взрыв, нарыв!
Что бы ни былоПеревод Е. Полонской
Величие этих дней — залог,
Что ты уже в поле не одинок.
Где только одна березка была,
Там роща зеленая подросла.
На вырубках снова поднялся лес,
Дыханьем свежим веет окрест.
И видно сверху березе той,
Что все окрест — в листве густой.
Нет, не солгали тебе мечты!
Недаром страдал и томился ты!
Полной грудью можешь дышать
И что бы ни было — не отступать!
Новое времяПеревод Д. Виноградова
Огни грядущего видны —
Его приблизить мы должны.
Нас ждет великая страда —
Достанет каждому труда.
Костер огромный мы зажгли,
Он озаряет лик земли,
Мы строим счастье — этот дом
Лишь общим возведем трудом,
Никто не будет в стороне —
Всем света хватит по весне.
Огни грядущего видны —
Его приблизить мы должны.
Через крайПеревод Д. Виноградова
Пусть сердце пылает,
Пусть кровь закипает,
И чувства, как волны
Прибоя, играют —
Что их успокоит,
Смирит, обуздает?
И мечется слово,
И сердце готово
Привычной неволи
Разрушить оковы,
Обнять беспредельность
Простора земного —
На улицу, к людям
С отверстою грудью
Спеши — и не бойся:
Поймут, не осудят,
И сердце горящее
Счастливо будет!
Идет молодое племя…Перевод Ю. Обызова
Небо, и солнце,
И моря дали,
Песок, и сосны,
И плеск воды,
И стойкое сердце
Тебе даровали;
Грядущего лета
Всюду следы.
Так пой о тех,
Что на битву встали:
Открыты дали
Для молодых.
В вечном созвучииПеревод Вс. Рождественский
На все смотрю без страха,
Тверда душа моя.
О нет, я не исчезну,
Хотя бы умер я!
С широким шумом моря,
Когда леса гудят,
С медноголосой бурей
Всегда пою я в лад.
Я с тучами, с грозою
Звучу одной струной,
С потоком, что о берег
Бьет пеной снеговой.
Когда с востока ветер
Встает — заре вослед,
Я вам с его дыханьем
Шлю утренний привет.
Когда же гаснет солнце
И затихает дом,
Заря меня скрывает
Померкнувшим плащом.
На все смотрю без страха.
Тверда душа моя.
О нет, я не исчезну,
Хотя бы умер я!
В КРАСНОМ СВЕТЕ
Тюремные стеныПеревод Т. Спендиаровой
Лица скрылись в сумраке, — значит,
Не кивнет никто, не заплачет,
Не улыбнется приветливо впредь.
Тумана все затянула сеть.
Как будто поезд промчался мимо,
Махнули платочком сквозь клубы дыма…
Слышно — шум затихает, далек…
Сердце пора замкнуть на замок.
«Но разве это не ветра шум,
Не листьями ропщут ветки?..»
Гул долетел, короток, угрюм…
Захлопнулись двери клетки.
Нет, ты не в лесу, то не ветра шум,
Не ропщут дрожащие ветки…
Тюремные стены, каменный свод, —
Тебе прозябать тут за годом год.
Стань твердой, мысль!Перевод В. Брюсова
Стань твердой, мысль!
Стань зычным, слово!
Стань наковальней, мысль!
Стань колоколом, слово!
Тьмы кузнецов тебя куют века:
Ковач великий, беспощадный голод,
Всей тяжестью обрушивает молот,
И скромным сонмом бьют исподтишка
Со стороны, и сгорблены и седы,
Старухи-сестры — маленькие беды.
Стань твердой, мысль!
Стань зычным, слово!
В горниле мук белей раскалено,
Закалено огнем и сожжено!
Мехи вздувают пламя неуклонно,
Тебя палят неистовым огнем,
Толкают в самый жар, сжимают в нем
Давленьем атмосферы раскаленной.
Стань рассекающим мечом!
Стань острой, мысль!
Стань грозным, слово!
Стань чуждым ржавчине клинком из стали,
Чтоб гражданин мог смело взять тебя,
Чтоб ты сверкало, камни стен дробя,
Чтоб цепи пред тобой и брони пали!
Стань острой, мысль!
Стань грозным, слово!
Первые жертвыПеревод Н. Павлович
Как эту боль сдержать и перенесть!
Как душу горько разрывает жалость!
Так много павших! Их не счесть, не счесть,
И раны их еще зияют ало.
У нас в душе одно желанье есть —
Собрать ту кровь, что землю напитала
И призывает молчаливо месть.
Глаза глядят, как будто угрожая,
Дрожишь невольно, мертвый взор встречая.
Могилы павших героевПеревод В. Елизаровой
Их имена векам дано беречь.
Их в землю бросили и в грудь вонзили меч,
Но сжаты кулаки, но сердце не остыло,
И взгляд, как острие, разит противосилу.
Их бросили без слов, и тишина легла,
Потом топтали землю, как врага,
Запрятать тщились глубже в песок,
Чтоб ни один восстать уже не мог.
Но властию бессмертья не восстать!
Коснись могил, вберешь свободы страсть!
Поднимешься с колен и вскинешь взгляд горящий,
Когда свой рост узнаешь настоящий.
И пусть те имена века хранят.
Но помните могилы, где герои спят.
Когда померкнет ум и руки захотят отдохновенья,
Пусть нашей силой станут их мученья!
Отряд смертиПеревод Т. Спендиаровой
Лунная ночь нема,
Бледно лучи блеснули.
Тайна бродит. На карауле
Безликая бодрствует тьма.
Голос неведомый из темноты,
Окрик гнева и боли:
«Что блуждаешь так поздно ты?..»
Гибель грозит мне, что ли?
С постели вскочил, лихорадка бьет.
Не было ночи тише…
Приговор ли мне вынесли?.. Слышишь?..
Пролитая ли кровь вопиет?
Страшно! Ночь молчанье хранит,
Бледно сиянье луны печальной.
Чьи там шаги? Кто говорит?
«Месть… Мы молот, ты — наковальня».
Шествует смерти отряд… Так, значит,
Это он с собою несет
Мести угрозы, холодный пот —
Приговора немой передатчик?
За многие жизни возьмут одну…
Это ночью или днем случится?
Лицу обреченного не проясниться…
Лежу ли, хожу ли, — иду ко дну.
Пчелу не преследует месть и страх, —
Она умирает тотчас, ужалив.
Меня же тиски смертоносные сжали.
Я — ржавый брошенный нож, я — прах.
И днем мне жутко… Как ночь нема!
Бледно лучи блеснули.
Тайна бродит. На карауле
Безликая бодрствует тьма.
Все-такиПеревод Вл. Невского
Присловье «все-таки»
Помните в час,
Когда сочтете
Мертвыми нас.
Нет, не дождетесь
Во веки веков,
Чтоб нас задавила
Тяжесть оков.
Нет, руки бессильно
Не упадут,
Хоть жажда и голод
Утробу жгут.
Сердца наши стойки —
Дави их, тесни,
И все-таки дышат,
Живут они.
Заветное «все-таки»
Есть у нас,
Оно омрачит вам
Торжественный час.
Пусть молния блещет,
Грохочет гром,
Но мы на колени
Не упадем.
Не склоним плечи
Под вашу власть,
Хоть горы грозили б
На нас упасть!
Помните «все-таки»
Даже в тот час,
Когда мертвецами
Сочтете нас.
ТИХАЯ КНИГА
«Перед новым боем…»Перевод Г. Горского
Перед новым боем
Тихо вспомните былое.
«На черных страницах книги…»Перевод Ю. Нейман
На черных страницах книги
Мы пишем стихи потаенно,
Чтоб наши рыданья и стоны,
Как в черной ночи, затаились…
На черных страницах книги,
Как в черной земле зарыты
Тысячи, что убиты
В ночи, наступившей снова.
На черных страницах книги
Да светят буквы смелее,
Павших борцов жалея,
Живым даруя отвагу!..
На черных страницах книги —
Все то, что ношу, как бремя,
Пока не придет время,
Не вспыхнет черная книга!..
ДЕНЬ УСОПШИХ
Медленно плывет их черный челн…
Песня сестрицыПеревод Ю. Нейман
Спряталось солнце
За тучи угрюмые.
Пламя погасло:
Очаг наш не теплится!
Солнце проглянет,
Очаг разожгу я,
Да не согреть им
Братца родимого!..
Братцу не нужно
Веселого пламени,
Братцу не нужно
Весеннего солнышка,
Братцу не нужно
Заботы сестрицыной:
Мраком все застлано,
Тьмой занавешено…
Братцу постель
Разостлали песчаную;
Полог дерновый
Над нею повесили…
Братцу не нужно
Слезы моей горестной
Братцу не нужно
Ни стона, ни жалобы.
Слезы постель размывают
Песчаную,
Полог дерновый от жалоб
Колышется…
Брату безмолвная
Клятва нужна —
Клятва, что дело
В верных руках!
Ржавая цвельПеревод Ю. Нейман
Где с песнями люди
Косили травы,
Все цвелью подернулось
Рдяной, ржавой.
Мальчонка приходит туда
К рассвету…
Слоняется, плачет он:
— Тятя, где ты?..
Расстрелян твой тятя,
И след кровавый
Стал цвелью, стал порослью
Рдяной, ржавой.
Бедный братРомансПеревод М. Замаховской
Мать, и отца, и друзей, и семью —
Всю они отняли радость мою!..
Что ж остается мне, брат мой?
— Бедный мой брат, они в этом вольны.
Но застонать не заставят они…
В этом ты волен, брат мой!
Ах, они руки скрутили мне вновь!
Брызнет сейчас из-под пальцев кровь,
Брат мой, о брат мой!
— Бедный мой брат, они в этом вольны,
Но застонать не заставят они!
Ах, они бросят в темницу меня,
Больше не видеть мне светлого дня,
Брат мой, о брат мой!
— Бедный мой брат, они в этом вольны,
Но застонать не заставят они!
Ах, меня гонят в глухие края,
Там холод и голод изведаю я,
Брат мой, о брат мой!
— Бедный мой брат, они в этом вольны,
Но застонать не заставят они!
Ах, расстрелять меня дали приказ,
Сердце мое растерзают сейчас,
Брат мой, о брат мой, о брат мой!
— Брат мой любимый, они в том вольны.
Но застонать не заставят они:
Радостью взор загорится твой,
Пусть ты умрешь — братья ринутся в бой, —
И в этом ты волен, брат мой!
НевыразимаяПеревод Г. Горского
Кровь, что выжата
Из нашей плоти:
Образ твой выразить
Песня бессильна.
В мире витаешь
Кровавым духом,
Сердце судорогой
Потрясая.
Земля! Верни себе
Ужас века:
Кровь, что выжата
Из нашей плоти!
Красная нитьПеревод Г. Горского
Каждый наш вздох и чувство,
Дела, что дано свершить,
Пронизывает трепет,
Как красная нить:
За то, что нам в страданьях,
В жестоких муках жить,
За нашу кровь, что льется,
Как красная нить.
За то, что даже вечность
Не сможет в нас убить,
Что в светлый мир ведет нас,
Как красная нить.
Челн усопшихБаркарола ДаугавыПеревод Г. Горского
Черный челн усопших душ плывет,
Весла их звенят на глади вод:
Нет, нет конца…
Тихо плещет вечности волна,
Пена красно-черная мутна —
Нет, нет конца…
До краев ладья нагружена,
Нива жизни смерти отдана —
Нет, нет конца…
Чьи-то стоны потрясли покой,
Волчий вой не молкнет над рекой —
Нет, нет конца…
В Даугаву стекаются челны,
Павших душ они полным-полны
Нет, нет конца…
Черный челн их медленно плывет,
Весла их звенят на глади вод:
Нет, нет конца…
Нет, нет конца…
СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ
Струились росы —
Пот рассвета…
Ранний путьПеревод Ю. Нейман
Памяти товарища
Так рано пела птица! Ранней ранью,
Едва рассвет в лесной забрезжил сени…
Ночную грусть баюкало молчанье,
И по лугам еще блуждали тени.
Так рано вышел он на поле брани!..
Бежала тьма и пряталась в смятенье,
Увидев на челе его сиянье.
Часов закатных не дождались оба:
У били рано их — мороз и злоба!..
Пылинка и времяПеревод Г. Горского
Пылинкой кажется нам звезда,
Приблизься к ней — тогда виднее:
Пылинка эта — огромный мир,
Земля пылинка рядом с нею.
Вот так и чья-нибудь душа
В безвестной мелкоте томится,
Но время подвига придет —
Она звездой воспламенится.
Великий покойПеревод Г. Горского
Лишь в самой горячей битве
Покой я обрету,
Боль сгинет, счастье снова
Зажжет мою звезду.
Плыву в потоке вешнем
С толпой таких, как я;
Меня, как ветвь, уносит
Весенняя струя.
Куда? Зачем плыву я? —
Свой знает путь вода.
От мук былых, от боли,
От горя — ни следа:
Во тьме пробить дорогу
Один бы я не смог!
Летит к свободе сердце,
И к морю мчит поток.
Как в праздничное утро
Душа в покой плывет,
И облачком лучистым
Сквозь синь я рвусь вперед.
Удивительный языкПеревод Ю. Нейман
Что беспокоит вас?..
Вам представляется странным, нелепым,
Когда звучит языком фанфары,
Золотом речи,
Лучами слова,
Огнем дыханья,
Рокотом мысли, восторга полным,
Серебряным колокольным звоном
Высокая речь о высоком деле!
Пошлость не терпит высокого лада,
Гром обыденщине не сподручен,
Гордое слово режет вам уши!..
…Как вы сказали: «Оно — фальшиво,
И лицемерно, и смеха достойно?..»
Правду сказали вы!
Громкое слово — у вас на устах
Вправду фальшиво и лицемерно,
Вправду достойно едкого смеха!..
Ибо великое слово
Делом должно венчаться — великим —
Не по плечу — вам!..
Тот же, кто мал и унижен,
Тот — из толпы, не охватной глазом,
Из презираемой вами толпы,
Тот, чей жестокий удел —
Труд и насмешек бремя, —
Тот удивительной речью давно овладел
И породнился с ней, ибо пришло его время.
Внятны толпе раскаты фанфары,
Лучистое слово, звон колокольный…
Огнем дыханья она согревает
Высокий язык, тот, что был доступен
Только героям.
Толпа творит великое дело,
Единственное, что делать сто́ит.
Толпа творит, миры созидая, —
Дело, которое было под силу
Только героям!..
Легендарные людиПеревод Ю. Абызова
Нам надобно только,
Воспрянув, восстать,
И нас не сможет
Ничто удержать.
Не устрашат нас
Ни пламя, ни зной,
Свободы дворец
Нам сверкнет белизной.
Через трясины
Мы пробредем,
Но в обетованную
Землю войдем.
Нас тысячи,
Миллионы нас,
Но мы разрастаемся
Каждый час.
Цепляясь за скалы,
Тянемся ввысь,
Переползаем
Ущелья и рвы.
Из наших костей
Пусть мостят мосты,
Пусть плоть наша ляжет
В безднах пустых.
Плечами обрушим мы
Тяжесть стен;
Пусть крепости сложат
Из наших тел.
Пусть вырвут
Пылающие сердца,
Чтоб вражий стан
Спалить до конца
А вихрь наших вздохов
То пламя взметнет,
И вдаль разгонит,
И вширь разнесет.
И, как ледяные,
Преграды растают.
И вот он — Свободы
Дворец вырастает!..
Нам надобно только,
Зажегшись, восстать —
И нас не сможет
Ничто удержать!
И через хляби
Мы пробредем,
Но в обетованную
Землю войдем.
СОЛНЕЧНЫЕ СУМЕРКИ
Море тихо плещет, угасая.
«Трудно было после битвы солнцу…»Перевод Г. Горского
Трудно было после битвы солнцу
Обессиленному подниматься
И тащить на крутизну зенита
Огненную колесницу света.
Воздуха пучины все густеют:
Пар, угар, седые космы дыма,
Пыль дорог, болотные туманы,
Смрадное дыханье мелких будней,
Черное земных глубин дыханье,
Из которого всплывает солнце.
Солнце за день устает от битвы:
Вечный пламень в бесконечном море,
Вечная душа в бескрайней массе,
Сходит с высоты в глубины моря
Обрести свой первозданный облик.
Но из далей движутся туманы,
Спрятав лица в серые завесы;
Тучи, скапливаясь, виснут в небе;
Мрак подкарауливает дали.
Солнце в фиолетовом тумане
Катится каленой колесницей,
Алый дым вокруг нее дымится,
Тянутся над нею, чередуясь,
Полосы багрово-голубые —
Клочья туч, оторванные зноем.
Вынырнуло солнце из пучины,
Ярко на стекле волны пылает,
Тускнет желто-серое в тумане.
Что ни миг, густой туман все гуще;
Словно жернова сжимают солнце
В каравай бесформенный и плоский,
Топят каравай в алмазном море.
Море тихо плещет, угасая;
По стеклу волны проходит трепет,
Далеко вокруг алмазных стружек
Блеск искрит в подоле моря черном.
На мгновенье вспыхивает небо,
Черных туч вершины розовеют,
Синь желтеет, зеленеет, блекнет,
Иссякает небосвод и, рыхлый,
Тает в синей предрассветной стуже.
Молча смотрит, красотой взволнован,
Род людской — в груди звезда рассвета.
ПЕРЕХОДНОЕ ВРЕМЯ
Восторг оружьем
Быть перестал,
Пусть грозным станет
Сатиры шквал!
Наши дниПеревод Г. Горского
Сущее пусто,
Грядущее немо,
Прошлое кануло
В омут заката.
В голом поле
Гуляют вихри:
Не задевают
Листвы печальной.
Жизнь мелка, —
Песок сыпучий, —
Что ж урвешь здесь?
Что развеешь?
Только что Прошлое
Щедрой рукою
Бросило зерна
В грозную пору.
Редкая зелень
К солнцу пробилась:
Смотрит рабочий
Алчет хозяин.
Прошлое кануло
В омут заката, —
Светят с Востока
Новые зори.
Вихри промчатся,
Нива созреет —
Народа счастье
В борьбе куется.
Партия порядкаПеревод Ю. Нейман
Мы лозунгами сыты,
Для нас пора пришла
Спокойно и открыто
Обстряпывать дела.
Мы добрались до цели
Заветнейшей своей:
Прибрать к рукам сумели
Местечки потеплей.
В почете мы как будто…
А там еще, глядишь, —
Поклонишься тому-то,
А этому — польстишь..
Убрать бы для порядка —
Зовущих на борьбу, —
И жизнь пошла бы гладко
И тихо… как в гробу!
СоглашателиПеревод Ю. Нейман
При виде волка матерого
Отара бросилась в сторону.
— Бараны, овцы! Куда вы?!
Сейчас не до вас мне, право!
Глядят, а волк-то — израненный.
Такому — не надо баранины!
Бормочет серый проклятья:
Все черти, «лесные братья»!..
Отара пошла помедленней,
Заблеяли овцы: — Бедненький!
Бараны мекают хором:
— Мерзавцы!.. Мы их!.. Позор-ом!..
А волк за отарой тянется:
— И вам, дуракам, достанется!
Порежут они все стадо!..
Держаться нам вместе надо!
Носами бараны зашмыгали,
Кругами овечки запрыгали,
На волка смотрят умильно:
— Ах, волк!.. Ах, мудрый!.. Ах, сильный!
А волк вкруг отары кружится:
— Пора нам вступать в содружество!
Овечки блеют невинно:
— Мы — плоть и душа едина!
У волка глаза как свечечки:
— Доверьтесь волкам, овечки!
За нами ступайте в чащобы!..
Согласны?.. — О, да!.. Еще бы!..
Но волк ответа не слушает,
Овцу он выбрал и кушает:
— Вот так, баранье отродье,
Мы станем единой плотью!
Пляска смертиПеревод Ю. Нейман
Спешат на пир богатые и праздные.
Кареты, экипажей вереницы…
Выходят дамы, и народ дивится,
Как блещет шелк и серьги их алмазные…
Литавры загремели в пышном зале,
И пляшут сытые, победу празднуя…
— Не бойтесь призрака, — его изгнали!..
Но кто-то шепчет: «Он придет опять,
Едва на улице начнут плясать!»
Современная интеллигенцияПеревод Г. Горского
По свету, словно листья,
Ветер кружит вас.
А где опора ваша? —
Связь с ней оборвалась.
Едва ничтожный ветер
Появится в тиши —
Вы на волнах, как щепки,
Плывете без души.
Так много вас кружило,
Что стал не мил вам свет,
И ни в одно теченье
У вас уж веры нет:
Тех идолов, что сами
Творили вы вчера,
Сегодня вы забыли,
Как кукол детвора,
Вы разумом иссякли,
В тупом застое душ
Не отличить вам моря
От мелководных луж.
Но сильный ветер дует
Быстрей из часа в час,
Он кружит вас по свету,
Он в землю гонит вас.
УмеренномуПеревод В. Брюсова
Ты чтишь свободу, виселицу — тоже;
Народу служишь, служишь и вельможе;
Всегда быть хочешь осторожней, строже,
Меж крайних — ищешь средний путь без гнева, —
Зато и бьют тебя как справа, так и слева.
Благодетель народаПеревод Г. Горского
Ты хочешь одарить народ
Тем, что пожертвуешь собою.
Позволь же на тебя взглянуть,
Каков ты сам, чего ты стоишь?
Что может получить народ
От этаких щедрот?
Твердое убеждениеПеревод Г. Горского
Я знаю — дух твой тверд, как сталь,
И убежденье ясно, смело,
Ты б оскорблять его не стал
Своим участьем в сути дела.
Старые истиныПеревод Г. Горского
Зачем тебе копить их? Это ж
Прапрадедов гнилая ветошь.
Чем больше их, из праха взятых,
Тем больше моль и ржа едят их;
Погибли истины святые,
Не то, что слитки золотые.
СЛОВА
Не можешь делом —
Бей словом вещим!
Пред словом смелым
Враги трепещут.
Путь к новомуПеревод Ю. Абызова
Тщетно лелеять надежду,
Что все изменится мирно,
Что старое день за днем
В новое перерастет.
Старое чуждо росту,
Его лишь могила исправит,
Лишь уничтожив его,
Откроешь новому путь.
О горечиПеревод Ю. Абызова
К чему примиряться с горечью,
Грустить о величии прошлом:
Движется вечно жизнь,
Грядущее победит.
Вырвите горечь из сердца,
Запрячьте вглубь отвращенье,
Чтоб с жизнью быть заодно,
Чтоб возвеличить жизнь.
О тишинеПеревод Г. Горского
Скройте в сердцах вместе с кровью
Всю ненависть вашу с любовью;
Боль пусть таится на дне,
Мысли горят в глубине.
Слух любопытных пусть глохнет,
Глаза стерегущих пусть слепнут.
Уголь грядущего, тлей! —
Вспыхнет заря новых дней.
О будущемПеревод Ю. Абызова
Грядущее, побеждая,
Порою позор приносит:
Героя свергает пигмей,
Вспять скользит колесо.
Грядущее вырастить надо,
Чтобы его не стыдиться —
И корни оно пустит вглубь,
И ветви раскинет вширь.
О мелочахПеревод Ю. Нейман
В будничных мелких делах
Да не забудем о звездах!
В копоти мы и в пыли,
Светел зато небосвод!
Мелочи для мелочей
Душу мельчат человеку.
Только великая цель
Смысл мелочам придает.
О величьеПеревод Ю. Нейман
Сто́ит боренья борьба,
Если величие цели
Многих смогло вдохновить,
Вывело многих на путь…
Там, где всевластен один,
Все остальные — во прахе.
Души возвысив, сумей
В массы величье вдохнуть!
«Но» и «все же!»Перевод Ю. Абызова
Страхов полны и сомнений
И будничных смутных желаний,
Вы все начинаете с «ах!»,
И все кончаете — «но…».
Отдавшись сомнениям этим,
Свободы не обретете, —
Здесь возглас нужен один:
«И все же!» — и в этом залог.
Источники силыПеревод Ю. Нейман
Слабости серая плесень
Не осквернит моих песен,
Мужества чистый родник
В каждое слово проник.
— Всюду — кресты и могилы…
Где же ты черпаешь силы?..
— Братьев отважных семья —
Сила, опора моя!
Воля мираПеревод Г. Горского
Жить без лжи мир не может
Жаждет власти построже.
Что делать? — Вот мудреца ответ:
Ты властвуй и лги — покоришь белый свет.
А я говорю: ложь и рабство — рази!
Волю мира преобрази!
Patet janua, exi![6]Перевод В. Брюсова
Ты жить устал? Устал от муки века?
Что ж, путь свободен, двери широки.
Но презри те, что указал Сенека,
Где примешь смерть от собственной руки.
Иди в другие, чужд привычки ложной,
Где жизнь свою отдать за братьев можно,
Где миги смерти — светлы и легки!
СлеваПеревод Ю. Нейман
Сердце, полное тепла,
Меч, хранящий нас от зла,
Находиться вы должны
Где, — с которой стороны?..
Сердце, меч, скажите: где вы?..
— Там, где ваше дело, — слева!
ГРЕЗЫ ЗЕМЛИ
Разве вещий вестник к нам явился?
Разве близок века звон весенний?
«Мать Земля потрясена виденьем…»Перевод Г. Горского
Мать Земля потрясена виденьем,
Странный сон ей в забытьи приснился;
Задрожав от радости и жути,
Хочет сбросить цепи сна, очнуться;
Рот немой напрасно ловит слово.
Долго в недрах корневищ таилась
Юность жизни, вырвалась вдруг к свету,
Лик земли ветвями покрывая,
Излучая свет зеленый листьев,
Сладкий аромат надежд дарила,
Подымалась с утренней зарею,
Вешним чудом зацвела над миром.
Скоро еще ярче свет заблещет,
Утро станет жарким полднем солнца.
Почка розой золотистой станет:
Ликованье света беспредельно.
Все живое ощущеньем счастья
Обнимает аромат пьянящий.
Новое предсказанное солнце
Вышло, как цветок, из недр глубоких.
Скоро еще жарче запылает
Пламя дня лучами золотыми,
Пламенем златой цветок алеет.
Каплет пот багровый с лепесточков,
Листья корчатся, горят и гибнут,
Мирный свет и черный мрак приходит,
Ужас вскрикивает над планетой
В судорогах и в поту холодном.
Мать Земля от радости и жути
Задрожала в забытьи глубоком,
Хочет сбросить цепи сна, очнуться,
Рот немой напрасно ловит слово.
— Кто покой мой дерзко нарушает?
Ночью — сном кошмарным, днем — томленьем?
Небывало сладким чувством мая?
Разве вещий вестник появился?
Разве близок века звон весенний?
Что поется мне в извечных песнях,
Что предсказано в седых сказаньях?
Возрожденье и другое солнце?
— Что так сразу все кошмары взвились,
Словно ночь, к рассвету прилипая?
Задрожав от радости и жути
Мать Земля в раздумье погрузилась.
Разве, Мать Земля, ты не познала:
Цвет с плодом не встретятся на ветви,
Должен цвет опасть, чтоб плод налился,
Вещий сон твой весь еще не сбылся,
Сон, воспетый в допотопных песнях
Годы ждать пока еще ты можешь
Возрожденья и другого солнца, —
Для тебя наш год короче часа
А столетье наше дня короче.
Только нам ждать некогда, мы жаждем
Возрожденья и другого солнца.
ДЕНЬ ТРУДОВОЙ
Праздник кончен. В будний день
Для работы пояс силы
На себя скорей надень.
«Время — прочь в закат!..»Перевод Г. Горского
Время — прочь в закат!
Солнце старое — в могилу!
Сколько ты в крови бродило!
По утрам пары кипят:
Новое, родись, светило!
ВосходПеревод Ю. Неймана
Нет, я не верю древнему сказанью,
Что счастье к нам вовеки не придет.
Нет, нет, неправда!.. Близится восход.
Мы окна открываем в ожиданье…
И день — хоть кровью брызнет, может быть, —
Он все же — день… Нет, мы не смеем ныть!
Новое зданьеПеревод Ю. Неймана
При каждом новом громовом ударе
Мы убеждались: труд наш — нерушим.
То зданье, что построил пролетарии,
Не дрогнуло под шквалом грозовым.
Горят деревья. Вся земля разрыта.
Вкруг здания клубится сизый дым…
И жертвы, жертвы… Сколько здесь убито!..
Но зданье — как незыблемый гранит.
Его младое племя отстоит.
КолючкаПеревод Г. Горского
Горы и долы,
И грохот стремнины.
Рек раздолье,
Песок зыбучий, —
Все, все препоны
Враги воздвигли,
Чтоб нашу поступь
Остановить.
Через преграды
Идем вперед,
Так же как ветры,
Что над горами
Свободно мчатся.
И ты, колючка,
Сдержать нас дерзаешь?!
И, зацепившись
За край штанины,
Ты вспять нас тащишь!
СтальПеревод Ю. Неймана
Сталь боевая,
Вскрикнув, сломалась,
Гневаясь, мечет
Синие искры:
Жизнь моя — битва,
Смерть моя — пламя,
Вспышками молний
Душа моя
Полчища вражьи
Испепелит.
Мы — это сталь!
Каменный домПеревод Г. Горского
Наш дом на граните стоит,
И вечен гранит.
Отлит фундамент из стали, —
Твердо мы на ноги встали.
Опять ночьПеревод В. Брюсова
Кругом лежала ночь.
Дремали все недвижно, одиноко,
Объяты страхом; тягостный, глубокий
Сон охраняла ночь.
И если где звенел
Вдруг голос, он звучал так бесприютно…
Лишь тени белые вздыхали смутно:
«О ночь! Где ж твой предел?»
Вновь, как когда-то, ночь…
Кровавый дождь, и буря в бездне черной…
Но молотами бьют бойцы упорно
И не отпустят прочь.
«Нам новый голос прозвенел, —
Поет их молот, — день сиял, хоть краток
Не дрогнем мы, наш шаг не будет шаток.
Мы видим тьмы предел».
Берега ДаугавыПеревод Г. Горского
Берега омой, ты, Даугава,
Ты должна омыть их, реченька;
Вековечная волна твоя
Не очистила от пятен их;
Как бы в бурю ты ни пенилась,
Не заблещет пена белая:
В самый светлый полдень солнечный
Бьется в ней заката полымя.
Так омой скорей их, Даугава,
Смой следы жестокой памяти,
Пору рабства, время мерзости,
Муки, детям причиненные
На обоих берегах твоих.
Если мало твоих синих волн, —
Собери все слезы детские.
Берега скорей омой свои,
Пусть свободно волны плещутся
Вместе с думами свободными.
Сердце женщиныПеревод Г. Горского
Живет ли мать
В забытьи невинном,
Когда топор
Занесен над сыном?
Невеста будет
Сиять в улыбке,
Когда любимый
Идет на пытки?
И не бледна ли,
Как мел, сестра, ты,
Когда навеки
Уводят брата?
Кто сердцем женщины
В битву поднят, —
Пусть хил и слаб,
Он свершит свой подвиг.
Восторгом женской души
Согрета
Вся сила правды,
Вся мудрость света.
Пускай казнят нас,
Пусть в бездну камнем,
Из сердца женщины
Живыми встанем.
Детские устаПеревод Вл. Невского
Устами детскими
Грядущее поет,
Угрозу старому
Та песнь с собой несет.
Наивным лепетом
И пухом на щеках
Всему отжившему
Она внушает страх.
Путь старый кончится,
Начнется новый путь,
Свершатся детские
Мечты когда-нибудь.
Пусть невелик певец
И песня чуть слышна, —
Но завтра прозвучит
На улицах она.
Устами детскими
Грядущее поет.
Из искры пламя
Ветер разовьет!
РукиПеревод С. Шервинского
Рука моя груба,
И нечувствительны кончики пальцев.
Взор мой неласков,
Не гладко лицо, черты не прекрасны.
Цветисто я говорить по умею.
Не изощрен я в таком, в изящном —
Не было в том нужды!
Мало имел я дела с искусством…
Врагам, однако,
Прямо смотрел я в глаза, —
Видел в их лицах последнюю низость,
Глубочайший позор человека,
Непостижимую злобу зверя,
Жестокость веков первобытных —
Давно позабытую, — хитрость и жажду крови,
Подлость, что волку и то омерзительна,
И ко всему высокому зависть.
Я не видел в них человечности,
Способной жалеть и сочувствовать,
Не видал лица человеческого,
Где не прочел бы в складках глубоких морщин:
«Я — зверь!»
Вот когда огрубела рука моя,
Стали нечуткими кончики пальцев…
Зверя ли гладить рукой в шелковистой перчатке?
Как ласкать его нежными взорами,
Если терзает он жертвы свои
И сородичей
Трупы сжирает?
Мне надо еще всмотреться в людей,
Я должен людей уважать,
Чтоб полюбить их снова.
А ныне лишь братьев своих люблю,
Что в отчаянье рвутся на волю
И в яростной жажде освобожденья
Из когтей своих злобных тиранов
Обагренные кровью встают
Для решительной битвы.
Кто может быть ласков,
Кто может петь прекрасные песни,
Следуя мимо и роз аромат разливая,
Когда на глазах его зверь
Жертву когтит?
Кто тут не бросится в первом порыве на помощь!
И пусть оборвется песня, осыплются розы! —
Кто, человеческим чувством вконец обездоленный?
Есть такие?.. Так это вы!
В стороне стоите испуганно
Насмешка в вашем вопросе:
«Кто прав? Кто ссору затеял?»
Да где же тут ссора? Не ссора терзать беззащитного!
Время ли тут разбирать, кто прав!
Мне надо еще всмотреться в людей…
Но зверь останется зверем,
Лишь когти еще заострятся.
Человек человеком не станет,
И проповедь мягких сердец не впрок,
Пока существуют рабы, под бременем гнущие спину,
И те, кто бременем спину им гнет;
Пока существует власть,
Которой опора — богатство.
Нежность одну лишь знаю: братьев жалеть,
На ноги ставить упавших, скорбь успокаивать,
Утешать утомленных сердца,
Исцелять, утолять красотою
И в мечте открывать им грядущего блеск.
Когда же настанет то время!
Люди сами его приведут.
Низость тогда отойдет от людей,
В жертву не будут вонзаться острые когти,
Пальцы чутки станут и ласковы,
Нежно-сочувственны будут глаза,
Лица — прекрасны и чисты,
Душевно-вкрадчива речь.
Буду я петь вам тогда свои нежные песни, —
Когда настанет срок.
К будущемуПеревод Г. Горского
В цепях окаменели руки,
Тюрьма лишила их труда.
Но в жилах кровь, пусть терпим муки,
Над ней не властна никогда
Веков гряда.
Не устрашить народа грому,
Тем более народов цвет.
Страшней грозы нам тихий омут,
Покой, в котором жизни нет, —
Страшней всех бед.
Опять руками придет отрада,
Ведь новый труд свершений ждет.
Она близка — удачи радость,
И Завтра юношей зовет
Вперед, вперед!
Кровавая баняПеревод Ю. Нейман
Двери, народ, спеши распахнуть!
Воздухом свежим наполни грудь!
Жарко тебя пропарили в бане!
Подняли на полок страданий,
Пар поддавали то и дело,
Прутьями хлестали тело,
Кожу сдирала шипами лоза,
Паром тебе разъедало глаза…
Шпарил тебя кипяток шипящий,
Пот прошибал тебя леденящий.
Не перечесть всех истязании, —
В смертной тебя пропарили бане!
И понемногу с тебя сходили
Страх застарелый, сомненья, бессилье…
Все растворилось в парно́м тумане, —
Крепко тебя пропарили в бане!..
Встань, выходи на свет — обновленный,
Сильный, надеждами окрыленный!
Сброшена тяжесть былых обид,
Тело чисто, дух омыт.
Нет и в помине ветхой дряни!..
Крепко тебя пропарили в бане!
Вольно расправь могучую грудь,
Все преграды сумей свернуть.
Новый тебя ожидает путь!
Счастливые юношиПеревод Вл. Невского
Должны быть вы счастливы, павшие,
В расцвете лет вы ушли из жизни;
В глаза последней своей минуте
Смотрели с улыбкою победителей
И свою молодую, яркую жизнь
Достойным концом завершили;
Испытали свою безмерную силу
И последние капли ее из кубка
Смерти в лицо плеснули с презреньем.
Вы, хотя б на мгновенье, увидели
Наяву великую вашу идею,
Которую мы лишь в расплывчатых образах
Воспринимаем духовным взором,
Хотя и стремимся к ней постоянно,
Одним неизбывным желаньем томимы.
Должны быть вы счастливы, павшие,
Вы ушли, изведав счастье любви,
Величайшее счастье, данное человеку.
Женская дарит нам счастье любовь,
Но тут же хитрит и жалит,
И чем полнее себя отдаешь,
Чем сильнее и ярче любишь,
Тем сильнее и глубже себя презираешь
За эту влюбленность.
Но бесхитростна и светла счастливая,
Увлекающая все наши чувства,
Возвышенная любовь к человечеству.
Не может она ни хитрить, ни жалить,
От нее для себя не требуешь ты
Ни жарких объятий,
Ни блеска глаз, ни страстных лобзаний,
Ни любовной поддержки в долгой жизни,
Ни платы, ни славы, ни памяти даже, —
Ей в жертву приносишь себя, безыменный
Свершая свой подвиг.
Волны восторга, все выше вздымаясь,
Вольной весенней рекой разливаются;
Бескрайний вдали открылся простор,
Благодать половодья льется и льется,
Волны восторга неся свободно.
Свежесть и радость идут по земле,
А гром, сотрясающий поднебесье, —
Лишь смех счастливых юношей,
И молнии, в тучах сверкающие, —
Счастливых юношей мысли.
Первыми эту любовь всеобъемлющую
Познали вы и раскрыли пред нами
Во всем богатстве ее обличий:
В образе бурной весенней реки,
В образе молний, пронзающих тучи,
В образе первых ласточек и соловьев,
В образе грозных опасностей, мира и вечного солнца.
Вы увлекли нас своей стремительной поступью
И, падая, подняли нас до вершин героизма.
«Человек в героизме лишь начинается» —
Истину эту горящими знаками
Ваши пальцы запечатлели у нас на груди, —
Так, что до сердца прожгло.
Те жгучие знаки вовек не померкнут,
И даже обыденность мягкой своей рукой
Не сгладит ее, не засыплет пылью,
И в обыденности зародится
Новый подвиг в наших сердцах.
Должны быть вы счастливы, павшие,
Свой подвиг свершая, открыли вы
Новую эру, — гремит ее огненная колесница;
Свой подвиг свершая, исполнили вы
Завещанный долг и ушли со спокойной душою,
Но ваша жизнь продолжается в наших;
Свершая свой подвиг, вы подняли нас —
Творить великое дело жизни.
Должны быть вы счастливы, павшие,
Но мы со слабыми силами
Остались свершить небывалое.
Одна лишь мысль поддержать нас может:
Эти труды не одни лишь герои свершат,
Но весь народ.
ГотовностьПеревод Ю. Нейман
Точный срок неведом никому,
Но шаги грядущего слышны…
Чтоб дорогу проложить ему,
Буднями заняться мы должны.
Мы готовы, — пыл не оскудел,
Но пока, идя путем своим,
Познаём величье малых дел,
Волю для свершения растим!..
Великий светПеревод В. Бугаевского
Еще на небе рдеет отблеск чудный —
Великий свет тех незабвенных дней,
И от него по черным стенам будней
Тревожно бродит зарево огней.
Оно бледнеет, меркнет — словно вскоре
Совсем исчезнет в сумраке ночном.
Но вспыхивают утренние зори,
Ночь проржавевшим рушится старьем,
Сполохами охвачен окоем.
И мой народ стряхнул оцепененье,
Когда в ночи великий вспыхнул свет.
Был тяжким сон и долгим пробужденье,
Но ясный день пришел ему вослед.
Жить сызнова народ мой начинает.
Его, сгибавшегося под ярмом,
Свободный круг народов приглашает,
Чтоб брата обрести отныне в нем
И счастье общим созидать трудом.
На свет великий устремляя взоры,
Народы ждут, и мукам нет конца.
И трепет ожиданий: «Скоро ль, скоро?!» —
Пронизывает ныне все сердца.
Хоть будням кажется, что стихли бури, —
Приблизился и нарастает гром,
Таинственный сполох сверкнул в лазури;
Падет он наземь огненным дождем,
Оковы плавя в пламени своем.
ПАВШИЙ В БИТВЕ
Светлых дней и наш народ дождется.
«На гору теперь меня снесите…»Перевод Вл. Невского
На́ гору теперь меня снесите,
Уложите под корнями сосен
В белую песчаную могилу.
Корни заскорузлыми руками
Пусть меня обнимут, обогреют.
Пусть меня укроет дерн зеленый,
Так легко под ним дышать мне будет,
Встать легко, трубы заслышав звуки.
На крутой горе лежать хочу я,
Чтобы издали мне было видно,
Как в горячей, дымной бане братья
Обливаются кровавым по́том,
Ветры горные туман развеют,
И победу братьев я увижу.
В чистом поле соберите части
Моего изрубленного тела,
Чтоб со мною в час отмщенья были:
У плеча — рука, меж ребер — сердце,
И во рту чтобы сверкали зубы.
Так несите вы меня повыше,
Больше мне служить не хочет тело;
Значит, надо отдохнуть немного.
Сосны осенят меня ветвями,
Тихим шелестом навеют дрему,
Раны исцелят, для новой битвы
Плотью новою меня оденут:
В прежних битвах старая сносилась,
Словно обветшалая одежда.
Вытекшие очи будут видеть,
Вырванный язык — греметь словами,
Двигаться — отрубленные руки,
Грудь простреленная — подниматься,
Сердце — словно пламя ввысь взметнется.
Бережно несите по тропинкам
На́ гору истерзанное тело.
Где росы кровавой капнет капля —
Огненные там цветы пробьются,
Путь укажут до моей могилы.
Девушки по ним меня отыщут:
На ресницах — горькие слезинки,
На устах — слова любви к герою —
Те, которых в жизни он не слышал.
Дорогие девушки, не плачьте!
Сладко спит сраженный в битве воин.
Плачьте лучше, девушки, о слабых,
Тем, кто в бой идет, цветы отдайте,
Тем, кто бьется, — ласковые речи.
А слова погибшего героя
В глубине души своей запрячьте,
Чтобы враг не вырвал их оттуда,
Чтобы соглядатай не подслушал.
В памяти мое храните имя,
Вздохами легчайшими окутав,
Пусть оно там почивает мирно
До поры, пока зальются трубы.
А душа сраженного героя
Будет спать под холмиком песчаным,
Осененная ветвями сосен.
В теплый полдень, солнцем осиянный,
Из могилы выпорхнет на волю,
На песке усядется погреться;
Вон пастух, в лесу оставив стадо,
Видит сны с открытыми глазами;
Вон смеются батраки на ниве —
Те, что век смеяться не умели;
Вон домой идут на отдых ранний
В белоснежных праздничных одеждах
Те, что отдыха вовек не знали,
Те, что век скитались безнадежно,
По миру гонимые судьбою,
А теперь нашли покой желанный.
Сосны, вскинув гордые вершины,
Взоры устремят в простор широкий
Через нивы, и леса, и горы
До полоски голубой тумана.
Вместе с горною сосной высокой
И душа моя, в ветвях качаясь,
Взоры устремит в простор бескрайний
До полоски голубого моря,
О котором мне без слез не вспомнить.
Теплый воздух будет подниматься,
И, на маковку сосны высокой
Вместе с ним взлетев, душа увидит
Даль, которую не видят сосны.
В полночь солнце сказочное встанет,
Разольется над моим народом
Нерушимое сиянье счастья;
За него боролись мы отважно,
За него легли в могилу рано;
И душа сквозь время и пространство
Яркий свет грядущего увидит.
ТЕ, КОТОРЫЕ НЕ ЗАБЫВАЮТОсенняя песня
ВесельяПеревод С. Липкина
Веселья,
В какой затерялись вы дальней дали́?
Куда забрели?
Веселья, —
Где жаворонок? Вся окрестность черна.
Туман, тишина.
Веселья, —
Где солнце? Зачем выпал град на поля
И плачет земля?
Веселья, —
Где зелень травы? Голо все, как плитняк,
Кругом полумрак.
Ах, веселья,
Где летние дни?
В телеге из спелых колосьев
Умчались они!
Солнце в колесах;
Дышла в колосьях;
Стебли пшеничные — песнь земледелья.
Сверкают колеса, и ярко ложится
Их отсвет на лица,
Скользя, скользя!
ПРОЩАНИЕ
Одна ночьПеревод С. Липкина
Как странно: за ночь они исчезли
Настало утро — и их не стало:
Так тихо, тихо, нет больше звезд
Замолкла сойка, не слышен дрозд.
Все те же травы, лес так же молод,
Взгляд солнца в листьях все так же золот,
А сердцу страшно: лишь при разлуке
Так умирают слова и звуки.
Птица, листья и дождьПеревод Л. Осиповой
Падает птица —
Сломаны крылья,
Больше ей в небо не взмыть.
Падают листья,
Желтые листья,
Им уж на ветке не быть.
Смоет волною
Листья и птицу.
Станет над ними, прощаясь,
Дождь слезы тихие лить.
Из окна вагонаПеревод С. Липкина
Холмы, поля привольные,
Высокие стога,
Березки белостовольные,
Зеленые луга.
Метелки в поле темные,
Дома среди равнины,
И маки неуемные,
И астры, георгины.
Здесь редко-редко длинные
Спешат, шумят составы,
И нити паутинные
Скользят, ложась на травы.
Что схватит глаз, — накопится
Для сердца и ума.
Пусть лето прочь торопится, —
Я жду, приди, зима.
Опавшие листьяПеревод С. Липкина
На тропинки красные
Падает листва.
Слышишь ли слова?
«Будет что ногам топтать,
Будет что ногам топтать,
Будет ветру что взметать.
А однажды вить венок
В ясный солнечный денек
Сможешь ты опять».
Закрытая дверьПеревод С. Липкина
Запылав, заходит солнце
Красным огнем.
С ним уходит все, что светит, блещет
В мире земном.
С ним и мы пойдем!
С ним и мы пойдем!
За собой оно закроет двери
В небе ночном.
Осенний закатПеревод Д. Самойлова
Багровый светится закат,
И тучи низкие лежат,
Как крепостные бастионы,
Грозя светило взять в полон;
А выше бледен небосклон,
И угасают лес, поля и склоны.
По поймам разлился поток
Воды спокойной, нетекучей.
И вдруг, обрушивая тучи,
Как будто рухнул потолок,
На землю хлынула заря,
Холмы и лица озаря.
И разлилось сиянье золотое
Над ширью вод.
И синий небосвод
Как будто выкован из стали.
И хворая душа объята красотою,
И тени черных туч уходят, как беда.
Пусть будет ночь долга, пускай полна печали —
Над головой мерцает первая звезда.
А МОЖЕТ БЫТЬ?
Una barcaПеревод Д. Самойлова
Море у ног шумит, набегая,
Мокрый песок лежит тяжело.
И ветер как весть из отчего края,
И сердцу тепло, сердцу тепло.
— Le piace una Ьагса, signore?[7]
— О да. Но где я? И где мне быть?
Порыв бесплоден, безмерно горе.
Напрасно плыть.
Затерявшийся в миреПесня деревенского мальчика на чужбинеПеревод Д. Виноградова
Ах, где я, где я?
Вокруг меня чужие лица,
От глаз насмешливых не скрыться,
Чужую речь не понимаю,
И никого-то здесь не знаю!
Ах, где я, где я?
Что дальше будет?
Кто путь-дорогу мне укажет,
Кто слово ласковое скажет?
Дома, дома — что лес высокий!
Бреду бездомный, одинокий,
Что дальше будет?
Где край мой милый?
В моем краю далеком осень,
Листву березы скоро сбросят,
Я знаю, будущей весною
Не шелестеть им надо мною,
Ах, край мой милый!
Чужая девушкаПеревод Д. Виноградова
Чем, скажи, ты, милый, опечален?
Что глаза туманит голубые,
Что так тусклы золотые кудри?
— Девушка, молчи…
Может быть, устал ты от дороги?
Кров убогий разделю с тобою,
Ешь и пей — пусть сердце веселится!
— Девушка, молчи…
Ты здоров ли, юный чужеземец?
Дай-ка я взобью тебе перину,
От недуга злого дам лекарство?
— Девушка, молчи…
Сторону родную ты покинул —
Что за вихрь прогнал тебя, беднягу?
Хороша ль, скажи, твоя сторонка?
— Девушка, молчи…
Там, должно быть, девушки красивы,
Раз печаль твоя неодолима…
Мать с отцом, друзей ты там оставил?
— Девушка, молчи!
Здесь найдешь ты родину не хуже,
Обретешь друзей навеки верных,
О своей красавице забудешь…
— Девушка, молчи!
Что ж, тогда… оденься и обуйся,
Может быть, вдвоем в лесной чащобе
Сыщем путь к родной твоей сторонке…
— Милая, скорей!
Далекие окнаПеревод Д. Самойлова
Вдали виднеются окна,
Они пылают в огне.
Вечернее алое солнце
Сверкает в каждом окне.
Они далеко за рекою,
Идти до них — чуть не год, —
И любо глядеть в них солнцу,
Когда рассвет и заход.
И любо вдали их видеть
В часы угасанья дня:
Вокруг лишь скорбные тени,
А там — сиянье огня.
ПЫЛЬ
«Горы, поля и долины…»Перевод Л. Осиповой
Горы, поля и долины
Пыль покрывала седая.
Красное солнце пылало,
Тучные нивы сжигая.
Пламенем солнце могучим
Душу мою иссушило.
Пыль задушила дыханье —
Все мне на свете немило.
Спи, мое сердце больное,
Ты уже так исстрадалось.
Здесь, средь камней, твое место.
Что тебе в жизни осталось?
«Солнце так сверкает…»Перевод С. Липкина
Солнце так сверкает,
Что в глазах темно, —
Различить оттенки света
Слабым не дано.
Шум такой, что уши
Вдруг оглушены, —
Реют попусту созвучья
Поздней тишины.
Отдохнуть вам надо,
Уши и глаза,
И покой узнают сердце,
Сумерки, леса.
«Берег озера седого…»Перевод Л. Осиповой
Берег озера седого.
Облака над ним пустые.
Скалы синие, смыкаясь,
Закрывают выход в дали.
Напоен недвижный воздух
Тихой скорбью и туманом
От подножья скал сплоченных
До бесплодных туч багровых.
Скалы выход закрывают.
ФАТА-МОРГАНА
ГвоздикаПеревод Д. Самойлова
Вот гвоздика милая,
Головка алая,
Венчик — пять лепестков,
Посреди — колечко.
Вкруг цветка — поляна,
На поляне — серый мох.
И сухая травка
Роется в песочке.
Стройная гвоздика
На ветру качается,
Стала — и руки в боки:
— Вот я какова!
Для чего мне венчик?
Для чего колечко?
Все пущу я по ветру,
Пусть летит на счастье
По лугу да по полю,
По зеленой чаще.
ПастушонокПеревод Л. Осиповой
«Светит солнце над полями,
Травка мягкая в тени».
Полденечка я проспал,
Полденечка промечтал:
Я овец небесных пас —
Овцы те белым-белы.
Капельки росыПеревод Д. Самойлова
Там озера — в камышах,
Там восход — из-за лесов,
Счастье новое мое
Из печалей там встает,
Согревает, веселит.
Тяжела вода в лугах,
Тяжела в сердцах беда.
Солнце воду высушит,
Путь народу высветит.
Осень — долгие дожди,
Зимы — резкие ветра.
Не горюй, моя земля,
Все с тобой переживем.
Туча черная висит,
Господа судьбу вершат;
Эх, подул бы ветерок
Да развеял бы туман.
Литовская песняПеревод Д. Самойлова
Литва малая,
Волюшка милая,
Только где ты в небесах затерялась?
Где тебя сыскать?
Не на том ли свете?
А куда ни глянешь — везде одно:
Глянешь на восход,
Глянешь на закат —
Только пот да кровь,
Нищета да ярмо —
Вся земля до краев переполнена.
Литва милая,
Волюшка милая,
Сойди с небес, помилуй нас.
Из эстонских песенПеревод Д. Самойлова
Эй, буртниек, хранитель рун,
Направь веслом кораблик песен,
Былин крылатую ладью;
Направь к тем самым берегам,
Где слово — золотой орел,
Где руна — серебристый ворон
И где былина — медный лебедь,
Где пращуры свой древний клад,
Свое богатство рассыпали.
…………………………………….
Вещуньи птицы, пойте нам,
Далеко откликайтесь, волны!
Скажите, милые ветра:
Где возросли сыны героев?
Где гордых витязей обитель?
………………………………………
Что мне вещать, печальной птице?
В краю печальном вянет юность,
Печалится на горьком поле,
Грустит под скорбною березой.
…………………………………………
А было время — дул я в дудку,
Под солнцем весело мне пелось
Замысловатые узоры
Я плел из золотых мелодий.
Тогда я помнил все былины
И пел о подвигах высоких.
Юных дней моих земляПеревод Н. Асанова
Юных дней моих земля,
Я давно тебя утратил, —
Ночью лишь придешь виденьем
В час, когда лежу бессонно,
В час, когда лежу бессонно,
Уронив устало руки.
Юных снов моих земля,
Где еще мечтать так сладко?
Где еще под солнцем утра
Тишина с благоуханьем,
Тишина с благоуханьем
За руки всю боль уводят?
Юной горечи земля,
Так же ль ты еще прекрасна?
В легкой дымке средь долины
Тихо спящая царевна,
Тихо спящая царевна,
Кто, когда тебя разбудит?
Юной горести земля,
Всё ль травой поля покрыты?
Всё ль по лесу волчьи тропы?
Всё ль в озера и болота,
Всё ль в озера и болота
Только солнце смотрит с неба?
Юных дум моих земля,
Спят ли пахари на межах, —
Ноги на соседнем поле?
Что ты спишь? Проснись скорее!
Что ты спишь? Проснись скорее,
Юных дней моих земля!
…………………………………
Юных дней твоих земля
Встала, ото сна воспрянув,
Братья разбудили спящих, —
Настежь дверь под грохот грома,
Настежь дверь под грохот грома.
Вместе все идем на битву!
Минутное видениеПеревод Вл. Невского
Фата-моргана рисует картины:
Стали просторней отчизны долины.
Вижу, в наряде сверкающе-пестром
Руку она подает своим сестрам…
………………………………………………
Миг — и виденье минутное скрылось,
Снова надвинулась будней унылость.
Сердце лишь знает, что с давней мечтою
Жизнь не будет пустою.
ПУТЬ БЕЗ ДОРОГИ
«Мчался, мчался и умчался ветерок…»Перевод С. Липкина
Мчался, мчался и умчался ветерок,
Таял, таял — улетучился дымок,
Веял запах — и отвеял в краткий срок.
Все уйдут, уйдут, не ведая дорог —
Легкий запах, и дымок, и ветерок,
И душа,
Что домашний свой оставила порог.
Песня уходящей девушкиПеревод Д. Самойлова
Оглянусь назад,
Отвернусь я прочь.
На родимый сад
Мне глядеть невмочь.
Крапива растет,
Взошла лебеда,
Тропа заросла —
Беда мне, беда.
Ах, сохнут цветы,
Гаснут лепестки.
Куда деться мне
От моей тоски?
Руками жесткими ласкать…Перевод Л. Осиповой
Руками жесткими ласкать
Тебя — мне суждено судьбой.
Платить за счастья благодать
Мучений горькою ценой.
Зачем мученье нам дано?
И что зовется счастьем?
Познать его я не спешу —
Да полно, в мире ль есть оно?
Не знал его я власти…
И ласки нежной не прошу.
У яблониПеревод М. Замаховской
Там яблонька склонилась,
Опершись на плетень.
Над ним плоды свисают,
Ветвей трепещет сень.
Склони на плечо мне головку,
Чтоб выдержать гнет беды.
Дерево, вытерпев бурю,
Все же приносит плоды.
Песня покинутой девушкиПеревод Ю. Абызова
Кто скажет мне,
Ах, кто?
Кому страданья
Сердце вверит?
О, кто умерит
Скорбь ожиданья?
Кто?
Кто скажет мне,
Ах, кто?
Хоть зелье б дали
Мне для покоя…
Но зелье такое
Найдешь едва ли, —
И где?
Кто скажет мне,
Ах, кто?
Он жив?.. Скажите!
Томлюсь, сгораю,
В разлуке теряю
Надежды нити…
Увы!..
Тает с запахом цветовПеревод Л. Осиповой
Жар сердечный, что дарит
Счастьем,
Словно свечка на ветру
Гаснет.
Песнь любовная твоя
Поутру
Тает с запахом цветов
Ввечеру.
Памяти друзейПеревод Вл. Невского
Его любил я:
В пути, усталый, погруженный в сон,
Он был на остров счастья унесен.
Его любил я:
Он нам сиял, пылал — и вот погас…
Лишь сотни искр еще горят для нас.
Его любил я:
В могильной яме он лежит и ждет:
Его зерно через года взойдет.
Прощание с товарищем,которого похоронили на чужбинеПеревод Д. Виноградова
Спи под травами, в тиши…
Ледяной земля не будет
Для того, кто жар души
Без остатка отдал людям.
Пусть назначено судьбой —
Быть зарытым на чужбине,
Знай, что в небе над тобой
Солнце вечное не стынет.
Нет сил терпетьПеревод А. Ахматовой
Кто услышит наши стоны?
И кому нести нам скорби?
С дрожью ветер их минует,
С болью долу ниспадая.
Деть куда страданья эти?
Грудь моя от них сгорает.
На траву ли я прилягу, —
И трава от них чернеет.
Над ручьем ли наклонюсь я, —
И ручей пересыхает.
Встал с земли: «Послушай, солнце,
Пусть к тебе летят страданья, —
Разгорись, сожги все горе…»
Солнце путь свой продолжает.
Наш вопросПеревод С. Липкина
Достигнем ли завтра той цели,
Где будет нам радость дана?
Мы столько страдали, мы столько терпели,
Ужели и эту горчайшую чашу
Испить нам придется до дна?
Идти, чтоб концы и истоки
Найти не могли мы опять?
А цель заповедная — остров далекий,
Такой, что его человеческий разум
Не в силах понять.
Три дняПеревод А. Ахматовой
Вновь старая мысль явилась,
Печальна, неодолима.
Окошко мое замутилось,
И наполнилась комната дымом.
Усталая мысль! Уныло
Опять стоишь на пороге,
Ты по дальним странам бродила,
Тебя утомили дороги.
Тревожная мысль! Наверно,
У дверей моих будешь топтаться
И снова долго и мерно
Стучаться, стучаться, стучаться.
Я знаю тебя: пришла ты
Опять стоять у постели,
Дыханьем своим проклятым
Все губить без смысла и цели.
Но заперты двери эти,
Тебе не открыть засова, —
И здесь я в волшебном свете,
Тебя он не пустит снова.
Я новую мысль лелею, —
Уходи отсюда скорее!
Я счастлив, я полон ею,
А ты, что ни день, бледнее.
Ступай себе в мрак бездонный,
В ту ночь, что за мной маячит,
Покуда звон похоронный,
Гудя, меня не оплачет.
Текучая водаПеревод Вл. Невского
Я растекаюсь, как вода.
Из края в край иду я.
Мы, как текучая вода,
Из края в край стремимся,
Животворящей влагою струимся,
Любые дали приближаем,
И нивы дарим урожаем,
И дальше вновь стремимся
Текучею водой.
Мы, как текучая вода,
Что, изгибаясь, вьется,
Как будто вспять вот-вот вернется;
Но не течет к истокам старым,
Лишь исчезает легким паром…
— К вам тучей грозовой вернется
Текучая вода!
ВьюнокПеревод Вс. Рождественского
Ты, вьюнок-вьюночек,
Беленький цветок,
Я тебя встречаю
Возле всех дорог.
Где б ни проходил я, —
По земле отцов,
На Литве, в России,
Посреди лугов,
Всюду у дороги
В душный летний зной
Ты белеешь скромно,
Цветик мой родной.
И теперь далеко,
В чуждой стороне,
Вновь ты у дороги
Улыбнулся мне.
Что же ты, вьюночек,
Дома не сидишь?
Кто тебя обидел?
Почему молчишь?
Оба мы скитальцы,
Старые друзья,
И таим обиду
Вместе — ты и я.
Сожжены селенья,
И в крови лежат,
Пулею убиты,
И отец и брат.
А кто жив остался,
Тот в тюрьме сырой
Иль в далекой тундре
С нищенской сумой.
Путь — отец. Он водит
По чужбине нас.
Мать — трава обочин,
Отдых в трудный час.
С нами вместе — братец,
Маленький вьюнок,
Стали мне друзьями
Все, чей путь далек.
Дым машины(Воспоминания мальчика)Перевод С. Липкина
Из машины валил черный дым,
Все душил и валил, не кончаясь.
Как мы долго стояли под ним,
Мы стояли, прощаясь, прощаясь.
А когда загудел паровоз,
Он мне душу разрезал на части,
С миром связь разорвал и унес
Тот гудок мое детское счастье.
Только вспомню тот день, — и гудок
Душу режет мне в копоти, в дыме,
И мне кажется: путь мои далек,
Дым и копоть меж мной и родными.
Ночные виденияПеревод Д. Виноградова
Слова, объятья —
Изнемогали под заклятьем,
Не слушался язык.
В прощальный миг
К порогу я губами не приник.
Теперь, ночами,
Мне чудятся слова прощанья,
Невнятные, как сон —
Со всех сторон
Видений странных сонм.
Причуды ночи!
Но ясным днем покой мой прочен:
Те, кто любил, кто знал меня,
Со мной — незримы — в свете дня
Не расстаются, разум мой храня.
ЗАОБЛАЧНЫЕ ЦЕЛИ
РодинеПеревод Д. Виноградова
…За тысячи верст, в глухой дали,
За холмами, за лесами
Полуденный сон родной земли
Дневными прикрыт небесами,
Он солнечно-синей прикрыт простыней
От ветра, от гроз, от струи ледяной.
…Так начал я песнь на заре моих дней,
Когда-то, в первом изгнанье;
И стала она все бледней и бледней,
Утратилось воспоминанье.
Когда я вернулся в родные места,
Все было иное и песня не та.
Когда я вернулся в родные места,
Там все уже было иное.
Уже не прикрыта была высота
Сияющею простынею;
Иная у нас начиналась пора, —
Гроза бушевала, и пели ветра.
Изгнанники, как после тяжкого сна,
На крыльях мы взреяли гордо,
Когда по стране прокатилась волна
Надежды, любви и восторга.
То было наградой за наши дела,
Когда эта новая жизнь расцвела.
А нас, когда новая жизнь расцвела,
Изгнали из отчего края,
И снова над нами злые крыла
Простерла воронья стая.
Живем на чужбине, с бедою борясь,
И родина крепко закрыта от нас.
Без гнева уходим, уходим любя,
И наша любовь будет длиться.
О матушка, мы ведь виним не тебя, —
Тех, кто над тобою глумится.
А новую жизнь еще надо добыть
И слабые искры в огонь превратить.
Расти, созревай, стань сильна и крепка,
Как нива, что бурю стерпела;
Пусть нежность детей твоих, как облака,
Летит из чужого предела.
Ведь узы с тобою нам не разорвать,
Мы те, кто не создан, чтоб забывать.
Мы помним, мы знаем начало начал
И верим в грядущее свято.
Мы знаем судьбу твою, твой идеал
И все, что свершится когда-то.
И вера в нас не убывает.
Мы те, кто не забывает.
Сильное поколениеПеревод А. Ахматовой
«Поведай правду всю!» —
«Борясь за счастие народа,
Мы гибли, пылкие умы,
Наш клич «Да здравствует свобода!»
Сверкал звездою в царстве тьмы!» —
«Звездою в царстве тьмы!
Но дальше, дальше!» —
«Другие с пылкими сердцами
Пойдут по нашему пути.
Да, будут тысячи за нами
По хвое настланной идти». —
«По хвое им идти.
Но дальше что ж?» —
«И хвойный ветр благоухает
Над грустным шествием людей,
И долго сердце сохраняет
Печальный запах тех ветвей». —
«Печальных тех ветвей.
Но дальше, дальше!» —
«Мы будем хвоей похоронной,
Пока народ не победит,
Тогда толпа с листвой зеленой,
О хвое вспомнив, загрустит». —
«И вас почтит!»
Первые плотникиПеревод В. Шефнера
Покуда сил хватало нам,
Мы плотничали тут.
Теперь пора и по домам,
Закончили мы труд.
По нашим бревнам, по венцам
Вам ясен план работ.
Мы начертали дома план,
Работать — ваш черед!
Мы в дело первыми впряглись,
Лиха беда — начать.
Вы стены ввысь ведите, ввысь,
Чтоб дело увенчать!
Смелей достраивайте дом,
Как совесть вам велит.
Наш честный труд заложен в нем —
Он долго простоит!
Чуть вспомним о прошломПеревод Ю. Обызова
Мы молотом били —
Искры летели.
Мы с помолом спешили,
Жернова наши пели.
Где тишь, бывало, —
Все гулом гудело.
Где искра взлетала, —
Там пламя рдело.
Все смолкло ныне,
Радость уснула.
Все паутиной
Тишь затянула.
Пусть мокнут долы,
И пусть все прожито, —
В нас пламень веселый,
Чуть вспомним прошлое!
Несущие гробПеревод Ю. Петрова
Смерч великий всю планету,
Всех и все потряс,
После бури кто-то где-то
Уцелел из нас.
Мысль разорванную вяжем
Тихо в стороне,
Выдуманным прошлым нашим
Счастливы вполне:
«Счастье горше и весомей
Хвори, маеты —
Гроб печали, гроб свинцовый,
Мертвые мечты;
Гроб подняв, лелеять станем
Мир, что нем и тих, —
Жизнь даря воспоминаньям,
Воскрешая их».
Первое и последнее словоПеревод Ю. Обызова
Я знаю слово, что тверже всех руд:
Коль духом ты надломился в борьбе,
Коль сам себе в тягость, коль оробел,
Тогда одно лишь поможет тебе —
Труд.
ЗнающиеПеревод С. Липкина
Тебя Веселье скоро оттолкнет,
В беде оставит.
Тебя рукою тощей Мать Забот
Обнимет, сдавит.
«Пусть так. Мы знали, труд свой начиная,
Что ждет нас доля злая».
Путь герояПеревод Ю. Обызова
Предо мною — неведенье,
За мною — забвенье.
Но неудержимо
Кидаюсь в сраженье.
Судьба, красота —
Какое мне дело?!
Так горный ручей
Низвергается смело.
Животворный светПеревод Вл. Невского
Солнце животворный свет
Посылает всей природе:
Поколенья с давних лет
В мир приходят и уходят,
Но стремление к свободе
В них горит, как солнца свет.
ОдиночкаПеревод Д. Самойлова
Падет одиночка,
Чтоб встали миллионы,
Чтоб хлынули волны,
Ломая препоны.
Герой пролагает
Дорогу один,
Чтоб вольные воды
Не знали плотин.
На старом местеПеревод А. Островского
Я вновь на старом месте, будто
Всю ночь блуждал я по полям,
Чтоб поводырь привел беспутный
Меня все к тем же рубежам.
И только утром на рассвете
Увидел, бедный путник, ты
Обманные тропинки эти
И вытоптанные следы.
Что ж! Я об этом не жалею!
Пусть сделан только шаг вперед, —
Величественней и яснее
Дворец грядущего встает.
Что я знаюПеревод Д. Самойлова
Я знаю голод, знаю и хлад,
Бессилие, слабость, усталость.
Всего не расскажешь, что знаю я, брат.
Все отдано, мало осталось.
Но это не все, что я изучил,
Здесь только лишь сказа начало,
Пусть голос страданья силен и уныл —
Душа его перекричала.
Она еще помнит солнце, весну,
Цветы, соловьиную россыпь,
Просторы лугов и лесов тишину,
Плывущий серебряный остров.
И знает, что есть человеческий дух,
Есть разум и пламень еще не потух.
И я с ними вместе воспряну
И это твердить не устану.
Смерть народаПеревод Ю. Петрова
Мы знаем все, что наш народ умрет,
И мыслью этой мы себя не раним,
Она в сердцах звучит за годом год,
И каждый свыкся с этим тайным знаньем.
Но и большим народам, в свой черед,
Бессмысленно с погибелью бороться,
И колокол по ним могильный бьет:
Как и другим, погибнуть им придется,
Чтоб вновь восстать в объятьях благородства.
«Там будет видно, — говорят они, —
Но мы сначала вас поглотим, малых, —
Вот и встречайте благостные дни!
А мы сразимся в битвах небывалых!»
Вам — пламя битв, нам — разума огни,
Мы — семена, мы — духа первородство,
Мы воскресим вас, мы дрожжам сродни;
И все кому погибнуть, пасть придется,
Восстанут вновь в объятьях благородства.
Боль и надеждаПеревод Д. Самойлова
У нас одна надежда,
И боль у всех одна.
Моя тоска вам внятна,
И ваша мне видна.
У всех, кто на чужие
Заброшен берега —
В пески, в болота, в степи,
В суровые снега, —
У всех одна надежда
И в этот горький час —
Что родина воспрянет
И снова примет нас.
Что родина воспрянет,
Что беды отомрут.
И это все — награда
За наш суровый труд.
«То ль под осень жаворонки…»Перевод Д. Самойлова
То ль под осень жаворонки
Там поют?
То ли рано труженики
Там идут?
Иль опять надежды рухнут
И опять мечты обманут?
Очи не смыкай!
Идут!
РыбариПеревод Н. Манухиной
Мы над родным, над отчим краем
Все чаще шелк сетей кидаем,
И сетью мыслей обвиты
Ее и тайны, и мечты.
Все заключаем в сердце так,
Как свой улов в сетях — рыбак.
ИскателиПеревод С. Липкина
Всю жизнь мы шли, мы вечно шли,
Конец дороги не нашли,
Но позабыли мы вдали
Свою отчизну.
Мы исходили все пути,
Нам счастье удалось найти,
Но не смогли мы обрести
Свою отчизну.
Теперь, когда уже видны
Нам берега родной страны,
Мы к человечеству должны
Идти без жалоб.
Большая родинаПеревод Ю. Петрова
От кровного, близкого мы ушли
Медленно, тихо, безвольно, покорно,
Как мертвые водоросли уплывают;
Больше не в силах они ухватиться
Вялыми щупальцами своими
Ни за кусты, ни за острую гальку,
Ни за песок побережья родного —
Они по теченью плывут.
Так нас от русла родного уносит,
Нет у нас, нет у нас больше отчизны,
Что ж нам еще остается?
В путь мы идем и пристанища ищем,
Ищем, где корни пустить и работать —
Но это не родина наша.
Больше ее мы нигде не находим
Пусть совершеннее было бы где-то,
Ярче светила, земля зеленее,
Люди спокойнее и человечней —
Это не родина, нет.
И никакой нам другой не хватит —
Но горе, если бы нам хватило
Родины новой, чужой!
И дважды горе, если бы нынче
Мы старой отчизной были б довольны,
Той самой, прежней, своей.
Клочок земли, освещенный солнцем,
Отнят у нас,
Но вместо него мы
Мир, весь мир отберем, отнимем —
Весь, целиком, до конца.
Наша отчизна должна быть просторной —
Слишком узка наша родина стала:
Мысли необщей там не вместиться,
Чувству большому раскинуться негде,
Всюду ограды давят дыханье,
Сердца бы треснули и раскололись,
Когда б хоть одну вместить захотели
Мысль, набухающую, как почка.
Ах, родина, как ты узка!
Вместо отчизны отнятой, старой,
Мы выстроим новую — лучше, красивей,
Больше всех стран и отчизн.
Мы ее выстроим из величья —
В рост человечеству, в рост его духу,
Из высоты, глубины и охвата —
В рост человечеству, в рост его чувствам,
Мы ее выстроим из братства,
Из всех языков и из всех народов,
Видов, пород, категорий и классов,
Свободными мускулами и умами,
Общим и слитным трудом.
Только изгнанники, только изгои,
Выбитые из привычных рамок,
Те, у кого отечества нету, —
Они лишь способны подняться над миром:
Только разбросанные могут сеять
В борозды жизни идеи большие;
В мыслях и в муках изгнанники духа
Будущее постигают, с которым
Слиться потомкам будет дано.
Только в изгнанье, вразброс, прорастают
Мысли о родине, большей и лучшей,
Новой — которой дано появиться
От златотканого воображенья,
От синих мечтаний, надежд зеленых,
От красной, бунтующей влаги сердца
И от прозрачных, белых рыданий…
После глубоких и черных стенаний
Вскинулся радужный пояс неба,
Мир обвязавший, объединивший
Счастьем одним.
Жизнь в переплавкуПеревод Ю. Абызова
Что ж мы уселись
И руки сложили,
Потерянно бродим
Вокруг да около,
Только вздыхая
Да причитая?
А там, за рекою,
Равнина дымится
И воздух наполнен
Клубами пара:
Копотью дышит
Машина грядущего,
Печи громадные
Жаром пышут,
В котлах громадных
Жизнь в переплавке.
Искры, снежинки —
В одно там смесились.
Пламя и влага
Живут борьбою, —
Той самой борьбой,
От которой в сторонке
Сидим и вздыхаем.
А там вихри бушуют,
А там пламя взлетает,
Там та же любовь
И ненависть та же.
А ну-ка, всмотритесь
Сквозь дымные клубы:
Там ваши же братья,
Такие же люди,
Стоят в самом пекле
И кличут к себе.
Что ж мы уселись
И руки сложили,
Потерянно бродим
Вокруг да около?
А чем же мы хуже!
Поднимемся дружно!
И встанем все вместе
В гуще огня!
Такое же пламя
И мы раздуем,
Чтоб старую жизнь
В переделку пустить.
Где бы мы ни были —
Вместе ли, порознь ли,
Живем ли на Западе
Иль на Востоке,
На Юге, на Севере, —
Не все ли равно:
Добьемся того,
Чтобы жизнь забурлила!
Юг и Север,
Восток и Запад
Слиться заставим,
Бурлить в переплавке.
Пара столбы
Пусть к небу взмывают,
Вершинами
Клубы туч задевая
И нависая
Кроной густою.
Пусть в этой тени
Старый мир скрывается,
Пусть новый мир
Сквозь нее прогревается.
ПерекличкаПеревод А. Глоба
С хмурого севера,
С юга блаженного,
Из Азии — отечества
Племен, народов, человечества,
Из крестоносно-панцирной Европы,
Из юной Африки,
Из-за безбрежья океана —
Клич в громах гроз и урагана:
«Братья, братья,
Ближний, дальний — без нзъятья!»
Зов: «Братья, вы на страже?»
Зов: «Братья, отвечайте!»
Отовсюду гневный клич несется,
В целом мире эхом отдается,
Несется из дали такой,
Что месяцы, годы пройдут над землей,
Пока донесется сюда.
Несется сквозь землю, гранит и года, —
Слышишь: кричат камни, земля, вода:
Мы с вами, братья!
И есть голоса,
Что слабы, как вздох или шепот,
И есть голоса:
Сокрушителен грозный их ропот.
И те, кто на молчанье были обречены,
И те, что были тише тишины, —
Как корни, вросшие в скалу,
Окрепли и могущественны стали.
Клич: «Братья, мы бодрствуем с вами —
В далях, в недрах, в глубинах!»
Клич: «Братья, мы вашему зову внимаем,
Вам братский привет посылаем!»
Как будто ветров перекличка,
Друг друга слышим ближе и ближе,
Родину слышим, вселенную слышим!
«Братья, вы на страже?»
Мы на страже, на страже!
Мы внимаем, братья, мы слышим!
Мы внимаем, братья, мы видим!
Мы на страже!
Все и одинПеревод Ю. Абызова
А одинок ли я из-за того,
Что в одиночестве пребываю,
Что оторвали меня от отчизны?
И только поэтому должен грустить я,
Предаваться отчаянью?
Ведь только плоть мою оторвали, —
Так сорванный лист устремляется вдаль,
Песок его хлещет и воды полощут,
И гонит его невесть куда.
Но плоть — ведь это еще не я.
Ведь это лишь моя оболочка, —
Пусть ветры гонят и треплют ее,
Я становлюсь лишь бодрее, свежее.
Смеха достойна вера сломить меня,
Мою оболочку сокрушая;
Так что ж мне грустить, что я одинок?
Но вот моя сущность — это мой дух:
Он этих страданий не ощущает, —
Глянь, среди туч, застилающих небо,
Гонимых в осенней ночи вереницей.
Спокойно и гордо месяц сияет
И твердо свершает обычный путь —
Один, но с сонмом звезд в окруженье.
Так что ж, одинок он?
Вон оно, это величье бескрайнее,
Что мир наполняет, объемля.
Та масса, что служит всему основой;
Те тысячелетия напряженного
И непрестанного борения;
Вот оно небо — и звезд мириады, —
И в их числе пребываю и я.
Так что ж мне грустить, что я одинок?
И чувства мои — это общие чувства,
И думы мои — это общие думы,
И с общим ростом я вырастаю
И — как бы я ни был хил — расцветаю,
И в глубочайшем своем одиночестве
Я увлекаюсь потока движеньем,
Меня он несет.
И пусть все рухнет на одиночку:
Мысль и терпенье все превозмогут;
Пусть почву вырвать грозят из-под ног, —
Народ уничтожить, с которым ты рос:
Не отвратить воскресенья из мертвых;
Пусть скрытно поток подо льдом струится,
Время настанет — он вырвется к свету;
А время это — не за горами, —
Так что ж мне грустить, что я одинок?
Исчез одиночка — поток остался,
А тот одиночка в нем растворился,
И стал поток еще полноводней;
Один живет в массе, а масса — в одном,
И тело и дух, слиясь воедино,
Творят.
Один — это все.
Так что ж мне грустить, что я одинок?
НА ВЕРШИНЕ ГОРЫ
Горы и душаПеревод Ю. Абызова
Горы, головы свесив,
Думают думу немую.
Внизу — непогода и ветер
Озера гладь волнуют.
Душа, не кричи от страха, —
Обретешь ты покой свободный,
Коль не в тихой нагорной выси,
Так в тишине подводной.
Скиталец и гораПеревод Д. Самойлова
Так быстролетна, так легка
Тень облака скользит вдоль склона.
Сокрылось солнце в облака
И вновь сияет с небосклона.
Что ж помрачнела ты, гора?
Что стала сумрака чернее?
Какая темная пора!
В кустах как будто ночь и змеи!
«Но сам ты мрачен что ни день?
Не бойся ужаса и боли.
Пусть жизнь твоя мелькнет, как тень,
Мир все равно добьется воли!»
Дума горыПеревод Д. Самойлова
Вкруг горы тяжелоглавой
Тучи — черным платом,
На лице мохнатом —
Резкие морщины.
И гора рокочет громом,
Молниями блещет,
Словно вся трепещет
От тяжелой думы.
Испокон веков терзает
Гору эта дума,
И ручьи угрюмо,
Словно пот, струятся.
Не поймет, не одолеет —
Что ж ее тревожит?
И уйти не может
От своей тревоги.
Брат мойПеревод Д. Самойлова
Свесившись через плечо вершины,
В озеро долго глядится облак.
Видит, как в зеркале, грустный облик,
Видит тоски своей отображенье.
Мчаться, скитаться над морем и сушей,
По небу плавать зиму и лето,
Видеть красу белого света
И никогда не сыскать себе места.
Мчаться, нигде следа не оставив,
Плавать, нигде не являясь дважды…
И, на земле утоляя жажду,
В жгучих слезах самому растаять.
Два залетных голубкаПеревод Ю. Петрова
Лес на горном склоне
Чуть покрыт туманом,
Там слетелись, повстречались
Двое голубей.
Путь большой свершили
И на ветке сели,
Из краев своих далеких
Песни принесли.
Голубь белоснежный
Вдаль глядит с надеждой,
Голубь синий, сизокрылый
Все глядит назад.
Стонет он: «Ах, горе,
Вековое горе —
Люди в сердце прячут горе,
В глубине — земля».
Белый гулит: «Вскоре,
Радость будет вскоре,
Сердцем чую — на востоке
Солнышко встает!»
Белый слух ласкает
Сладостным напевом,
Сизый жалобно воркует
В зелени ветвей…
КукушкаПеревод Л. Осиповой
Нет у тебя отчизны милой,
А ты, кукушечка, кукуешь.
Ужель так жить достанет силы?
Судьба сулит тебе напасти,
А ты, кукушечка, кукуешь,
Другим предсказывая счастье.
Вот снова ты вдали колдуешь —
Дружка, наверно, потеряла?
И все гадаешь, все тоскуешь…
Лесной голубьПеревод Л. Осиповой
«Как трудно! Трудно!» — голубь стонет.
А поле в теплом солнце тонет.
«Как трудно! Трудно!»
Всех радует весны цветенье,
Лишь у него тоски смятенье.
«Как трудно! Трудно!»
Да есть ли у тебя печали?
Не верю. Кажется, едва ли!
«Как трудно! Трудно!»
Тоска совсем тебя замучит.
Скажи, быть может, муки лучше?
«Как трудно! Трудно!»
«Как трудно! Трудно!»
Пути песенкиПеревод Ю. Петрова
Для чего ты, дикий голубь,
Песню грустную поешь?
Пропадет она в траве,
С высоты упав на землю.
Ветер тянет ленты дыма
Над макушками лесов —
С ними песенка летит,
Щебеча в порывах ветра.
Эта маленькая песня
Притаилась на лугу:
«Жаворонок ввысь взлетел —
Я за ноги ухватилась;
Жаворонок песню кончил,
Опустился вниз, к земле —
Звуки быстро оседлав,
Я в далекий край умчалась».
Плавно ласточка летела,
Чуя близкую весну;
«Птица, песенку мою
Забери в полет с собою!»
«Что ж, садись ко мне на крылья,
Все, кто в воздухе живет:
Песня, аромат, роса —
Вы легки, садитесь тут,
Завтра все мы будем дома!»
Сквозь лесПеревод Д. Самойлова
Передо мной — лесистый склон горы,
Но через лес ведет зеленый просек,
А по нему — дорога до вершины.
Она идет по темной чаще — к солнцу.
Ступай по ней, все выше, выше, выше…
НикогдаПеревод Д. Самойлова
Тебя не видеть никогда,
Не чувствовать твоей прохлады,
И — пахота или страда —
Тебя не видеть никогда,
Родное поле.
И не порадует меня
Рассвета нежное дыханье,
Зной не обнимет среди дня,
И не порадует меня
Родное поле.
Уже тебя не обниму
В дни осени и увяданья,
Когда готовят серп в дому, —
Уже тебя не обниму,
Родное поле.
КОНЕЦ И НАЧАЛОЗимняя песня
Тебе, класс основной!Перевод В. Елизаровой
Тебе, класс основной —
Кто мыслит, чувствует, растет, творит
И кто сердца людей от боли исцелит;
Тебе, класс основной —
Кто победит, всеобщностью силен,
Те классы, кем народ разбит и разобщен;
Тебе, класс основной —
Нет чести выше, чем тебе служить:
И человечеству, и солнцу путь открыть.
«Проснувшись, я узнал…»Перевод В. Елизаровой
Проснувшись, я узнал себя в движенье, —
Так птенчик радуется окрыленью.
…Расту.
«Я слышу издалека…»Перевод В. Елизаровой
Я слышу издалека: буря примолкает…
Подземные толчки еще ломают что-то
И бьют в окно. Но гулы убывают
И, сталкиваясь, падают в пустоты.
Вокруг меня покой пространства простирает,
На солнце расчищаются высоты,
И в голубом уделе небо замирает.
И сердце вмиг отозвалось, лучась, —
Встречай себя, о сердце, в добрый час.
«За черными рядами строк…»Перевод В. Елизаровой
За черными рядами строк
Сияют белые картины,
Над черными рядами строк
Проходят образов лавины.
В обыденности мелких слов
Есть много тайн неисследимых,
В обыденности мелких слов
Мечты и боль растут незримо.
Откинь тумана черный плащ
И посмотри, как нам живется,
Откинь тумана черный плащ, —
И мы пойдем сквозь ночи к солнцу.
«От снов несбыточных…»Перевод В. Елизаровой
От снов несбыточных, от пустозвонных дел
Я чувствовал глубокой раны боль —
Вгрызаются тиски железные в запястье;
Я жил в стремленьях, — так огонь земли
Неизвлеченный испокон горит.
Где я? Что я? Никак не разберу,
Чего хотят стремленье, боль и мир?
Они меня послали во вселенство
Извлечь себя и мир, покой — в себе.
Я бросился на круг семи ветров.
Приходит все, идет, уходит вспять.
Едва достигну сути, — нет ее!
А успокоюсь — нет ни в чем поддержки;
Все стонет, изменяясь, и течет.
Уж не в самих ли этих болях суть?
До самой смерти унимал я боль:
Синели губы, светлый взор тускнел.
Нет в болях сути! — зло не знает сути,
И даже в смерти нет! — бледнеет миг
Пред черным одиночества лицом.
Мир, превращенье, зло и даже смерть —
Гигантских образов круговорот.
Но в жизни было, есть и вечно будет
Сама душа, алкающая дух,
Сам дух, алкающий пути пространств.
Две сущности великие — одно:
Растет душа — неведомую даль
В себя вбирает, вызывая к жизни;
И на земле, и там, в одно сойдясь,
Они ведут конец к началу вновь.
«Поет негромко ветра…»Перевод В. Елизаровой
Поет негромко ветра траурная кокле,
Венок росы мерцает в отдаленье.
…Расту и устремляюсь в дали.
Крик ныркаПеревод В. Елизаровой
Спозаранку, до полудня,
На лугах роса большая.
Пчелы, мед не собирая,
Ждут, когда подсохнут росы.
В бледном солнце гаснет поле,
В поймах рек туман крадется,
За болотом вдруг взметнется
Крик нырка и вдруг заглохнет.
Следуя невнятным зовам,
Я бреду в поля немые:
— Вас не узнаю, родные,
Здесь ли праздновалось лето?
Роса и ягодыПеревод В. Елизаровой
Осенний голый кустик при дороге,
В прозрачных каплях, в красных каплях
Цвет слез и крови. И душа в тревоге:
Не путник ли здесь плакал, утомлен?
Нет, — то роса и пламень спелых ягод
Самою осенью для птиц зажжен:
Пусть сердце не узнает зимних тягот.
Живительной природы дар прими.
Забудь былое. Будущим живи.
Одинокая соснаПеревод В. Елизаровой
Воздух недвижен, дремотный,
Лег на травиночки;
Озера лик незаботный:
Нет ни морщиночки.
Сосны темны, и таится
Ельник в молчании.
Лес будто в страхе томится
И в ожидании.
Только одна одиноко
Крона качается,
А по соседним далёко
Дрожь пробирается.
Зачинщик непокояПеревод В. Елизаровой
Кто там ворчит и кто рычит?
Теперь я различаю въявь:
Когда б лесам в горах шуметь,
То громче бы звучал их шум.
Когда б травинкам шелестеть,
Их шелест тише бы звучал.
Я это озеро узнал,
В нем первом непокой восстал.
Леса и травы уж молчат,
А волны долго говорят:
Им непогоду предвещать
И после бури колебать
Глубины, где сквозь стон глухой
Зачинщик непокоя сам
Себя уводит в непокой.
Кокле ветраПеревод В. Елизаровой
Мир заключить с миром,
Если в груди смута?
Страсти и алчущий дух,
Грезы и горькое сердце?
Глаза покоя и счастья,
Как звезды, в людей проникнут:
В себе разрешится дух,
В себе — исцелится сердце.
Долг прошлогоПеревод В. Елизаровой
Когда тетради я листал,
Внезапно я увидел строки
Поблекшие; я их узнал,
Они из прошлого далёка.
Откуда здесь они? Зачем?
Я думал, все давно забыто;
Мы разминулись. Между тем
Прошедшему душа открыта.
Желаемое не сбылось
И пожелтело, как страница;
Нам встретиться не привелось
С тех пор, как отцвела денница.
Пусть строки дремлют просто так,
Мне ничего от них не надо,
Они — моей победы знак
И больше не пугают взгляда.
И не удержат при себе.
Я сам в своих решеньях волен,
Как волен сам в своей судьбе,
И потому душой спокоен.
Покрытый долг прошедших дней
Ум гонит от себя сурово.
А сердце между двух огней
Все ждет чего-то от былого.
Биение сердцаПеревод В. Брюсова
Сердца биение —
Мера для времени, —
Блещет ли радостно
Взор на мгновенье,
Или так тягостно
В жизненном бремени!
Сердца биения, слышишь, твердят:
«Есть время еще, но спеши, — говорят, —
Спеши, наблюдая, как уходят мгновения,
И скоро — увы! — хотя и не верится,
Станут все медленней сердца биения,
Которыми время недолгое мерится».
ТяжестьПеревод В. Елизаровой
В темной груди носишь
Тяжесть глубже всего,
Она тебя книзу тянет
Самого.
Она твой шаг сбивает,
Сердце теснит:
Сердце твое трепещет,
В страхе стучит.
Что ищешь вслепую?
Всякому свой черед:
Тяжесть и есть вечность,
Жизнь из нее растет.
«Расту, ища лесов…»Перевод В. Елизаровой
Расту, ища лесов прикосновенья:
Над головой венок из листьев желто-красных
…Расту и устремляюсь в выси.
ЛетоПеревод В. Елизаровой
Ты вновь идешь, мой долгожданный срок,
Когда с лугов теплынь и день высок;
И дух мой им вослед струится, как дымок,
Скорей же, лета срок!
Salve![8]Перевод А. Ахматовой
Неба полдневного
Глубь голубая,
Севера серого
Муть неживая…
С юга сияющий
Свет первозданный,
С севера движутся
Мгла и туманы.
Юг — это веянье
Веток душистых,
Сосны на севере
Чахлы и мшисты.
Сила отрадная
Юга родного,
Дай мне спасенье
От севера злого!
Salve!
Юг и солнце —
Наши родители,
Лето, веди меня
К светлой обители!
Salve! Salve!
Qui si sana[9]Перевод В. Елизаровой
Я погружаюсь, я иду
В зеленый океан природы.
Быть может, здесь покой найду?
Иль жизни теплую звезду
В жемчужных кладях водосвода?
А может, — может, не найду…
И жемчуг, может, зря блестит,
И страждущему — даль обманна,
Но сердце тихо говорит:
— Qui si sana!
Слова оврагаCave di gandriaПеревод В. Елизаровой
Спускаясь с гор, овраг окрест звенит,
В переднике несет зеленые леса,
Несет охапкой шелесты ветров,
И смешивает их с журчанием ручьев,
И солнечными обдает лучами.
А мне овраг зеленый говорит:
— Прими широким сердцем всю округу,
И утолишь свои печали тут,
И дни твои в покое потекут,
И, одинокий, встретишься с друзьями.
Играющее на струнахПеревод В. Елизаровой
Уже природа обещала
Руками нежными принять
Последних болей покрывала
С души моей. И сердце стало
Уже расслабленно звучать.
Но солнца каждый взор живой
Еще поет на тихой кокле;
И боли сами приумолкли,
А сердце ветхою струной
Еще доносит трепет мой.
Моросит…Перевод С. Шервинского
Дождь моросит, не виден он,
Лишь слышен шум незвонкий.
Я грустью сладкой истомлен,
Чуть уловимой, точно сон, —
Такой же тонкой, тонкой…
Чаша с драгоценностямиПеревод А. Ахматовой
Когда встающий день просторы золотит,
Ночь утру дивные сокровища дарит,
И те сокровища готовятся в тиши,
Когда неспящих нет на свете ни души.
Но утро тот сосуд разбило второпях,
Алмазы сыпятся, блистая на полях…
Пусть люди это все росою называют! —
Ребенок и поэт их радостно сбирают.
ПолденьПеревод М. Голодного
Сияет солнце, летний день
Взошел на небосклон.
Полдневная косая тень
Вплелась в мой тихий сон.
И дремлют дерево и луг,
И замер звон косы.
Остановилось время вдруг,
Не движутся часы.
И небо надо мной кругом
Раскинулось, томясь…
Как перед вечностью, лицом
Светлею в этот час.
Мое озероПеревод В. Елизаровой
Как солнце греет,
Как травы душисты!
Облако млеет,
Туманы чисты.
Озеро искрится,
Зыбь играет:
Волна веселится,
Челнок качает.
Но в глуби дремлет
Мое сердце,
И озеро внемлет:
Бьется и светится.
Детенышу солнцаПеревод В. Елизаровой
П. Г.
Дитя мое, свет,
Не люби меня!
И солнце запрет
Сошлет на тебя,
И звезды, как снег,
Сгорят для тебя,
Дитя мое, свет,
Не люби меня.
Долина солнцаПеревод В. Елизаровой
Доре
Здесь зиму напролет
На скалах мурава растет, —
Здесь солнца моего владенье.
Здесь испокон цветы цветут.
Надежду здесь ли обрету
На обновленье:
Увядшему не здесь ли возрожденье?
Val orba[10]Перевод В. Бугаевского
Всей роскошью цветов полна долина, —
Акации, пурпуровый гранат,
Фиалки, цикламены, георгины,
Зеленый плющ, свисающий с аркад.
Луг в желто-синих, алых переливах,
То, заморозкам вопреки, пестрят
Цветы от изобилья сил счастливых.
Как мне такую сохранить красу?
Ее в свой дом печальный унесу.
В лодкеПеревод М. Замаховской
Блестит меж берегов озерной глади круг
И преломляется лишь у домов прибрежных.
А сердце омута дрожит. И слышен звук
Журчащих волн, что жалуются нежно.
Бросает небо синий отблеск вниз.
Но вот вскипает черный вал мятежно —
И зелень, чернота и синева слились…
А волны сетуют, бегут, сияют ясно, —
Лишь сердце знает, как они прекрасны!
Чудо тихого дняПеревод В. Елизаровой
Полудень в синей яснится оправе,
На листьях пальмы солнышко лежит,
В низинах сохнут скошенные травы,
И дух земли в спокойствии разлит.
Истоме существо твое внимает:
О день, он словно щедрое творит,
А сердце это слово повторяет!
До боли полнится душа, ломает ход
И в восходящем творчестве течет.
ЖаждаПеревод Л. Осиповой
Томимый жаждой неизбывной, жгучей,
Чем больше пью, тем больше жажда мучит —
Душа моя не знает утоленья
Быстротекущей жизни красотой.
Цветы и травы пахнут нестерпимо,
Луч солнечный в златом песке играет,
И ветер, теплою рекой омытый,
Несет прохладу в космах своих влажных.
Счастливый, я дышу легко и вольно.
Мой взор скользит по серебристой дымке
Вдоль снежных гор, ввысь, к светлым небесам,
И душу услаждает красотою.
В полуденной тени я сон вкушаю.
Здесь свежестью сияют олеандры,
Звенят цикады средь нарциссов желтых,
Колючки кактусов стоят на страже.
Ко мне на ложе сыплются цветы.
И, как пчела копит во чреве мед,
Копи, душа, в себе щедроты мира,
Величье обретай, чтоб все объять.
Томимый жаждой неизбывной, жгучей,
Чем больше пью, тем больше жажда мучит.
Душа моя не знает утоленья
Быстротекущей жизни красотой.
В поздний полденьПеревод В. Елизаровой
Смотрим в реку, как в оконце,
Небо, я и травы в солнце.
Поздний полдень.
Сердце солнцу открывает
Давние свои секреты.
Пузырьками искры света
С глубины реки всплывают.
Поздний полдень.
Озеро ночьюПеревод В. Елизаровой
Улыбки эти знаю я:
По озеру бежит струя —
На солнце радость серебрится.
Но я увидел ночью их,
Когда луна бросала блик, —
Что, озеро, с тобой творится?
Теснятся тени глубоки,
Черны, угрюмы, коротки! —
Вот что́ на солнце серебрится?
«И соловей зовет меня…»Перевод В. Елизаровой
И соловей зовет меня в долине,
Там, где венок из роз протягивает солнце
…Расту, расту еще быстрее.
Вишня и лугПеревод Г. Шенгели
Нагибая бусы ягод,
Вишня к лугу гнется кроной,
Соблазнительно, с улыбкой
Зыбля сладкий дар склоненный;
Луг поймать его стремится
В фартук шелково-зеленый.
Щедрая рукаПеревод А. Ахматовой
Мне щедрая судьба дала, любя,
Блеск солнца и зеленые просторы.
И за рекой синеющие горы,
И ночью черной звездные узоры, —
Но не дала лишь дома, моря и тебя.
Единственный другПеревод В. Елизаровой
Когда устал, в природу удались,
Но слабости не покорись.
Твоих природа не разделит мук,
Ты сам себе один и верный друг.
Весенним утромПеревод В. Елизаровой
Моя любовь блистала,
Бывало;
В покоях сердца лилия благоухала.
Но лилия завяла вскоре
С зарею,
Раннею зарею,
И лето сердца умерло еще весною.
Давняя знакомаяПеревод В. Елизаровой
Мне кажется, я знаю
Давно тебя такой,
Как будто по соседству
Я рос и жил с тобой.
Как голову откинешь,
Как ходишь, знаю я,
Как говоришь с усмешкой
И притихаешь вся.
Тебе, прямой и смелой,
Дарованы стезя
И колесница счастья.
Догнать тебя нельзя.
Душе твоей счастливой
И просто, и светло,
Моей — стократ слоеной —
Темно и тяжело.
Мне кажется, я знаю
Давным-давно тебя,
Хотя сейчас впервые
Тебя увидел я.
Душистая мечтаПеревод В. Елизаровой
Как маленький вьюнок
В моей руке увял!
Как быстро нежный дух
Растенье покидал!
Душистые цветы
Еще придется рвать,
Но об одном вьюнке
Я буду горевать.
В нем — запахи мечты:
Листочек на стене
Вплетенный в счастье миг
Напоминает мне.
День-деньскойПеревод В. Елизаровой
Нельзя ли хоть мгновенье
побыть с тобой?
День-деньской я в глазах носил
Картину: краса-красой —
Что сталось с ней? Кто ее смутил?
Кто взял? Кто не возвратил! —
День-деньской…
Куда ни глядел — в луга ль, на жнивье,
В озера иль рощи — видел ее
День-деньской.
Картина-краса все равно сбылась,
В душе моей от забвенья спаслась
На веки веков.
Бедная бабочкаПеревод В. Елизаровой
Бедная, роса блестит
В пасмурных твоих глазенках
И на крылышках лежит.
Осень землю холодит.
Крылышки надорвались,
Екает сердечко кротко:
Кто твою заметит жизнь?
Лето красное, вернись…
В золотое не рядись!
Видят ли тебя, вглядись,
Синие глаза родные?
А наряд, как ни кружись,
Скроют капли росяные.
Кто твою заметит жизнь?
Что твой огненный наряд,
Если крылышки болят,
Мой усталый мотылечек?
Не кружись, остановись,
В сети осени вернись,
В это сердце, в уголочек!
…Кто заметит нашу жизнь?
ВместеПеревод В. Елизаровой
Мы вместе поднимались к людям:
Я в люльке ветра вырастал,
Тебя морской баюкал вал
И зыбку легкую качал, —
Друзьями будем.
СветПеревод В. Елизаровой
Теперь любим тобою —
Я знаю за что:
А было мне судьбою
Молчанье твое.
Из всех, кто причащался
Любовью к тебе,
Лишь я в тени остался
И в стороне.
В долгу передо мною
За прошлое ты:
Теперь любим тобою —
Я знаю за что.
ОтсветПеревод В. Елизаровой
Еще я что-то знаю, —
Сказать тебе все?
Я намекну, пожалуй,
Словечко мое!
Как в зеркало, гляжу я
В душу твою
И чувствую родную,
Единственную.
В долгу я пред тобою
За то, что вошло:
И будешь ты со мною —
Я знаю за что.
Я все решил заранееПеревод В. Тушновой
Я все решил заранее:
Не стану трогать розу я, —
Шип унесу занозою
Да след благоуханья.
Цветок бы сорванным увял,
А шип — он долго ранит…
Я все решил заранее.
Лишь раз тебя поцеловал…
Не упрекай меня! Я знал,
Я все решил заранее.
С утраПеревод В. Елизаровой
Крохотную радость
С утра дожидаюсь.
Уже вечор она была
И по ночи меня вела.
Когда во сне укрылся я,
Мечту из серебра ткала
Она до самого утра.
А утром забыла,
Что в ночь сулила.
И день мой завял,
Как не бывал.
Долгожданное письмоПеревод В. Елизаровой
Я долго ждал письма —
И вот оно!
Горячими руками трогаю страницы,
Но буквы расплылись, в глазах темно.
Боюсь, рассыпаться тем строкам суждено,
В горячих пальцах в пепел обратиться.
Но пальцы жгучие письмо не жгут:
О сердце, в этом — ты!
Холодные листы белеют.
…А если и слова такие, как листы,
Пронижут душу? Руки устают:
Горячие, они все больше леденеют.
Розочка(Песня девушки)Перевод В. Елизаровой
Розы мои — диво,
На диво!
В моем саду красиво,
Красиво,
В садике моем красиво!
Но сорняк случился,
Случился.
Кто бы с ним сразился,
Сразился?
А тому бы, кто с ним сразился,
Отдала б награду
В отраду:
Розочку из сада,
Из сада —
Отдала б себя я в награду.
FiammettaПеревод В. Елизаровой
Нет, не повинен ты в моей
Несчастной доле…
Но сердце разуму внимать
Не хочет боле!
Впервые на меня взглянув
С нежданным жаром,
Мое ты сердце роковым
Пронзил ударом.
И мучится оно, ту боль
Узнав однажды,
И сохнут губы, истомясь
От тайной жажды.
Раз, помню, уморились мы,
Резвясь по зною, —
Водой напиться не могли
Мы ледяною.
Пила я сладкую струю
С такой отрадой!
Но чем теперь я утолюсь,
Какой прохладой?
Ты все ж, невинный, виноват:
Ах, как случилось,
Что все в младенческих мечтах
Переменилось?
Я смирной девочкой жила —
Где ж я былая?
Куда я по ветру лечу,
Лечу, пылая?
О, только б на тебя взглянуть!
Не будь суровым:
Чем излечить могу ожог? —
Ожогом новым!
Как сладко счастье! Детства дни —
Весенним садом!..
Но счастье с горем — как в ларце
Две стенки рядом.
Как непонятлив ты, в глазах
Смешок веселый. —
Ах! приливает к сердцу кровь
Волной тяжелой!
Терпенья нет, нет сил моих,
Я изнываю.
Пытаюсь потушить костер, —
Лишь раздуваю!
Что будет? Ждет ли счастье нас
Иль скорбь до гроба?
А вдруг… а вдруг погибнем мы,
Погибнем оба?
Мальчик и солнцеПеревод В. Елизаровой
По черной пашне далеко
Луч солнышка скользит легко, —
Спешит мальчонка вслед за ним:
«Достану солнце, поглядим, —
Погоди!»
Торопится он много лет
За солнцем вслед, за солнцем вслед:
То в мыслях, то в глазах светло…
И в сердце солнышко вошло:
«Теперь жди!»
Еще весна была вначалеПеревод А. Ахматовой
Еще весна была вначале,
Еще снежок хрустел,
И лес еще чернел,
И ливни не звучали.
Еще на заре морозной
С любимою вдвоем
Покинули мы наш дом…
И возвратились поздно.
Ты окна растворила:
— Скорей, мой друг, гляди,
Нет снега, идут дожди, —
Весны проснулась сила.
— Нет, милая, все это ты свершила.
Колючки смехаПеревод В. Елизаровой
На смешки мои попались,
Ох, каштановые прядки —
Что они играют в прятки
Из-под шелковой накидки?
От смешков не отцепиться,
Лучше сдаться им на милость!
Как бы ты в сердцах ни билась,
Вырвешься, — и будешь плакать.
Танец без шаговПеревод В. Елизаровой
Зачем ты прибилась
К моим кругам?
Тебя я поймал
И не отдам.
Пойдем по солнцу,
По горным лугам,
Где вниз посмотреть —
Оступиться нам.
Где крошится след,
Не встать ногой,
Где негде присесть,
Пойдешь со мной.
Вот мои руки,
Танцуй, кружись!
А выси боишься, —
Потянет вниз.
Полуденный отдых косаряПеревод В. Елизаровой
О, солнышко мое,
Твой лучик в сердце вник,
И светел миг,
И светел каждый миг.
Он щек моих достал;
Как будто с ветки лист,
Твой лучик шелковист,
Твой пальчик шелковист.
А мне ль в траве не спать?
Два солнышка со мной:
Одно — над головой,
Другое — взор родной.
Подруга и другПеревод В. Елизаровой
Подруга:
За окнами дожди висят,
Просвета не дождаться —
Его уже не помнит взгляд;
Здесь тени бледные скользят —
То дни мои влачатся.
Откликнись, друг мой дорогой,
Где твой приют скитальца?
Не там, где вечер в час ночной
Садится с розой золотой,
Чтоб к солнцу приласкаться?
Друг:
Да, милая, я словно там,
Но дух мой в высшей власти:
Мой дух с тобой, и по стопам
Дождливых дней влачится сам,
Как сирота, без счастья.
Сто пожеланийПеревод В. Елизаровой
Сто пожеланий без конца
Сменяются в свой срок;
Но сердце ждет тебя всегда,
Как никого, как никогда,
Как ждет пчелу цветок.
Это счастьеПеревод В. Елизаровой
У счастья этого нет слов,
Оно глаза приоткрывает,
Улыбка благостится на его губах:
Сестрицу-солнце ожидает
В горах.
Твои глазаПеревод В. Елизаровой
Файхилле
А твои глаза — две искры
От холодного огнива, —
Словно в зеркало, в них смотрят
Солнце, и луна, и звезды,
Файхилда.
А твои глаза — две капли,
Капельки живой водицы, —
Словно в зеркало, в них смотрят
Ручеек, река и море,
Файхилла.
А твоя душа — дыханье,
В сладости любви не сякнет,
Потому в себя приемлет
И меня, и мирозданье,
Файхилла.
Пламя приветаПеревод С. Шервинского
В ночь лунную к тебе несусь мечтою.
Прядут безмолвно дочери луны.
Природу рядят руки тишины
В печаль, и я — сливаюсь с темнотою.
Заветное боюсь поведать дню, —
Любовь, дарованную мне тобою,
Всесильную, я в глубине храню.
Она не просит пламени привета,
Она сама — луна и песня эта.
Вопросы девушкиПеревод В. Елизаровой
— Скажи мне, милый,
Где взял ты пестрые слова такие?
— В толпу людскую долго я глядел.
— Где взял блестящие слова такие?
— На солнце долго-долго я глядел.
— Где взял огромные слова такие?
— В морские дали долго я глядел.
— Милый,
Где взял негромкие слова такие?
— В душе, я долго сам в себя глядел.
— Где взял ты нежные слова такие?
— В твоих глазах: я долго в них глядел.
— Где взял глубокие слова такие?
— В глазницы смерти долго я глядел.
— Ах, милый, милый…
СпутницаПеревод В. Елизаровой
Пей воду: как сумел, я зачерпнул немножко:
Твое увяло сердце, но долга дорожка,
А у самой, чтоб зачерпнуть, мала ладошка.
У окнаПеревод В. Елизаровой
— Смотри, по дороге ездит осень,
В крутых колеях оседают оси!
— Где? Где?
— Дай пальчик, я буду его целовать.
Хочу тебе этот путь показать.
— Ну, где?
Ах, я не о том говорил…
Твой пальчик на лбу моем прочертил:
Вот она где!
Солнце на ладоняхПеревод В. Елизаровой
К твоим ладоням солнце снова льнет.
Я их беру в свои. И слезы через край:
«О солнышко, ласкай же их, ласкай!
Их линии суровые пускай
Луч милый и разгладит, и сотрет».
Сиротливая скалаПеревод В. Елизаровой
Моя любовь и средь высот,
И меж корнями обитает;
Но громовержец рушит свод
И берег жизни размывает.
Лишь ты одна грозы сильней
Да сирота-скала над бездной,
Но все грозней поток, грозней —
Нас всех уносит в путь совместный.
Залог вечностиПеревод В. Елизаровой
Тебе отдал я последнее,
Что мне завещало детство:
Существа затаенную радость,
Зимостойкий росток жизни.
Да будет росток зеленый
Твоей и моей радостью, —
Пусть один из двоих останется,
Одиноким ему не остаться.
«И буря мне трубит…»Перевод В. Елизаровой
И буря мне трубит начало битвы,
Зеленый свищет вихрь в венке листов дубовых.
Гей! Тороплюсь за вихрем следом.
Цельный человекПеревод В. Елизаровой
Я плакал немало,
Много смеялся,
Мой кубок гневом
Переполнялся.
Стонал, если ранен,
Но чуть легчало,
Бунтовал
И дрался сначала.
Кричал, сокрушаясь,
Клял в непокое,
Но верил и помнил:
Минет худое.
Дух возрастал
И в душе крепился.
От милых сердцу
Я не таился.
Я ненависть знал,
Но любил — сильнее.
Мгновения взлета
Жаждал в себе я.
Любил человека
Вечно и верно.
Ненавидел
Зверство и скверну.
Мои врагиПеревод В. Брюсова
Не враги мои, гордясь по праву,
Победят когда-нибудь меня.
Победить меня, — такую славу
Вы получите, мои друзья:
Вы пойдете далее, чем я!
Мои друзьяПеревод В. Брюсова
Кто мои друзья? При вешнем снеге —
Юные зеленые побеги;
Поколений будущих семья —
Вот мои друзья, мои родные!
Здесь же дышат вкруг меня чужие,
И где родина — не знаю я!
Лучшая школаПеревод В. Елизаровой
Лучшей школой жизнь считают, —
Но какая это школа?
Новый день забудет снова,
Что назавтра обещает.
ДающемуПеревод В. Елизаровой
Стой на своем, но не забудь при том —
Ты ничего не дал,
Когда берущий человек потом
Благотворителем тебя назвал.
НелюбимыйПеревод В. Елизаровой
Что ты, нелюбимый,
Со счастливцами рядом садишься?
Унеси свою скамеечку
В тень, да подальше.
Не засти света!
Пусть они на солнце греются,
В золоте и алмазах сверкают,
Пусть смеются себе на здоровье.
Стесни дыханье свое! —
Дыханье стонов отягощает воздух.
Их серебристые голосочки
Пусть ликующие заливаются.
Оставленный в болотеПеревод В. Елизаровой
Да, я остался один совсем,
Но вам не жалуюсь меж тем;
Лучше век одному быть,
Чем с вами эту слякоть месить.
Я — муж. И я пойду одинок.
Ясен мой путь, чист порог.
АктеонПеревод В. Елизаровой
Обыденность тебе невмочь?
А спину гнуть пред ней непрочь? —
Она ж тебя съедает.
Встань в полный рост и будь собой!
Упорствуй, если за спиной
К смиренью подстрекают.
СамПеревод В. Елизаровой
Что делаешь, то делай сам,
Все доверяй своим рукам:
Помощник дело не спасет,
Но сам себе воздаст почет.
Крепись в страдании своем,
Не донимай весь свет нытьем:
Ведь утешитель приобщит
К твоей беде еще и стыд.
Знай, чем ты окружен
И чем в себе от мира отделен:
От окружающего силы поступают
И волею твоей работать начинают.
К себе присмотрись:
Где можешь, трудись;
Смотри, кто ты есть, —
Будь для блага весь.
Ты сам в своих делах
И там, и тут;
Как руль, держи в руках
Себя и труд.
Пески моряПеревод В. Елизаровой
Кому тебя сопровождать?
Ты должен сам свой путь держать.
Гуляет солнце в небесах,
И ветер властвует в морях,
Песчинки ветру разметать….
Ты должен сам свой путь держать.
Плески моряПеревод В. Елизаровой
Где все осталось? — Сам не знаю
Не спрашиваю, не пытаю.
Да было ль что во мне, со мною? —
Не стоит ворошить былое.
Что есть? Что будет? — Не отвечу.
Об этом море шепчет вечно.
Ночи моряПеревод В. Елизаровой
Ни объяснить, ни примирить,
Ни взять, ни дать, ни возместить:
Все лишне — неподатлив тот,
Кто сам с собой в ладу живет.
Ни слова не сказал — суров,
Ушел он в ночь, вдоль берегов.
Голос и отголосокПеревод В. Елизаровой
— Где та любовь, что для тебя светила?
— Изменила.
— Где все, что дорого тебе и свято было?
— Немило.
— Где звонкие сады твои живые?
— Стоят немые.
— Где сыновья твои, те, что в огне отлиты?
— Убиты.
Погонщик времени всех переправил, —
Меня оставил.
Всё колесница сбила и и подмяла,
Построю жизнь сначала.
Труд и радостьПеревод В. Елизаровой
Победил — радуйся:
Себя освобождает твой громадный труд.
Проиграл — радуйся:
В груди твоей назреет вновь явленный труд.
Серо все вокруг — радуйся:
Останется в душе гореть твой ярко-красный труд,
Любовь нашел — радуйся:
Согретый ею — будет жарче труд.
Ненависть нашел — радуйся:
Себя в тебе решительнее осознает труд.
Будь что будет — радуйся:
Движение твое в тебе едино — труд.
Живая жизньПеревод В. Елизаровой
Влейся весь в людскую лаву,
Бейся и трудись на славу!
Гнись, гонись, гони, сгоняй,
Жизнь живую принимай!
Бодрость пей в уединенье,
Торопясь в толпу, в движенье!
Жизнь ничем не придержать.
От нее лишь в смерть бежать.
Разбитая чашаПеревод В. Елизаровой
Вы спросите, где силу взять?
В себе себя не расплескать.
Вы сами чашу обронили, —
И жизнь течет, не удержать:
Немного поле окропили,
И вскоре полю засыхать.
Что спрашивать, где силу взять?
Что от разбитой чаши ждать?
ВзаймыПеревод В. Елизаровой
Вам силы хочется занять
От Всевеликой Силы.
А кто сумел ее собрать,
Откуда этакая рать? —
Вы сами, ваша сила
Ее взрастила.
Юному другуПеревод В. Елизаровой
Не жди к трудам своим особого вниманья;
Плоды их, если будут, соберет народ,
Тебе же в трудный час само сознанье
Полезности усилий радость принесет.
Когда согласен ты с наградой этой,
Дай руку, друг, — мой путь с твоим совпал;
Но прежде одари людей сердечным светом,
Всем лучезарием, которым сам сиял.
И ты свободен. Ты сильнее стал.
АлмазПеревод Г. Шенгели
Прекрасен в перстне твой алмаз!
Погасший уголь, из тысячелетней
Подземной тьмы он блеск донес до нас.
Еще прекрасней, тверже, многоцветней
Все претерпевшее, изведавшее все
Сердце твое!
Пролетарий-атлантПеревод В. Елизаровой
говорит:
Ты мне оставила свои мученья,
Мне их нести еще из года в год,
Дышать дырявой грудью и в черед
У матери судеб сыскать отдохновенья.
Ты узами связала туго
Меня с собой; я побреду вперед,
На плечи положив твои недуги.
Найдешь ли ты опору совершенней,
Которая прямится в миг крушений?
ВопросПеревод В. Елизаровой
Я ценил человечество
Больше, чем человека.
Оно мне всегда казалось
И целостней, и весомей.
И люди тем же платили:
Шли мимо меня — и только,
Мой труд ядром полагая,
Меня — его скорлупою.
Но разве мы справедливы,
Когда обходим друг друга? —
Рабочим труд создается,
Человечество — человеком.
«Но близок мне голубки голос…»Перевод В. Елизаровой
Но близок мне голубки голос грустный,
И бледность моря, и венок терновый —
Они мой путь сопровождают.
Постоянство днейПеревод Л. Осиповой
Неторопливою рекой
Дней постоянство протекает,
Стрекозы легкие порхают,
Я по волнам плыву, безвольный.
Я по волнам плыву, безвольный,
Цветам прибрежным улыбаюсь,
К стрекозам взором устремляюсь,
И в даль небесную гляжу.
И в даль небесную гляжу.
Меня влекут мечты послушно,
Но травы клонит ветер душный,
И волны вдруг стеной встают.
И волны вдруг стеной встают,
На спины мощные вздымают,
И вот уж на берег швыряют,
И убегают прочь, смеясь.
И убегают прочь, смеясь,
Туда, где синяя безбрежность,
А я один и безнадежность —
Бесплодный, неживой песок.
Бесплодный, неживой песок.
Но небо светит надо мною,
К нему стремлюсь я всей душою,
Бессилен неживой песок.
Под кипарисомПеревод Л. Осиповой
Кипарис мне застит солнце,
К небу поднял ветви-руки.
Я сижу в тени прохладной,
В воду камешки бросаю.
Есть, как стеклышки, цветные,
Мраморные, золотые.
В них кристаллики сверкают.
Чуть ударишь — искра брызнет.
Озеро, как блюдо, гладко.
По краям стоят утесы.
Брызги яркие взлетают
Там, где камешки ныряют.
А на глади синеватой
Серебрятся, как монетки,
Ряби быстрые кружочки.
И бегут — до края неба.
Рябь внезапно угасает,
И мерцает гладь спокойно.
А все камешки цветные
Проглотила бездна злая.
И в стеклянной той пучине
След их робкий затерялся.
Вместе с камешками теми
В бездну взор мой погрузился.
Сухая соснаПеревод В. Елизаровой
Мысль уйдет, вернется
И опять уйдет:
Так сосну сухую
Дятел бьет и бьет.
Мысль в себе замкнется
И себя гнетет:
Так сосну сухую
Червь грызет, грызет.
Мысль легко свернется
Или отболит:
Так сухая хвоя
Вниз летит, летит.
Стебельки травыПеревод В. Елизаровой
Стебельки травы под утро
Сонно припадают к ветру, —
Сердце ничего не жаждет,
Спит, не разумея боли.
Просыпается травинка,
Выпрямляясь против ветра, —
Сердце, что ж не распрямилось?
Вновь тебя склоняют боли.
НесправедливостьПеревод В. Елизаровой
Обида эта с детских дней
Не улеглась в душе моей;
И не пришлось мне жизнью всей
Своей
Тот груз столкнуть.
Судьбу благословляю впредь:
Пусть до того, как умереть,
Мне справедливость возыметь
Успеть
И с тем уснуть.
Молодые сестрыПеревод В. Елизаровой
И снова к сердцу боли подступают,
Они за юностью моей ухаживали прежде, —
Старатели души, как прежде, донимают
Стремленьем к вечности, пока душа в надежде.
Они еще мне кажутся чужими,
Те сестры молодые в старческой одежде;
Но их шаги уж сходятся с моими.
Пусть будет так. Пускай одно из двух:
Иль отступить, или закончить круг.
GenovevaПеревод В. Елизаровой
Ах, если б ты была такой,
Возле кого детеныш лани,
Гонимый, находил покой!
Да, если б ты была такой…
Но сердце говорит с тоской:
— О, не ищи, детеныш лани,
Не бегай за своей мечтой.
Да, если б ты была такой!
Охапка зелениПеревод С. Шервинского
Под липами
О липы, — где они?
Я вспоминаю, как мечталось сладко
Под их ветвями в молодые дни!
Колокольчик
Мой колокольчик синий!
Едва ты синий возвестишь рассвет,
Уж пастушок босой — на луговине.
Клен
Широколистый клен!
На листьях золотом о счастье солнце пишет…
Жужжит пчела. Пастуший сладок сон.
Алые цветы
Вы, алые цветы, —
Мечтаний страстных образы живые,
Изменчивость и роскошь красоты!
Вишневый цвет
Вишневый цвет!
Склонились ветви в неге белоснежной…
Но не погнется ствол от бурь и бед!
Осенний сад
Осенний сад!
От первого мороза стал ты жалок,
Как мальчуган, которого бранят.
Рута
О вечно зеленеющая рута!
Не гибнешь ты, свежа, как мой народ,
Хоть и скромна и нет тебе приюта.
Дубовый лист
Зеленый лист дубовый,
На гроб героя ты лишь вправе лечь:
В тебе героев мощь и дух суровый.
Барвинок
Мороз — а зелень все цела!
Перенесла такую злую зиму —
И знамя жизни к солнцу подняла!
Подснежник
Подснежник юный, милый мне!
Хоть снег еще лежит, уже цвести ты жаждешь,
Ты — жертва первая весне!
Плющ
О плющ густой!
Ты для руин плетешь покров зеленый,
Ты одеваешь древность — красотой.
Со временемПеревод В. Елизаровой
Все боли время заживит,
Но вслушайся: душа кричит, —
Остановись.
И раны отпылают в срок,
Но вянет сломленный росток, —
Вглядись.
Угомонится сердце в срок,
Когда утратишь все, что мог, —
Крепись.
Погост сердцаПеревод В. Елизаровой
От болей никуда не деться:
Все тлеют на погосте сердца
До конца.
Там с детства до сего мгновенья
Лежат они без искупленья
До конца.
Никто от болей не избавит:
Тяжелой ношей сердце давят
До конца.
А вспомнить: будто не бывали…
Но сердце быстрое связали
До конца.
СтраданиеПеревод В. Елизаровой
Всякое страданье — низко,
Оскорбительно, обидно,
Пусть оно в печаль рядится, —
Малодушный с ним сживется,
Уповающий на слезы.
Всякое страданье немо,
Но оно, как резкий выкрик,
Как призыв ростка живого
Не мириться, но бороться:
Обрывать гнилые корни!
Всякое — от слабосилья.
Одному не побороть их.
Только влив свое страданье
В море общее страданий,
Их в себе поборет каждый.
Море страданийПеревод В. Елизаровой
Заботами мелкими обременен,
Иду вдоль большого моря.
Слышу стоны глубоких волн,
Их песню о горьком горе, —
Море страданий.
Слушаю откровенье волн,
Их рокот близкий и дальний:
В душе нарастает великий стон
Накатом грозных слияний
С морем страданий.
Единый стон, и едины в нем
И стар, и мал — в этом горе;
Тайком и на людях, ночью и днем
Вздымается плач, как море, —
Море страданий.
И я бы руки опустил
От мелких переживаний,
Когда б не движенье страждущих сил,
Когда б не общность взываний, —
Великое море страданий.
У вечерней рекиПеревод В. Елизаровой
Будто рябь потихоньку
Реку пересекает,
Грусть задрожит легонько
На губах твоих и пропадает,
И пропадает.
Ты улыбаешься снова,
Но взгляд ту же грусть выдает
И ждет в глубинах живого,
Когда душа отойдет,
Когда отойдет.
Не будет душе облегченья,
Пока сердце, опять
В надежде и нетерпенье,
Не ляжет спокойно спать,
Вечно спать.
К ночи рябь безвозвратно
Реку пересечет:
Тонкой станет, невнятной
И совсем пропадет,
Пропадет.
Милые словаПеревод В. Елизаровой
Отдал бы все, чтобы плачи
Твоей души унять, —
Тому, кто всех дороже,
Что дать?
В одном сгорает сердце:
Как горе отвести?
Но руки опустились,
Руками не спасти.
Любви огонь всевластный
Могу ль в тебя вдохнуть?
Пробьет ли ветер жажды
На остров счастья путь?
О, милых слов не надо,
Слова легко забыть:
Горы не сдвинуть ветру,
Огню — реки не пить.
Случайный мигПеревод В. Елизаровой
Я с солнцем тысячами уз сведен,
Но эти узы — тоньше не бывает!
А я, я болями обременен…
И потому смущен:
Случайный миг меня от солнца отстраняет.
Медленное жалоПеревод В. Елизаровой
Последние во мне все глуше боли,
Потом и эти боли отлетят.
Но сердцу до конца томиться в их неволе,
Глазам еще смотреть в их долгий взгляд.
Последнего огня теперь во мне сгоранье,
Голубки скорбный зов, как много лет назад,
И вечные в глубинах моря прорастанья.
Сиянье дней земных, как месяц, потускнеет:
Вонзается венок терновый на прощанье,
И в длинном вечере голубизна бледнеет.
«Но затаился в страхе…»Перевод В. Елизаровой
Но затаился в страхе жук навозный,
Но в черной яме ждет клубок змеиный.
…Расту, конец одолевая.
СумракПеревод Л. Осиповой
Стемнело слишком рано.
Наверно, быть дождю.
И все же мне казалось,
Я ночи не дождусь.
Вот застучали капли
По ветхому жилью…
И боль страданий прежних
Стеснила грудь мою.
Случалось очень часто,
О боли забывал.
Борьбе, труду, надеждам
Все силы отдавал.
В былые дни скитаний
И мук пережитых
Меня приводит сумрак,
Который помнит их.
Днем все позабываю,
Спасает ночью сон,
Лишь сумраку по силам
Души исторгнуть стон.
Нить с нитью сумрак свяжет.
И приведет с собой
Твои воспоминанья,
И кончится покой…
Уж от былых страданий
Осталась только тень.
Ночь встала у постели,
Свечой растаял день.
Раньше времениПеревод В. Елизаровой
Она идет скорей,
Чем я боялся, —
Не остановишь дней,
Как ни печалься.
Ах, подождать бы ей, —
Не захотела,
Я так спешил быстрей
Закончить дело!
Все раньше снесено,
Чем я боялся;
Что в спешке спасено,
С чем я остался?
Мой ум, не унывай,
Не плачься, сердце;
Тускнеет жизни край —
Не оглядеться.
И все-таки ступай,
Не знай предела
И рук не опускай, —
Быстрее, к делу!
ИграПеревод В. Елизаровой
Кто приходит, кто уходит,
Кто отводит, кто заводит,
В круг, в круг, в круг!
Протянул из круга руку —
Ты идешь со мной по кругу,
В круг, в круг, в круг!
Дни не устоят на месте,
То вразброд, то снова вместе,
В круг, в круг, в круг!
Чью-то руку отпускают,
Разбивают, замыкают,
В середину приглашают:
В круг, в круг!
Трон солнцаПеревод В. Елизаровой
Три луча опускает закат над землей:
Красный, зеленый и золотой.
Красный — война,
Зеленый — вражда,
А между ними — солнца трон,
Чистого золота он.
Выползает низом черная ночь
И навстречу лучам клубится, как смерч, —
И зеленый, и красный, и золотой
Солнца трон — погружается в мир ночной:
В черноту и смерч.
Притихшая ветвьПеревод В. Елизаровой
Уж солнце клонится, как ветвь,
С которой птаха улетела, —
Дух, кажется, сошел на нет:
Он ждет кого-то, ждет несмело.
Чего?
Никто и знать не знает.
Я вижу: вечер подступает.
Созревшее яблокоПеревод В. Елизаровой
Созрело яблоко — и поутру
Укатится оно в зеленую траву,
Поутру.
Оно на солнце чуть ни день
Настоями кипело всклень
И ночь и день.
И после наклонилось вниз:
До завтра к дереву прижмись
И — оборвись.
Чирик! Чирик!Перевод В. Корчагина
Покрыла листья желтизна;
На ветке пташечка одна
Поет: «Чирик! Чирик!
Взрастила я птенцов своих,
Окрепли крылышки у них, —
Чирик! Чирик! Чирик!
Туман глубок, лучей уж нет…
Пусть ищут сами солнца свет! —
Чирик! Чирик! Чирик!
Всех пташек соберет весна,
К ним не вернется лишь одна, —
Чирик!..»
Pietà!Перевод В. Елизаровой
Я прикрываю боль свою цветами,
Ветвями и гирляндами из трав,
Листами лавров и дубов листами,
Их уношу с лугов и из дубрав.
Так жизнь обманывал я и врагов:
Чем глубже рана, тем цветы краснее;
Для тех, кого любил, был светел лик цветов.
Но астру черную увидите, — под нею
Зияет рана сердца, всех острее.
Скрипач и забвениеПеревод В. Елизаровой
Я — струна,
Которая в скрипке твоей замолкает,
Порвана, и в игре уже не вольна.
Ты чувствовал ее, играя:
Когда высокие звуки взлетали,
Она расщепляла их и роняла.
Я — звук,
Который в скрипке твоей плачет,
Я — чувство, тяжелое, как заведенный круг.
Сердце твое извлекает его и прячет,
Но если радость прильнет, как живая вода,
Чувствуешь ли ты меня тогда?
Падающие звездыПеревод В. Елизаровой
Маленький садик вокруг жилья;
Медленно иду я.
Осень уже цветы сорвала,
Только горсточку астр не взяла.
Сказка детская, как сейчас,
В памяти моей зажглась:
Звезды упавшие —
Астры —
Смотрят в небо и ждут напрасно,
Чтобы ветер
Унес их назад.
Сверху на них со смехом глядят
Бесенята, озорничают.
Это они звезды срывают,
Дух и свежесть их выпивают,
Вниз
Цветы неживые бросают,
В омут ночи и облаков,
В пустоту дождей и ветров.
Идут вечерами дети земли;
В небо тоскливо смотрят они:
Падают звездочки с черных круч
И не поймать их, как ни ловчись,
Но появится утра луч, —
Сад опустелый — оглянись! —
Полон-полнехонек звезд живых,
Будто бы кто насыпал их.
Ночью звезды падали-плыли
Белые, красные, голубые.
Дети, смеясь, уносят чуть свет
Звездочек волшебных букет.
Милые, берегите цветы,
В чистый стакан налейте воды,
Дайте им ласки и доброты!
Милые, они на небо хотят,
Только нет им пути назад.
Три смерти и жизньПеревод В. Елизаровой
Вечер крут,
Утро люто:
Время в ночи,
Как свеча, задуто.
Осень гнетет,
Зима исступляет:
Кажется,
Конец наступает.
Третья смерть
Пути замыкает:
Как семя в колодце,
Жизнь умирает.
Логово волкаПеревод В. Елизаровой
Покинув логово, волк и потом
Норовит его навестить.
Так и ты вспоминаешь о том,
О чем хотел забыть.
То в горы, то в лощины идешь,
А искал равнинный путь.
Вслушиваешься в непогодь и устаешь,
И не можешь передохнуть.
Ты отовсюду себя ждешь
У логова. И сам
Однажды в него, как всегда, войдешь
И останешься там.
Ночная росаПеревод В. Елизаровой
Когда твой час пробьет,
Что из того?
Ведь солнце к вечеру сойдет
И — нет его…
Так до тебя велось
И после — так.
Лишь ты рыдаешь: «Началось!
Все будет мрак!»
Но будет все, как есть.
А над тобой
Росе ночной тихонько зреть
Слезой.
УтешениеПеревод В. Елизаровой
Когда твой труд незавершенью предстает
И ночь тебя вбирает, утро разве не придет?
И разве завтра не придет другой
Закончить труд, оставленный тобой? —
Ступай же с миром! Всякий заменим,
И даже тот, кто был высокочтим.
Всеобщность не привязана к тебе:
И ты один необходим себе.
Змеиные ягодыПеревод В. Елизаровой
Такие горькие уныло слезы набегают.
Чернеют огненные ягоды в болоте,
Кусаются, когда с колючек их срывают.
Стыд этих слез тому, кто их не переводит;
Где падают они, там все тусклей в природе.
Просящий утоленья — слез не получает.
Два смехаПеревод В. Елизаровой
Одно мгновенье смеха — если ты переборол
Себя в стремительном жизневращенье,
Другое — если существо нашел,
В котором дух твой близок к воплощенью.
И нечего тебе еще от жизни ждать;
И долго, коротко ли в ней влачиться,
Равно усмешкою ее кончать.
Все мелкое в тебе с годами устранится,
А крупное — в друзьях по духу утвердится.
ПритокиПеревод В. Елизаровой
Ибо конец всегда и верно — грусть, —
Жизнь или быстро высохла, мельчая,
Иль, прорываясь, размывала путь
И берега ломала, нарастая.
Все та же песня жалобно звучит:
Напрасно сущее — перед уходом
Никто и никого не защитит.
Мы все, как высыхающие воды,
Притоки их: нас точат жар и холод.
Когда…Перевод В. Тушновой
Когда б своей я жизнью
Один владел,
Ее я мог бы сбросить,
Когда хотел.
Себе я мог бы выбрать
Любой удел, —
Когда б своею жизнью
Один владел!
На той сторонеПеревод В. Елизаровой
Вслед ночи утро суждено —
Что сделано, то сделано.
В груди как будто что чадит,
Душа болит, —
Шаг сделан, смерти тяжелей,
Когда костлявая стоит
С косою острой у дверей.
Сон в лихорадкеПеревод В. Елизаровой
Тягостным виденье было,
В душный сон меня вводило.
Жуткий сон, жалкий сон,
Медленно вползает он:
К валу вал мятется страх;
Гул его стоит в ушах.
Грозный сон, гиблый сон:
Гору надвигает он,
И мою сгнетает грудь,
И во взор вселяет жуть.
Склизкий сон, вязкий сон,
Словно из могилы он:
Лоб и щеки лижет пот,
И по телу дрожь снует.
Знобким пробужденье было,
Но из мрака выводило.
Ленивый ученикПеревод В. Елизаровой
Так приятно греться на солнце,
Свежий плод очищать и есть,
Сноп укладывать без усилья,
Слышать в груди стучащее сердце:
Спать, сознавая, что ты живой.
Сколько помнишь, одно привычно:
Двигаться, есть, ощущать и быть,
Травкой расти и мхом покрываться.
Так ежедневно — ты, я и все —
Как это так, если вдруг ничто?
Мысль протестует — не может статься!
Пусть хоть кусочек, по поглощать,
Чувствовать сон. — Не видеть, мерзнуть,
Умирать, но знать, что не умер!
Нет! Как же так — совсем ничего?
Только и смысл, что в других остаться?
Память — и все? И прости-прощай?
Даже не дым, колеблющий воздух?
В чем ты повинен? За что наказан?
Сразу прыжок? Что, уже конец?
Нет, не конец, — перемена жизни.
Ах, тебе хорошо и так:
Вечные тело, радость и солнце?
Ты научил ли себя бессмертью?
Срок умирать, а ты не готов,
Ты, ленивый!
МостПеревод В. Елизаровой
Хочу я мост образовать
Сквозь ночь,
Чтоб день за днем чередовать,
Чтоб сон неверный миновать
В ночь.
Но мост не хочет проходить
Сквозь ночь!
Рассвету не дает ступить,
Не позволяет глаз смежить
В ночь.
Старая колыбельнаяПеревод В. Елизаровой
Ночью глаз я не смыкаю,
Двери настежь отворяю,
Руки на коленях маю,
Баю, баю, баю.
Всю-то ночь я руки маю.
Звезды небо покидают,
И куда идут — не знаю,
Баю, баю, баю.
Звезды небо покидают.
Одиночеству внимая,
Боли сердца унимаю,
Вечным сном себя качаю,
Баю, баю, баю.
Баю, баю, баю.
Этот деньПеревод В. Елизаровой
Солнце и месяц зря идут,
Мимо меня гонимы;
Дни укорачиваются и растут, —
Их пропускаю мимо.
Где этот день, где его запас,
У рассвета какого?
Жизнь отдал бы всю и сейчас
Ради дня всеземного.
Там, куда он идет на круг,
Бесконечно продленный,
Обновляется жизнь, как луг,
Как этот луг зеленый.
Все повидал зеленый лужок:
Дождь, и снег, и стужу, —
Чтобы сплести жизни венок,
Смерть почувствовать нужно.
Смерть закатится в этот день,
Время не будет гонимо,
Солнце и месяц присядут в тень, —
Я лишь пройду мимо.
Отчалившая лодкаПеревод В. Елизаровой
Ну вот, здесь ни к чему я больше не привязан.
От берега моя отбилась лодка,
И парус клонится все ниже раз от разу.
Погас мой огонек, моя находка,
Ни искорки от прежнего пыланья,
А только пепла серого щепотка.
Нет никого за мной, кто выйдет на прощанье,
Кто мне попутного от сердца пожелает,
Кто вспомнит здесь на языке изгнанья.
И впереди никто меня не ожидает.
«И все-таки то не конец…»Перевод В. Елизаровой
И все-таки то не конец. Конец — гора молчанья
Или венок из звезд, он черно-синий.
Расту, перерастая дали…
Поздняя гостьяПеревод В. Елизаровой
Ночью ветры завывали
И трубили тяжело.
Чувство тягостной печали
К вечности меня влекло.
Ночью дождь не унимался.
Слушал я, и слушал я:
В темноте мне плач казался —
Лайма плакала моя.
Не она ль во мраке ночи
Кротко приоткрыла дверь?
Значит, тоньше и короче
Пряжа дней моих теперь…
— Лайма, Лайма, что с тобою,
Что ты плачешь на ветру?
— К вечному тебе покою
Привела я смерть-сестру.
Ночью ветры завывали
В смертном зове тяжело.
Чувство тягостной печали
В глубь миров меня влекло.
— Лайма, милая, и в смерти
Дух мятежный не умрет:
Путь пролег сквозь ночь и ветер
Дальше смерти, ночи, ветра,
Дальше солнца, что зайдет.
По кругуПеревод В. Елизаровой
Я возвращаюсь по кругу
Вновь на исходное место:
Вышел я в дали один,
В дом я вернулся один —
Воду живую добыл я:
Родины каждое поле
Я окропил этой влагой,
Мой же сосуд опустел.
Ты неизбежна, душа моя,
Я прихожу к тебе слабый —
Сердце иссохло, и я
Всеми оставлен, один —
Ты неизбывна, душа моя,
Силы глубокий источник,
Еще раз напомни мне сердце:
Осилить большую даль.
Черная водаПеревод В. Елизаровой
Мне кажутся чужими этот мир и люди,
Которых жизнь еще вокруг водоворотит;
Всплывает пена: ветер воду мутит, —
Приходят люди и опять уходят.
Они в сумятице моих дорог снуют;
Что будет с ними, что их озаботит,
Куда они, за кем они пойдут?
В конце дорог вода встает, чернея,
Встает холодная, и тишина над нею.
Сотни летПеревод В. Елизаровой
Их равнодушие меня не трогает нимало,
Их ненависть меня уже не донимает,
А их любви сторонней, запоздалой
Я улыбаюсь — пусть себе играют.
Зачем же ты живешь еще, любезный?
Что жизнь моя? Ей впору оборваться, —
Я не из дерева, не из железа.
И гложет смерть меня, не отвязаться!
Полсотни лет довольно, может быть?
Хочу я сотни лет на свете жить.
ВтайнеПеревод В. Елизаровой
Ты втайне долго обувался, знаю, —
И ходишь, высосав мой дух,
На твердых, на своих, на двух,
О людях не печалясь, смерть переступая,
Стихи твои потворствуют ходьбе, —
Шагай себе!
Мой дух не иссякает, силу отдавая.
ЗаконПеревод В. Елизаровой
Казалось, что давно
Я всем чужой,
Но вот уходишь ты,
Мой друг родной!
Кто хочет обрести
Себя, смущен,
Да потеряет все! —
Таков закон.
Счастье ветраПеревод В. Елизаровой
Что можно упустить, то счастье разве?
Когда боишься с чувством разлучиться,
Когда душа и ты разделены боязнью
И мига нет, чтоб вам соединиться?
Так сердце к счастью ветра припадет —
Пылает, если ветер усмирится,
Потом трепещет, рвется, устает.
Когда ты счастье ветру возвратил,
Тогда себя и дух соединил.
За тенямиПеревод В. Елизаровой
Своею властью
Сам одиночество себе внушай
Ежесекундно, повсеместно;
И силой духа побеждай
Смерть самое в боренье честном.
Ты, одинокий, не жилец:
Смерть, угрожая, ходит тенью;
Разнята ночь, и наконец
Души коснулось просветленье
Своим участьем.
БесстрастиеПеревод В. Елизаровой
Лишь в бесстрастии холодном
Сердце свой покой узнает,
За который страстно билось.
Все еще угрюмо сердце,
Все еще крикливы мысли,
Голос все еще отрывист.
Боль тебя еще пронзает,
Сердце жалуется, к звездам
Взор не хочет обращаться.
Успокойся: вот уж близко
То бесстрастие большое,
В чем великой жизни корни.
Немой домПеревод В. Елизаровой
Дом с утра немой остался,
Рот дверей закрыт, ресницы
Окон наглухо смежились.
Не клубится дым над крышей,
Целый день не слышно звука
С самого утра до ночи.
Жизнь остыла, словно вечер,
Красота с закатом скрылась.
Кто сумеет быть душою
Там, где красота пропала?
Я сумел однажды это,
И теперь я стал сильнее;
Здесь тогда пылало солнце,
В сердце до сих пор тот отсвет.
Холодная ночьПеревод В. Елизаровой
Спроси себя:
Когда надежда, всех других сильнее,
Когда затея, прочих совершенней,
От многих сущностей бледнеют,
Как быть затем?
Ответь себе:
Тогда не углубляйся в новые надежды
И по ветру развей тепло воображенья, —
Один стоишь ты вместо всей вселенной,
Один совсем.
Дерево в чистом полеПеревод В. Елизаровой
Себя человеком и ты нарек!
И гул угрюмый разом умолк.
Не нужно ни прятаться, ни бежать,
А можно легко и вольно дышать.
Вон дерево в чистом поле стоит:
Ветвисто и гибко, и стать хранит.
Над ним небеса, да поле кругом,
Да облако — сосуд с питьем.
Да солнце над ним, как яблочко, — вниз
С корой земли его корни срослись.
Стоит и бури радостно ждет:
«Ну-ка, чья во гневе возьмет?»
ОдиночествоПеревод В. Елизаровой
Одиночество, как щит
Ледененья:
Увяданье разлучит
И цветенье.
Одиночество следит
Щелью где-то;
Ночь и утро разлучит
Для рассвета.
Одиночество болит
Больше боли;
И меня к чужой стремит,
Чуждой роли.
Здесь и тамПеревод В. Елизаровой
Так я пришел,
Так я уйду;
Одно лишь на пути сюда нашел —
Боль сердца
И беду.
В обратный путь
Их и возьму,
И спрячу там, откуда не вернуть, —
В тишь —
Тишину.
Березовые сережкиПеревод В. Елизаровой
Радость
Уж и тому я очень рад,
Что осень дарит солнца взгляд,
Что эти три строки звучат.
Ах!
Малышка: «Ах!», малютка: «Ай!»
Все в нас останется пускай!
Душа, уста не размыкай.
Чужой
Всем чуждый, он вперед идет;
В конце дорога тьма встает, —
Зачем ему идти вперед?
Старинное слово
Когда ты одинок, как перст,
И плачешь ночью, руки в крест,
С тобою плачет небо звезд.
Когда ночьПеревод В. Тушновой
Соловей прекрасней всего поет,
Когда ночь.
Да и счастье охотнее к нам идет,
Когда ночь.
Если грустно, один побродить иди,
Когда ночь,
Чтоб никто не узнал, что в твоей груди, —
Только ночь!
Ночь на гореПеревод В. Елизаровой
Ночь подмигивает мне
Тысячами звезд, спускаясь,
В теплом дышит полусне
Там, где я стою, где маюсь.
Ты зачем меня зовешь,
Ночь, на ласковое лоно?
Что скрываешь, что несешь? —
Сердце ищет окрыленно.
— Дар небес тебе несу
В шелковом платке тумана,
От жары тебя спасу,
Дам тебе приют желанный.
В изголовье над тобой
Запахи цветов сомкнутся,
Будет светлячок лесной
Издали к тебе тянуться.
Днем в самом себе таи
Боль свою и взор в смятенье:
Знаю, знаю, лань земли,
Лань моя, твои томленья.
Жизнь в моих чертогах спит,
В тайну уходя, как в небыль;
Полдень сны мои стремит
В неба круг, в пределы неба.
Небо эту влагу пьет —
Темная в избытке льется —
Кажется, вот зачерпнет
И конца концов коснется.
Дам тебе во сне испить
Сколько хочешь, и проснешься —
Сможешь жажду утолить.
Памятью в чертог вернешься.
Звезд сиреневый венок
За полдень я опускаю,
Вечной же любви цветок
В дом свой поздний отпускаю.
Расту…Перевод В. Елизаровой
Расту…
Поет негромко ветра траурная кокле,
Венок росы мерцает в отдаленье.
…Расту и устремляюсь в дали;
Расту, ища лесов прикосновенья:
Над головой венок из листьев желто-красных
…Расту и устремляюсь в выси;
И соловей зовет меня в долине,
Там, где венок из рос протягивает солнце
…Расту, расту еще быстрее;
И буря мне трубит начало битвы,
Зеленый свищет вихрь в венке листов дубовых.
Гей! Тороплюсь за вихрем следом;
Но близок мне голубки голос грустный,
И бледность моря, и венок терновый —
Они мой путь сопровождают;
Но затаился в страхе жук-могильщик,
Но в черной яме ждет клубок змеиный.
…Расту, конец одолевая.
И все-таки то не конец. Конец — гора молчанья
Или венок из звезд, он черно-синий.
Расту, перерастая дали…
Расту, расту и не кончаюсь,
Беру и отдаю, и видоизменяюсь —
Еще расту.
Зеленое виноПеревод В. Елизаровой
Стоишь ты хмурый и стесненный,
Твой кубок пуст.
Он искрился вином зеленым, —
Пусть сохнет, остывает пусть.
«Не так он пуст —
На самом дне, когда вглядеться,
Забыта и сохранена,
Алеет капелька одна».
«Что ж это?» — «Сердце».
Под деревомПеревод С. Шервинского
Чуть держит надломленный бурей сук
На нитке надежды всю тяжесть мук, —
Мечтатель же под сенью зыбкой
Знай себе спит с беспечной улыбкой!
Молодые кониПеревод В. Елизаровой
Ночь не мила мне тем, что нужно спать.
А ум еще в работе, и не спится:
Картины новые не устают тесниться
И мысли не желают отступить.
Сон звать приходится, чтоб мысли укротил,
Так молодых коней стреножат круто
В ночи пастись, а те в избытке сил
Брыкаются, фырчат и, презирая путы,
Бегут поздравить зоревое утро.
Дорогой гостьПеревод В. Елизаровой
Над землей светает,
Теплый пар клубится,
Нежный свет просторы обступает.
И мерцают травы,
И песок искрится,
Серебрятся нивы и дубравы.
Встань, идем из дому, —
Мост сквозной стремится
Прямо к утру, гостю дорогому.
Несомкнутое кольцоПеревод В. Тушновой
Рассвет мой был прозрачно-чист,
Закат мой должен быть огнист, —
Но между ними — беспределен
Еще мой день — он золотисто-зелен.
Воплощенная душаПеревод В. Елизаровой
Существом себя едва заметил, —
Самовыраженью ищешь формы:
Ощупью идешь сквозь сумрак утра.
Сердце мается в тоске по слову:
Черпает его из донных болей,
А глаза с цветов его сбирают.
Медленны слова, как мед тягучи, —
Приторность цветка и горечь боли —
Темным золотом тяжелым льются.
В этом золоте еще безгласны формы,
И душа свой образ душам ближних
Лишь в немой поэзии являет.
ПорогПеревод В. Елизаровой
День без солнца,
Ночь без звезд, —
Окликает непрерывно
Голос без отголоска
Перед порогом.
В подсознании
Оковы и мрак
Мешают непрерывно
Шагнуть к познанию
Через порог.
Порог поднят,
Дверь грозит,
Пугает непрерывно!
Встает познание
За порогом.
РостокПеревод В. Елизаровой
Не бойся — бейся с утвержденным днем,
Так, только так перерастешь его,
И существо твое в великом росте
Границы времени себе означит.
Когда от почвы будешь отлучен,
Как дерево, чьи корни над землею, —
Тогда умрешь для времени сегодня,
Но завтра прорастешь в его началах.
Тогда в тебе былое возживет,
И будущее расцветет в тебе:
Объединишь и образ, и зерцало,
И путеводную звезду — в явленье.
СоздательПеревод В. Елизаровой
В каком вдохновенье
Так осенило?
Зарницей осенней
Тьму озарило.
Не мысль отмечаю,
Ее движенье, —
В себе встречаю
Определенье:
Мысли свободной
Явность и внятность,
Из тьмы первородной
Образа ясность.
ЖивойПеревод В. Елизаровой
Снег земле большую
Тишину несет, —
Завтра ты проснешься,
А земля уснет.
Дух угомонится,
Голос, как свинец, —
Где сугроб ложится,
Там всему конец.
Снег земле большую
Тишину несет, —
А живой проснется
И куда пойдет?
НетленностьПеревод В. Елизаровой
Ни утренней росе исчезнуть в полдень,
Ни запахам зачахнуть в крутях ветра,
Ни солнечному лучику пропасть:
Все во вселенной извечно живо.
Ни мыслям расползтись с распадом мозга,
Ни чувству отмереть с отбоем сердца,
И не любви моей оледенеть:
Все в человечестве вечно живо.
Поэт небаПеревод В. Елизаровой
Бледный, серый ходит месяц
С белыми да с облаками.
Сам на облачко похожий,
Сам на круглое походит.
Но чем больше гаснет вечер
И плотнее тьма, тем больше,
И уступчивей, и чище
Месяц в облаках мерцает.
Отчужденный, миротворный
Льет он свет в угрюмье ночи, —
Облаков угасших крылья
Серебрит своим сияньем.
Заколосившееся полеПеревод С. Липкина
Моим когда-то ваше слово было.
Внимаю, поражен: и голос — мой,
А мне сперва послышалось — чужой!
И в мыслях давнее былое всплыло.
Ужель в сердцах, как семя, слово зрело?
Привет ростку, чье молодое тело
Хранит зеленый цвет. Красы какой —
От зерен считанных — достигло поле!
И будет впредь цвести средь бурь на воле!
Три приметыПеревод А. Ахматовой
Вера в святость дальней цели,
И на труд дневной надежда,
И любовь ко всем живущим —
Вот в природе их приметы:
Синь небес, и зелень луга,
И кровавый пурпур жизни.
СтранникПеревод Л. Осиповой
…Мальчик, родившись,
принес счастье родителям, а когда
вырос — друзьям.
…Вдали ты близок, вблизи
далек…
Если мне в моих скитаньях
Кто-нибудь любовь подарит,
Я ее подальше, в сердце,
Как в тайник глубокий, спрячу,
Чтоб она не затерялась.
Ну, а если от страданий
Разобьется мое сердце,
Все равно любви не выпасть —
С сердцем так она срослась.
В тайнике моем хранится
Каждая людская ласка,
Что моей щеки касалась
И моих волос касалась.
И приветные улыбки
И участье, и тревоги
Были мне в скитаньях тяжких
По житейской, по пустыне,
Как глоток воды студеной.
Я в тайник глубокий прячу
Каждый взор, что мне дарили,
Мне, чужому, не родному.
О! Есть место в тайнике том
Для любви стыдливой, робкой.
Мне ее дарили губы
Женщин с нежною душою.
И всего не перечислить,
Что хранится в моем сердце.
Только ноша мне не в тягость:
С полным сердцем жить светлее.
И чем дольше я скитаюсь,
Тем любви встречаю больше,
Бескорыстной и нежданной.
Незнаком с людьми я теми,
Кто дарит свое участье, —
Их дыханье ощущаю.
Сотни слабых и несчастных
Мне протягивали руку
И в беде опорой были.
И глотком воды последним
Бедняки со мной делились.
А калеки руку жали,
Нищие же отдавали
Золотое свое сердце.
За мои любовь и ласку
Мне сторицей воздавали.
Даже те не обходили,
Что меня чужим считали,
Те, кому помочь не мог я,
Потому что сам, бессильный,
Ждал, когда осилит злобу
Щедрая любовь людская.
Все, что накопил, скитаясь,
Не возьму с собою, люди.
Вам оставлю вместе с сердцем
В час, когда оно умолкнет.
Вы тогда его откройте,
Извлеките все богатства,
Что срослись с ним воедино.
И любовь и сердце — ваши.
Вам они принадлежат.
Сохранил любовь для тех я,
Кто не ведал ласки солнца,
Кто любви совсем не знал.
О! Что скрыто там, за далью,
В тех краях, куда отправлюсь,
За порогом тем великим,
Где не бьется больше сердце?..
Сброшу власть всего земного,
Ради вас туда отправлюсь…
Вашей я живу любовью,
Только ею сердце бьется,
Ею страх одолевая,
Возвращусь домой обратно
Одарять вас новым счастьем.
Пчелиный ройПеревод В. Елизаровой
Как молодой пчелиный рой,
И я гоним;
Где улей постоянный мой?
За внеземным.
Я здесь в цветах его искал
День изо дня,
Я ветер утренний позвал
Отвлечь меня.
Трава омоется росой,
Цвет опадет,
Отправится пчелиный рой
За горизонт.
За воротамиПеревод В. Елизаровой
Искать нет сил и не берусь
Лишь раз туда я опущусь
И не вернусь.
И нечего мне взять туда,
И в мыслях будет пустота,
И память будет холодна.
Забудет ум, что знал, чем был,
Не вспомнит сердце прежний пыл, —
Все станет пыль.
Не дрогнет веко взор поднять,
Не встрепенется слух опять,
Чтоб звук понять.
Порог. За ним одна стезя.
Ворота. Вот она, моя…
И был ли я?
«Расту, расту, опять расту…»Перевод В. Елизаровой
Расту, расту, опять расту
Сквозь время, за его черту
К иному утру тороплюсь:
Его коснусь.
Один атомПеревод В. Елизаровой
Ты здесь из вечности один
И до конца, когда придется
Вступить обратно в мир глубин,
В исходный холод первородства.
Оттуда выйдя в некий миг,
Ты жизнь обрел, как безусловность,
И, обособленный, постиг
Себе подобных отчужденность.
Ни с кем не схож, отъединен
От всех, как самозавершенье,
Как цельный атом, прирожден
Для нового неповторенья.
Ты солнце поглощаешь впрок,
Источник сил неиссякаем.
Средоточенье солнц — поток,
В котором дух твой несмиряем.
Безмерна жизнь твоя в мирах,
Времен смотритель с краю ходит —
И, растворимой в веществах,
Затишья силе не находит.
Дух к бесконечности возрос,
Ты, словно воздух, — к наполненью;
Противосила — на износ
В самом ядре неповторенья.
Во времени ли изживешь
Себя, насыщен до отметки?
Или потом себя вернешь,
Как сытой ящерицы клетка?
Чтобы себя в себе держать
И внешней жизни не коснуться?
Чтоб сгустка передач не знать
И в одноклеточье замкнуться?
Нет, ты не рано отчужден:
Ты признаешь всенепременным
Вращенье лет в стволе времен
И жизнь в развитье неизменном.
Ты миллионы создаешь,
Себя в других преобразуя,
По рельсам бытия ведешь
Жизнь составную и сквозную.
Пока ты в силе — нарасхват,
А все отдал — и незнакомо
Пустоты над тобой гудят, —
В углу жилья мешок с соломой.
Лишь в зрелости твоих трудов
Ты жив, хотя тебя размяли;
Ты, старый семенной горох,
Опять один, как был вначале.
Моя радостьПеревод В. Елизаровой
«Где радость светлая твоя?» — «Не рядом». —
«И нелегко найти?» — «Устанет взор». —
«На солнце ли глядеть? В лугах ли звать отраду?» —
«Нет, будет ночь. И впереди — костер».
«И долго ли идти?» — «Дней чередой бессменной». —
«Цветет ли радостью твой путь?» — «Угар вокруг…» —
«Но где ж конец пути?» — «Там, у стены вселенной».
«Как я твою узнаю радость?» — «У огня пастух
Овцу обогревает». — «Это радость, но других!» —
«Моя, мой друг!»
ТайнаПеревод В. Елизаровой
Я не скажу об этом,
Никто не будет знать,
Земля немая скроет,
Что я хотел сказать.
Пусть вы меня любили,
Но не поймете, нет:
Я знаю, отчужденно
Вы смотрите мне вслед.
И лучшее, что было,
Что вы в себе несли,
Вы в тайне сохраните
От всех людей земли.
Жизнь не успеет в тайну
Проникнуть; только смерть
В конце концов сумеет
Ее преодолеть.
Кто трижды понял это,
Над тем уж смерть кружит;
Пусть дорогое слово
Во мне при жизни спит.
В том слове два созданья
В одной любви слились,
В нем — люди над природой
В сплоченье поднялись.
В нем и восторг догадки
О том, какая нить
Ведет людей к единству
И может связь крепить.
Но краткие мгновенья
Ушли! Что понял я?
Осталась в сердце жалость, —
Прости, мечта моя…
Я не скажу об этом,
Никто не будет знать,
Земля немая скроет,
Что я хотел сказать.
Но существо томится
Всю жизнь, как ни мирись,
Извлечь из слова тайну,
Какую прячет жизнь.
Потом томятся души
Уже во чреве, там…
— Куда, земля, несешь их?
— Несу к другим мирам!
Танец землиПеревод В. Елизаровой
Земля, ты долина
Слез и молчанья.
Зачем же твой танец
Одно ликованье?
Омуты всюду
И все без края.
Всюду стужа
И смерть босая.
Ты мать покидаешь,
Жизнь принимая,
Судьбе неизвестна,
Судьбу пытая.
В парчовой одежде
Свадебной ночи
Ты падаешь в гроб
И над тем хохочешь.
И с солнцами вместе
За первородством
Спускаешься далее —
К полусолнцам.
Вели и душиПеревод В. Елизаровой
Светит месяц, звезды блещут,
Души в ясном стане дремлют,
Спит земля во тьме. Лишь вели
Движутся по Даугаве.
Где земля впадает в небо,
Там начало звездным рекам:
В путь таинственный пускаясь,
Вели подплывают к звездам.
Природа и душаПеревод В. Елизаровой
Природа не ведает,
сколь она огромна,
но мы это знаем.
Скончался 19 августа,
250 лет тому назад.
И не ведает природа,
Сколь огромна. Солнце — жара,
Небо глубины не знает.
Черный зов разверзло небо:
Мириады капель солнца
Катятся со дна вселенной.
Солнце испускает пламя,
Жизнью в мерзлоту вселяясь.
Сердце сожжено у солнца.
И земля вкруг солнца ходит,
Погруженная в дремоту
И держа в загребе море.
И пролит над морем кубок —
Белой пеной, алой зорькой,
Но красы не знает море.
Недра извергают в громе
Диаманты и смарагды:
В дивных красках нет цветенья.
Но дрожит земное лоно:
Голубой цветок восходит,
Познавая цвет с рожденья.
Но душа в безбрежность моря,
Уплывая в утлом челне,
Знает, как просторно море.
Ведает душа огромность
Бытия. И пламень солнца,
И глубины моря знает.
Одного душа не знает,
Сколь прекрасна и глубинна.
Исподволь себя узнает.
Одиночество мираПеревод В. Елизаровой
Всегда один и сам —
К глубинам неба взор мой обращен,
И сонмы звезд к нему идут по небесам,
Во все века от всех он взоров отлучен —
Всегда один и сам.
Всегда один и сам —
Смещаются миры по огненным кругам,
Гудят колеса, оси в них стучат,
Миры в своих основах гром творят
И в бесконечность убывают по громам —
Всегда один и сам.
Всегда один и сам —
Просторный небосвод открыт ветрам.
Снежинки белых солнц нисходят вдруг,
И звезды мечутся на скрещиванье вьюг,
И мгла очерчивает умиранья круг,
И старых солнц тела во мгле дрожат,
И дышит, но уже забыт закат:
Мать ночи прибирает жизнь к рукам —
Всегда один и сам.
Всегда один и сам, —
Но жизни взор маячит в бездне, — там,
Где черных солнц уже коснулся тлен,
Где солнца вновь ведут светообмен,
Где повсеместен ход начал и смен:
Швыряет небо пригоршни звезд,
И жизни мельница в их исполинский рост
Светила новые вращает.
Миры неведомые нам всплывают.
Так земли гаснут — жизнь еще мерцает,
И гаснет жизнь, но дух простерт к мечтам —
Всегда один и сам.
Всегда один и сам —
Луч тропкой золотой скользит к ногам,
И взор моей звезды сияет из глубин.
Тропинка светлая, мой дух с тобой един,
Тебя и бытие он сочленяет,
Когда земля для солнца исчезает,
И сломанная ветвь навечно упадает,
Когда звезды поющий взор приник к глазам,
И я — один и сам.
Цели существаПеревод В. Елизаровой
Пространства в душе огляди, — струны ее натяни,
Над далями воспари, — все сущее охвати,
Пробоины мира закрой, когда в центр устремишься
Вселенную восстановить.
Душа, как вселенная, раздвигается вширь,
Вселенная, как душа, продвигается вглубь,
Мысль растет, пытаясь в лоно души
Вселенную заключить.
Жизни существаПеревод В. Елизаровой
Причинную — ты сам ту жизнь ведешь,
Жизнь следственная — ты в ее руках —
Огонь, самим тобой осуществленный.
А между ними смерть крадется.
Свой дух и тело воплощай в других;
Все малое в большое претворяй;
Тогда ты будешь жить в душе работ,
Как древняя звезда гореть, мерцая.
Страхи существаПеревод В. Елизаровой
Каждый живущий томится — предвидеть конец начала,
Каждый живущий бренность поймет, и только;
Страшно конца не добыть,
Уж лучше в конце исчезнуть.
Духу дано беспокойство — постичь, что конца нет.
Чувствуешь, сила твоя горит бесконечно,
Ужасы вечного гонит.
Конец осилит крушитель.
Сущности нет у конца, но есть у процесса;
Смерть — та же жизнь: крушит и рушит преграды.
Страх — удел существа:
Развивая боль, распадаться.
Старые болиПеревод В. Елизаровой
Неприязнь к существованью
В логове зашевелилась?
Раны старые открылись? —
Ничего уже не знаю.
Где трусливая походка?
Мрак? Ухмылка? Умиленье? —
Время или жизни рвенье
Их смогли переиначить?
Где страданья, что прогнали
В горы, к небесам поближе?
А теперь в душе все тише,
И светлей, и безобидней.
Удивленный, вижу сверху:
Горные хребты присели
На снега, и потеплели
Поздние глаза печали.
ВсесильныйПеревод В. Елизаровой
Все осилив, темный и огромный
За моей спиной маячит Образ,
Смотрит на меня холодным взором:
Вместе с черной мглой едва влачится
Плащ его. Он вскидывает руку.
Пальцы изогнув, хватает будто;
И — мое застыло в страхе сердце.
Надо мною тень его упала.
В сером отсвете и удлиненном
Тянется она передо мною.
Тени острый край, как наконечник
Длинного копья, готов добраться
До звезды моей, до путеводной.
Сердце рвется прочь скорей и дальше.
Все огромней Образ час от часу.
Сердце прочь спешит, но ближе Образ.
Каждый шаг мой меряет ответным,
В след мой Он своей ногой ступает;
Чем скорей ищу иных мгновений.
Тем быстрей Он те мгновенья прячет.
Сердце глохнет от напрасной гонки;
Черные Он сети расставляет,
В них часы мои, как рыбу, ловит.
Душу мне опутывает ловко:
Кокон бабочки в тенетах мрачных.
Ставит мне слова мои силками,
Как в капкан, в свой труд я должен падать,
Песнею моей меня стращает,
Мыслями затягивает шею,
Чтобы ползал я себе на милость.
Укрепляет ржавые решетки,
Извлеченные из недр столетий,
Про которые забыли помнить,
Чтоб мое меж ними сталось сердце!
Только я ничьим рабом не буду!
Ни идей, когда не я растил их,
Ни надежд, когда к ним непричастен,
Ни господ привычек и хотений!
Кто ты есть, чтобы меня неволить?
Выходи на битву, безымянный!
Я хочу увидеть взор твой грозный.
Встань передо мной, попутчик страшный!
Что ты за моей спиной крадешься,
Тянешься за мной тайком во мраке?
Ты не залучишь меня украдкой
И свою мне волю не навяжешь.
Оглянусь, а там пары клубятся,
Туча черная застлала небо:
Буря на плечах и град в пригоршне,
Ледяной огонь в груди и тайна,
Как схватить Его, когда не схватишь,
Как бороться с тем нагроможденьем,
С массой той, которую не сдвинуть,
Не облечь в слова и не оформить?
Сердце в ужасе в себя приходит.
И опять сидит Он, как и прежде:
Выросший из-под корней глубоких,
Вылепил сиденье из отбросов,
Кинул под ноги картины детства,
Ноги отсидел от дел вседневных,
Мнения людей заткнул за пояс
И торчит себе на прежнем месте;
Только что ни миг, то больше пухнет:
От костра, в котором хворост, листья
И трава сухая, дым тучнеет,
Тянется за мной, голье съедая.
В кольцах дыма давние картины —
Детства дни; звучат они, бледнея:
Ест глаза тот дым, но будто вижу
Что-то светлое вблизи мерцает.
Или это искры возникают?
Жизни ли костер? Глаза детишек?
Радость красная? Зеленая надежда?
Сердце, что споткнулось, задрожало?
Искорки лови, лови волшебниц, —
Мы теперь поборем властелина!
Искра жизни из огня живого,
Вот она, моя! Ты видишь, Призрак,
Тот огонь во мне, ты в нем не волен.
В черный зев твой бросим наши искры!
Мы тебя обманем, Всеимущий:
Дни грядущие моими будут
Раньше, чем они твоими станут;
Сообщу я им свое дыханье —
Время загудит багровым ветром
В существе моем, как в шумном горне.
И тогда бери часы и годы
И питайся ими! Я согласен;
Захочу и дам тебе приманку:
Дней моих перебирать отходы!
Откормлю тебя, Дракон вселенский,
И создам, и вновь преобразую.
Сердце, будь живым и искрометным!
Прошлого уже не одолеешь.
Спит оно, руководя грядущим,
Но сегодня я еще в сегодня,
В дне, которым я еще владею,
В дне, который ведает грядущим
И который в прошлое уходит.
Я создам себя, как дух мои скажет,
Сам себе отмочу круг общений,
Изберу я сам себе основы
И поставлю будущее строго
Прошлым и судьбы своей порогом.
Я тебе твою оставлю силу,
Я в тебе ее умножу, Образ,
И от ужасов тебя избавлю,
В каждый миг возьму тебя с собою,
К жизни и живому приобщая:
Левая рука вберет былое,
Правая — грядущее обнимет.
Дам тебе я имя, безымянный,
Душу дам тебе, бездушный Образ.
Сердце рвется прочь скорей и выше, —
Солнце, буря и заслон угрозам.
Пусть со стоном, но природа будет
Мне служить, в шесть чувств моих вникая:
Во сто крат душа моя окрепнет,
Молний свет в глазах моих пробьется,
Пар с огнем сойдут с моим дыханьем,
Мысль моя разымет новый атом,
Сократит и разомкнет пространства,
Зеркало времен начистит внове;
Я тебя преодолел, Всесильный.
КолыбельПеревод В. Елизаровой
Из века в век
В порыве вверх
Краса земли берет разбег:
Листвы шатер и неба свод —
Там колыбель качает всех
Из века в век.
И дух твой в ней берет разбег
I о вниз, то вверх, то вниз, то вверх:
Меж небом и землей полет
Поверх вседневности помех
Из века в век.
Конец и началоПеревод М. Зенкевича
Как мало пространства
Наш глаз объемлет!
Им зримое небо
Нас тяготит.
За кругозором
Земного мира,
Подвешены в выси,
Звезды горят.
С гулом стремительным
Нас всех уносит
Предвечное время
В светлую даль.
Но даль сияет,
Не приближаясь,
И ночь неотступно
Идет по пятам.
Катятся, хмурясь, текут неустанно,
Кипят, вздымаясь, пары и туманы.
Здесь тьма пучины —
Там бездна света,
Конца ей не видят
Наши глаза.
И небо подъемлет,
И даль раздвигает
Средь звезд и созвездий
Мыслью наш дух.
Мечтаний сладость,
Порывов буйство
Пылающим светом
Нам душу жгут.
И мысль взлетает
К ограде звездной
И бесконечность
Видит вокруг.
В далях небесных текут неустанно,
Кипят, вздымаясь, пары и туманы.
Наш дух проникает
В строенье вселенной,
Где множество жизней,
Рождений, смертей.
Где хаос смешений
Становится формой,
Материя — духом,
Борением — жизнь.
Но мысль не охватит:
Ни в части, ни в целом,
Безмерной вечности
Нет конца.
Частицы вселенной текут неустанно,
Кипят, вздымаясь, пары и туманы.
За гранью мира
Пространства чуем,
Страшит нас зиянье
Их пустоты.
Она недоступна
Зренью и слуху,
Она непостижна,
Но все ж растет.
Растет там чудо,
Кричит тревога:
Начать путь снова,
Дойдя до конца!
Эфир увлажнен,
И крылья никнут,
И невесомость
Гнетет свинцом.
Темным покровом
Веки ложатся,
Как ослепленный,
Гаснет глаз.
Среди пустоты мировой неустанно
Кипят, вздуваясь, пары и туманы.
Наш дух вернется,
Вобрав в себя вечность,
В русло обратно
Река войдет.
И мозг от боли
Глухо замкнется,
Мыслей приливы
Схлынут назад.
Душа, как рыба,
Воздух глотает,
Отчаянье разум
Гасит тьмой.
Среди полноты мировой неустанно
Кипят, вздымаясь, пары и туманы.
И вновь пространство
Кругом замкнется,
И зримое небо
Нас тяготит.
И взор наш видит
Светлый полдень,
И мечет искры,
Как сабля, дух.
Но в зрячем взгляде
Нет отражений,
Наш дух мерцает,
Но тайна спит.
При свете ярком
Она не видит,
Лежит в ладони,
Не в силах взять.
В туманностях млечных текут неустанно,
Кипят, вздымаясь, пары и туманы.
Дух, не взывай же:
«А где конец?»
Дай силам отдых,
Порывам ширь!
Очисти зренье,
Очисти слух свой,
Чтоб бесконечность
Вобрать в себя.
Взяв в клетки мозга
Все силы жизни,
Мыслью и волей
Твори себя.
Чтоб стал началом
Конец, чтоб тайна
Проснулась, видя,
Как тает ночь.
В вечных началах текут неустанно,
Кипят, вздымаясь, пары и туманы.