И кто огонь тот погасить бы смог?
Ваш взор глубок и полон странной тени;
Он для меня источник упоений.
Ваш каждый след целую на песке;
Мое вы сердце держите в руке.
Вот горлица, одна в гнезде, рыдает,
И скорбь моя ей стоном отвечает.
Заря в цветы вливает жизнь и свет.
Вы явитесь, — и вмиг печалей нет.
Пройдете вы, — и вновь цветы завяли;
Вдали от вас опять встают печали.
Вновь явитесь, — в лесах и по лугам
Все зацветет, пестрея, здесь и там.
Когда б вы согласились, дорогая,
Когда бы ты ушла со мной, пылая,
Под сень ветвей, обнявшись!.. О, Господь!
Какие ласки! Как безумна плоть!
Но нет! Всегда вы были непреклонной,
И пламень страсти жжет меня, бессонный,
Я иссушен; мой стон восходит в твердь:
Ведь я вас так люблю, о, мадам Смерть!
ОКТЯБРЬСКИЙ ВЕЧЕР
Перевод Г. Шенгели
Вот осень и закат! О, миг, для сердца сладкий!
На тлении повсюду кровь!
Пожар в зените! Смерть в природе! Воды вновь
Гниют, и люди — в лихорадке!
Дни эти и часы — твоя пора, поэт,
С душой, где нет очарований,
С душой, истерзанной когтями всех желаний;
О, зеркало! о, пир и свет!
Пусть восторгаются безумцы и педанты,
В зарю влюбляясь и в весну,
В двух дев, чьи розовы и мордочки, и банты.
Я ж, осень острая, люблю тебя одну,
Все девичьи сменив приманки
На странные зрачки жестокой куртизанки.
ПЛАЧЬ!
Перевод Г. Шенгели
Ма туе est morte.
Plourez, mes yeux.
Старинный поэт XVI века, чье имя я позабыл.
Шпилей безумных кружева
Вздымает город острокрыший;
Веселый гул летит все выше;
Уверенно гудят слова.
— К чему веселость мне такая,
Пыль площадная?
В полях покой и мир царят,
В деревьях щебет голосистый,
Равнину белит полдень чистый,
И золотит ее закат.
— Мне — эта прелесть и свобода
Чужды, природа!
Немыми знаками валов
И стоном вековой печали
Всех нас манят морские дали
Мечтателей и моряков.
— Но что мне, что в твоем просторе,
Гулкое море?
— Ах, волны шумные морей,
Равнины в блеске бесконечном,
И города в кипенье вечном,
Созданье ада, не людей,
Вам не поднять моей подружки
С ее подушки!
ГОРОДСКОЙ ПЕЙЗАЖ
Перевод Г. Шенгели
В Париже пленником, по тысяче причин,
Все лето я сижу; я разгоняю сплин
Тем, что вблизи меня и что не стоит денег.
Вот улица моя, чердак мой (сто ступенек),
И уличный спектакль, бесхитростно-простой,
Разыгрываемый окрестной беднотой
В ее приятельском общенье повседневном,
В беззлобном равенстве под гнетом дней плачевных.
Вот скверы здесь и там под ветром сентября;
Листва оборвана и мечется, паря,
В безумной суете, налево и направо,
Как стая плоских птиц, зеленых, с цвелью ржавой,
Крутясь над группами рабочих под хмельком,
Что спорят весело, взбодренные винцом,
И вспыхивают вдруг, поняв неверно слово…
Я, трубкою дымя, стихи слагаю снова;
Средь благодушия сам благодушен я;
Чуть ночь, я спать ложусь и, так как суть моя
В том, чтоб мечтать, — во сне я о стихах мечтаю,
Прекрасных, не таких, что наяву кропаю,
О чистых, блещущих, как горный ключ, стихах,
Высоких, вдумчивых, без пустозвонства, — ах!
Чтоб в них прославил мир меня, совсем иного…
Но, пробудись, из них не помню я ни слова!
НА СМЕРТЬ ВИЛЬЕ ДЕ ЛИЛЬ-АДАН
Перевод В. Брюсова
И ты от нас ушел, как солнце сходит в море
За тяжкой завесой пурпуровых огней,
Устав одно сиять в торжественном уборе
И над немой землей и над тоской теней.
Да, ты от нас ушел, спокойный, примиренный.
Ты знал, что в небесах найдешь отчизну вновь:
Для сердца чистого там праздник просветленный,
Там пламенной любви отсутствует Любовь!
Мы медлим, о тебе храня воспоминанье
Здесь, на земле, в мечтах, немеющих давно.
Как сладостный елей для наших душ оно!
Вилье де Лиль-Адан! Мы жаждем дня свиданья!
Когда бессмертный свет зальет земную тьму,
воспоем хвалу величью твоему!
ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА
Перевод А.Гелескула
Она деревцом терпеливым
Растет у забытых могил,
Подобно кладбищенским ивам,
Которых никто не садил.
И птица, как верность поруке,
Не молкнет в тени деревца.
И разве не наши сердца
Те ветви и певчие звуки?
Ты память, я — холод разлуки,
Которой не будет конца…
О жить бы! Но горсточка праха
Замрет, порастая быльем.
Ну что ж… Отзовись, моя птаха!
Я жив еще в сердце твоем?