Бесчинства и царапин, все же было
Богини тело и не позабыло,
Какой пред ним курился фимиам,
Когда народы верили богам.
И что же! (говорю без всяких шуток)
Игнат сию богиню созерцал
Довольно равнодушно трое суток
И Форнарину ей предпочитал.
35
Но иначе взглянул через неделю.
Он в ней постиг всю грацию стыда
И стал смекать, что даже Рафаэлю
Могла б она присниться иногда.
Потом Игнат взялся за диалоги,
А как произносить слова и слоги
По-итальянски, спрашивал порой
Он у одной певицы молодой,
Свое гнездо покинувшей в Милане;
Погром австрийский разгонял певцов;
Так хищной птицы крик в ночном тумане
Из гнезд выпугивает соловьев.
36
И мирное туристов настроенье
Нарушилось. В крови дымясь, Милан
Напрасно вопиял: vendetta! мщенье!
Италия изнемогла от ран.
В одних соборах панихиды пели,
В других молебны, патеры скорбели:
Народ приказывал молиться им,
А папа запрещал молиться. Рим
Свои победы праздновал без боя.
А Карл-Альберт, Сардинии король,
Уже в надорванном венке героя
Доигрывал трагическую роль.
37
Игнат все лето мог бы оставаться
Над Арно, в обществе знакомых, но
Взяла бессонница, и в Рим пробраться
К началу мая было решено.
Как этот Рим, средневековый, папский,
Сойдет с пути, и как из жизни рабской
Народный, новый Рим начнет вставать, -
Не он один хотел бы наблюдать.
Так иногда, во время извержений
Везувия, к Неаполю спешит
Иной искатель сильных ощущений
И думает: чудесный будет вид!..
38
До сей поры Игнат грустил, влюблялся,
Дружился, потешал себя, хандрил,
Таил свои надежды, колебался;
До сей поры он личной жизнью жил,
Для счастья тихого, я в том уверен,
Ему судьбой был тесный круг отмерен,
Теперь куда! наивный мой герой
Спешит верхом за конною толпой!
Зачем вооружен, пуглив и мрачен?!
Игнат мой, очевидно невзначай,
Волною исторической захвачен…
Уж близок Рим! Аркадия, прощай!
1
Чтоб описать затеи карнавала,
Вдоль Корсо бег невзнузданных коней,
Иль женщин веющие покрывала
При зареве бесчисленных огней,
В ту ночь, когда народ снимает маски -
В ночь senza moccoli — я мог бы краски…
Занять у многих — наконец, я сам,
В дни юности моей тревожной, там,
В одну неделю сотни три букетов
По окнам и балконам разбросал,
И знаю, — для фантазии поэтов
Дает не мало римский карнавал.
2
Но описать Рим, словно чародейством
В республику преображенный, Рим -
И папою, и всем его лакейством
Покинутый, — Рим, — знаменем своим
Луи-Наполеона испугавший,
Рим, бедный, беззащитный и поднявший
Вдруг три перчатки, брошенных ему
Тремя державами — Рим, никому
Без боя прав своих не уступивший -
Где краски?! — И споет ли голос мой,
Давным-давно на севере охрипший -
Тот гимн — увы! для Рима роковой…
3
Тот гимн, что протекал под знаменами,
И заглушал гул тысячи шагов,
Звуча, как море, мерными волнами
Его поющих, страстных голосов, -
Гимн, льющийся из потрясенной груди
Взволнованной толпы, в которой люди -
Все братья, — все одной родной семьи
Проснувшиеся дети, — гимн любви
Торжественной и ненависти львиной
К тому, кто ходит в стадо похищать
Овец, как волк, прикрывшийся овчиной,
Иль в пастыря переодетый тать.
4
Не без труда Игнат мой в Рим пробрался:
Когда же он услышал в первый раз
Народ поющий — побледнел, — прижался
К чужим воротам — потекли из глаз
Невольные, неведомые слезы -
И никакие творческие грезы
Так отозваться не могли бы в нем,
Как это пенье — это божий гром
В устах народа. — Так, во храм Софии,
Когда в него язычника ввели, -
Он содрогнулся, в пеньи литургии
Почуявши спасителя земли.
5
Игнат мой в Риме вел себя как скромный,
Из темного угла, провинциал,
Нечаянно попавший в зал огромный
При ярком освещении на бал.
Он чувствовал неловкость положенья -
Не знал, что делать: вера, страх, сомненье,
Восторги — все перемешалось в нем.
Не мог он, забирая свой альбом
И уходя с квартиры утром рано,
Сказать, что жив воротится домой;
Везде он видел скрытого тирана,
Готового спросить: кто ты такой?
6
Австриец ты? поляк? — иль их подобье?
Зачем приехал и куда идешь?!
Уже не раз глазами исподлобья
За ним следила чернь — как острый нож,
Ему в глаза сверкали эти взгляды,
И одинокий, часто без отрады,
Входил он в храм Петра — и храм порой
Был так громадно пуст, глядел такой
Могилою величия — что, право,
Казалось, жизнь оцепенела там -
Орган молчал и тенью величавой
Скользила смерть по мраморным плитам.
7
На лестнице, ведущей в галерею,
Сидела стража — и была пуста
Истоптанная лестница — над нею,
При входе, надпись шла: "proprieta
Delia republica" {*}. — Она спасала -
{* "Собственность республики" (ит.).}
Та надпись все, что только прикрывала;
Дворцы Боргезе, Дориа — (князей,
Из Рима убежавших) только в ней
Нашли свою защиту. — Чернь щадила
Их древнее богатство — лето шло
Без грабежей: толпой руководило
Презренье к роскоши — врагам на зло.
8
Рим беден был; но жизнь текла богато;
Игнат мой был приятно поражен
Всеобщей дешевизной — у Игната
Хозяином был гробовщик — и он
Платил ему за комнату, за солнце
И мастерскую, в месяц два червонца
(За ту же плату, он и сам не знал,
Кто без него квартиру убирал);
— "С тех пор, как Пий — отец наш, уезжая
Из Рима, всех нас к дьяволу послал,
Ни одного нет в Риме негодяя,
И все подешевело", — уверял
9
Хозяин дома; — целый день, бывало,
Он в лавочке, то скоблит, то сверлит; -
Но спешная работа не мешала
Ему порой принять веселый вид, -
Соседа подозвать, мигнувши глазом,
Похвастаться, что он почтен заказом
Гробовщика, приятнее всего -
Правительства, что это для него,
Уже с утра визжал его подпилок,
С утра стучал он молотом своим,
Так к вечеру не мало он носилок
Сколачивал и был неутомим.
10
Он в эти дни ни за какую цену,
Ни для какого в свете мертвеца,
Не стал бы делать гроба. — За измену
Великую почел бы…
Вот жильца
Увидел он, под зонтом, в серой блузе,
И кличет: "Гей! зайдите о французе
Потолковать. — Что стали говорить
Газеты?! — О! О! надо нам спешить
С носилками. А что сказал Маццини
С трибуны — вы читали? — Я читал…
Божественно!.. Э!.. никакой Рубини
Так не споет!.. Я губы измарал
11
Печатными чернилами, целуя
Газету — всю ее исцеловал -
И знаете ли, что вам доложу я,
Синьор Иллючи! Я всю ночь не спал -
Все думал: для чего им нужно папство, -
Когда оно и нам не нужно! Рабство
Проклятое и больше ничего!"
А иногда Игната моего
Хозяин озадачивал: "Смотрите, -
Он говорил таинственно, — беда!
Уж лучше вы, синьор, не выходите,
Пока того… Все выезжают — да!
12
Не даром же все выезжают… Даже
Намедни англичане собрались…
Наш Рим теперь стоит как бы на страже.
Все ждет чего-то, и в него сошлись
Защитники: — кто на большой дороге
Разбойничал, и тот теперь в тревоге, -
Беспечно жил, — теперь пришел стоять
За новые порядки. Как тут знать,
Что может быть?! Сидите лучше дома". -
— "Что я люблю Рим — это из альбома
Увидит всякий", — возражал Игнат.
13
Что этим он хотел сказать? — Признаться,
Не всякий вдруг поймет Игната; но
Встревоженный художник, может статься,
Воображал наивно, что смешно
В его любви к народу усумниться,
Что в этом всякий может убедиться,
Что стоит лишь раскрыть его альбом,
Чтоб увидать, как он карандашом
Изобразил не мало сцен отваги
Народной. — Гарибальди на коне, -
Милицию, друзей народа, — флаги, -
И патера, прижатого к стене…
14
О! я б желал достать альбом Игната…
Но как достать! — Погиб он или нет?
Судьба вещей, которые когда-то
Нам были дороги (как тот портрет,
Который ваша бабушка снимала
В подарок дедушке), меня нимало
Не забавляет: то, что на столах
У вас блестит, — без вас, в чужих руках,
Утратит блеск иль в сор преобразится,
И для далекого потомства, может быть.
Из тысячи рисунков сохранится
Едва один, чтоб редкостью прослыть.
15
Не праздник ли? однажды, просыпаясь,
Спросил Игнат — конечно, он спросил
Об этом у окна, со сна встречаясь
Глазами с поздним солнцем: он любил
Предупреждать зной утра; но был болен
И трусил лихорадки. — С колоколен
Неслись трезвоны всех колоколов.
Казалось, сотни медных языков
Кричали: встаньте, граждане!., спешите,
Настал великий день! — Но, может быть,
Идет процессия? — Тут, как хотите,
А надо встать, одеться и спешить.
16
Народ сновал — колокола звучали…
Вот увидал двух женщин наш Игнат. -
В свои платки закутавшись, стояли
Они в тени, как статуи стоят;
Но не было в лице их и намека
На праздничное чувство, — нет, широко
Раскрытые глаза их ничего
Кругом не замечали, — ни его -
Ни пробегающей толпы, — казалось.
Они прислушивались. — Мой Игнат
Почувствовал, как в нем вдруг сердце сжалось.
Вдоль жаркой улицы он бросил взгляд.
17
Куда идти? хоть лица женщин этих