Покашливая, направлял
Свои шаги он к коридору
Довольно темному, к дверям,
Завешенным ковром, — и там
Встречал застенчивую Лору,
Или Ларису — у окна
Или у лампы с книгой. Странный
Был взгляд у ней, когда она
Его встречала. Так со сна
Глядит на вас ребенок, рано
Разбуженный и чем-нибудь
Приятно изумленный. Грудь
Прикрывши книжкой, подходила
Она к столу, не говорила
Ни слова и была бледна.
Она к уроку приступала
Как будто к таинству; она
Как будто молча изучала
Камкова. (Мой ученый друг
Стал унывать.) Она молчала,
Молчала три недели — вдруг
Пришла в себя, заговорила,
И так Камкова изумила,
Что он… и руку протянул,
И усмехнулся, и вздохнул
От радости… И боже мой!
С какою милой простотой,
С какой улыбкою приветной,
С какою искренней, заметной
Доверчивостью начала
Она с ним говорить!.. Призналась,
Как в первый раз она боялась
Его прихода; как была
Она тупа и как страдала,
Когда его не понимала.
— Я думала, что на меня
Вы будете кричать, — сказала
Она, ресницы опустя,
С зардевшимся лицом, — ведь я,
Сказать по правде, бестолкова.
Так например, что значит слово
"_Сосредоточенность_?.." Потом
Княжна, чертя карандашом
Какой-то нос в пустой тетрадке,
Сказала: "Не могу смекнуть,
Что значит "_личность_". Брань, нападки
Или другое что-нибудь?"
Не повторю вам объяснений,
Всех выводов и заключений,
Всего того, что говорил
Герой мой и чему учил:
Нет, вы сочли б за неприличность,
Когда б я стал вам объяснять
В стихах, как надо понимать
"Сосредоточенность" и "личность".
Все это нам давным-давно
Журналами объяснено.
Хоть личностью в толпе безличной
Из нас никто не знаменит,
Но каждый франт иль фат столичный
Вам все на свете объяснит.
Он летом, по дороге с дачи
На дачу, весело решит
Все философские задачи,
И уж конечно разбранит
Идеалистов. В наше время
Другое выплывает племя -
Не любит слова "идеал".
Ах, это слово!.. это слово
Несчастное чуть дышит — и
Ждет как лекарства от Лаврова
Или от Страхова статьи!
В те дни, напротив, было внове
Оно, и каждый в этом слове
Глубокий смысл подозревал
И философствуя мечтал.
И, может быть, княжна мечтала,
Ждала чего-то впереди
И думала, что все возможно…
И сердце в девственной груди
Полнее билось; сон тревожный,
Смыкая очи, не смыкал
Горячих уст… Он рисовал
Не за пределами могилы,
А в жизни — разума и силы
И чести светлый идеал…
Камков ей часто намекал,
Что есть у всякого народа
Святая цель — его свобода.
По-своему он понимал
Свободу. Быть вполне свободным -
Он думал — значило связать
Себя во многом, сочетать
Свой личный идеал с народным.
Так отчего же мой Камков
Не сделался славянофилом?
Друзья! не тратя лишних слов
Скажу, что бедный мой Камков
Не верил потаенным силам.
"Нет! — часто думал он, — лака
Наш мужичок без языка, -
Славянофильство невозможно
И преждевременно, и ложно…"
Но что он думал, я писать
Подробно вовсе не намерен;
Я, господа, вполне уверен,
Что из подобных дум создать
Лицо — напрасный труд. Едва ли
И те, которые читали
Его статьи (осьмнадцать лет
Тому назад), воображали,
Что он _лицо_… Полупоэт,
Полуфилософ, часто с видом,
Насмешки над самим собой
Он говорил: "Э, боже мой!
Ни разу не вступивши в бой,
Каким гляжу я инвалидом!
Пора на лаврах отдыхать!
На содержанье поступать,
Пора усердно притворяться
Влюбленным в баронессу, стать
Ее собачкой, к ней ласкаться
И перед ней хвостом вилять…"
А баронесса начинала
Не в шутку волноваться: знала
Она, что с ней, но не могла
Понять, что с мим: он стал желтее,
Рассеяннее, холоднее,
Скорей придирчив, чем остер.
— Ужель княжна!.. Нет, это вздор!
Нет, это только под сомненьем
("Уж если я не увлекла!")…
И баронесса с нетерпеньем
Влюбленной женщины ждала
Развязки…
В мае за границу
Она с собой его звала.
Она звала Камкова в Ниццу,
В Венецию, в Неаполь, в Рим, -
Столицу папы, идиотов -
Попов, натурщиц, патриотов
И мраморных богов. Пред ним
Она хвастливо раскрывала
Большой с рисунками альбом,
Рассказывала, намекала
Где _можно умереть вдвоем_… {*}
{* Стих А. Н. Майкова. (Прим. авт.)}
Камков шутил, и бес лукавый
В ней колебал рассудок здравый,
На что уж, кажется, она
Была умна и учена!
В тот день, когда княжна Камкова
Так удивила, уж никак
Не ждал сюрприза он другого.
Домой вернувшись, мой чудак
Нашел записку; распечатал,
Прочел… еще прочел — и спрятал.
Писала женская рука,
Но не по женски коротка
Была записка. Лаконична
Насколько можно, и ясна
Насколько должно. Я отлично
Ее запомнил.
Вон она:
ЗАПИСКА БАРОНЕССЫ
"За что вы стали избегать
Друзей? Чудак вы!.. разве честно
Так с женщинами поступать?
Позвольте прямо вам сказать:
То, что изволит вас пугать,
Не может быть для вас нелестно.
Мне ваше сердце неизвестно.
Свое я не хочу скрывать,
К чему скрывать! ведь я страдаю
Не оттого, что я люблю,
А оттого, что я не знаю,
Любима ли? Я вас молю
Меня не мучить! Дайте слово,
Что завтра в _десять_ вы у нас.
Я для других больна: для вас
Я буду вечером здорова…"
—-
И только!.. Если не считать
За этим — точек… Точки эти
Затем и выдуманы в свете,
Чтоб непонятно выражать
Понятное. Блажен, кто может
По ним о счастии гадать,
Кого их тайный смысл тревожит!
И эти точки мой герой
Невольно принял к сердцу близко.
Но откровенная записка -
Увы! не сердце, а покой
Больной души его смутила…
. . . . . . . .
. . . . . . . .
. . . . . . . .
. . . . . . . .
И вот, не без душевных слез,
Припал он жаркой головою
К своей подушке, не раздет
И не разут, точь-в-точь поэт,
Неумолимою судьбою
В темницу брошенный, и там,
На жертву крысам и мечтам
Покинутый…
Свеча горела
И догорала… Он лежал,
Лежал… потом лениво встал,
Разделся… Полночь прогудела
На дальней башне; он задул
Свечу и, наконец, заснул.
Герой мой спит. — Чу! зачиликал
На мокрой кровле воробей:
Не солнце, а весну он кликал.
Заря все шире, все теплей
Вставала… в полдень дождик капал
С дощатых кровель; рыхлый снег
Был смешан с грязью; санный бег
Каменья мостовой царапал;
Колес глубокие следы
Сплывались; не было езды
Ни на санях, ни на колесах,
Весна протягивала посох
И слышался со всех сторон
В Москве великопостный звон.
—-
Еще довольно было рано,
Чтоб ехать в гости к холостым,
Но мы старушке извиним.
В ворота въехала Ульяна
Ивановна, спеша застать
Камкова, и была серьезно
Удивлена, что он так поздно
Еще изволит почивать.
Она приехала с служанкой,
С своим мешочком и с вязанкой
Баранок. — "А когда ж он встать
Изволит? скоро будет восемь
Часов; мы разбудить попросим".
Пошла кухарка отворять
Скрыпучий ставень. Встал с постели
Герой мой, и глаза протер,
И удивился:
— Неужели
Княгиня?.. где? с которых пор?..
Сейчас оденусь.
— "Не сердитесь.
Отец мой: еду из Москвы
Молиться к Троице…"
— Уж вы
И за меня там помолитесь, -
Сказал он, отворяя дверь.
Она вошла…
— "Ну да, конечно.
Мой милый Петр Ильич; теперь
Угоднику поклоны вечно
Я буду класть и за тебя".
— За что ж так долго за меня
Вы будете трудиться? Я
Таких молений недостоин!
— "Ну, милый, ты уж будь покоен
На этот счет. Ведь это я
Уладила, что ты уроки
Даешь моей княжне. Была
У родственницы и дала
Твой адрес. Я тебя в пророки
Какие-то произвела:
Сказала… Ну, что я сказала,
Про то молчу. Ведь я слыхала,
Какой ты мастер: говоришь
Как книга — и не улетишь
Вслед за тобой, и не поймаешь:
Так высоко ты забираешь!
Недаром ты одну из дам
Приворожил; чуть не свихнула
С ума… ну да!" — И по губам
Старушки бледной проскользнула
Усмешка. Впрочем, не кольнуть
Камкова и не намекнуть
Хотелось ей на что-нибудь:
Напротив, бедная хотела
Ему польстить и не умела.
"О! — выслушав ее слова,
Камков подумал, — о, Москва,
Москва!.." (Вчерашнее посланье
Мелькнуло в голове его.)
Неужели твое призванье -
Все знать, не делать ничего
И сплетничать?..
Совсем иное
Происходило в голове
Старушки, и не о Москве
Напоминало ей больное
В душе местечко! Может быть,
Довольная своим вступленьем,
Она с заметным нетерпеньем,
Решилась вдруг его спросить:
"Что дочка? и чему ты учишь?
И скоро ли ее приучишь
Меня за ведьму не считать?
Ведь я люблю ее… я мать!"
Камков очнулся. Не с ума ли
Она сошла?.. — Что вы сказали?
Какая ведьма?..
— "Отчего ж,
Когда она меня встречает,
Ее, голубушку, бросает
Всю в лихорадочную дрожь?
Ты ей скажи, я не желаю
Пугать… не подойду… Я знаю,
Как тяжело и страшно ей
Встречаться с матерью своей.
Вот и на днях она каталась
С своей мадамой, и на ней
Был бархатный салопчик; ей