Когда встает луна,
землей владеет море
и кажется, что сердце —
забытый в далях остров.
Никто в ночь полнолунья
не съел бы апельсина, —
едят лишь ледяные
зеленые плоды.
Когда встает луна
в однообразных ликах —
серебряные деньги
рыдают в кошельках.
Песня всадникаПеревод А. Якобсона
Ко́рдова.
В дали и мраке.
Черный конь и месяц рыжий,
а в котомке горсть оливок.
Стук копыт нетерпеливых,
доскачу – и не увижу
Ко́рдовы.
На равнине только ветер,
черный конь да красный месяц.
Смерть уставила глазницы
на меня через бойницы
Ко́рдовы.
Как дорога вдаль уносит!
О мой конь неутомимый!
Смерть меня сегодня скосит
перед башнями немыми
Ко́рдовы.
Ко́рдова.
В дали и мраке.
* * *Перевод А. Гелескула
Де́ревце, деревцо́
к засухе зацвело.
Девушка к роще масличной
шла вечереющим полем,
и обнимал ее ветер,
ветреный друг колоколен.
На андалузских лошадках
ехало четверо конных,
пыль оседала на куртках,
на голубых и зеленых.
«Едем, красавица, в Ко́рдову!»
Девушка им ни слова.
Три молодых матадора
с горного шли перевала,
шелк отливал апельсином,
сталь серебром отливала.
«Едем, красотка, в Севилью!»
Девушка им ни слова.
Когда опустился вечер,
лиловою мглой омытый,
юноша вынес из сада
розы и лунные мирты.
«Радость, идем в Гранаду!»
И снова в ответ ни слова.
Осталась девушка в поле
срывать оливки в тумане,
и ветер серые руки
сомкнул на девичьем стане.
Де́ревце, деревцо́,
к засухе зацвело.
Желтая балладаПеревод И. Тыняновой
На горе, на горе высокой
деревцо стоит зеленое.
Пастух проходит
своей дорогой…
Протянулись оливы сонные
далеко в поля раскаленные.
Пастух проходит
своей дорогой…
У него – ни собак, ни стада,
и ни посоха, и ни друга.
Пастух проходит…
Он растаял, тень золотая,
без следа исчез в поле дальнем.
Своей дорогой.
Дерево песенА. Гелескула
Ане Марии Дали
Все дрожит еще голос,
одинокая ветка
от минувшего горя
и вчерашнего ветра.
Ночью девушка в поле
тосковала и пела
и ловила ту ветку,
но поймать не успела.
Ах, то солнце, то месяц!
А поймать не успела.
Триста серых соцветий
Оплели ее тело.
И сама она стала,
как певучая ветка,
дрожью давнего горя
и вчерашнего ветра.
* * *Перевод М. Кудинова
В глубинах зеленого неба
зеленой звезды мерцанье.
Как быть, чтоб любовь не погибла?
И что с нею станет?
С холодным туманом
высокие башни слиты.
Как нам друг друга увидеть?
Окно закрыто.
Сто звезд зеленых
плывут над зеленым небом,
не видя сто белых башен,
покрытых снегом.
И чтобы моя тревога
казалась живой и страстной,
я должен ее украсить
улыбкой красной.
Улица немыхПеревод И. Тыняновой
За стеклом окошек неподвижных
девушки улыбками играют.
(На струнах пустых роялей
пауки-акробаты.)
Назначают девушки свиданья,
встряхивая косами тугими.
(Язык вееров,
платочков и взглядов.)
Кавалеры отвечают им, цветисто
взмахивая черными плащами.
СеренадаА. Гелескула
Посвящается Лопе де Вега
Умывается ночь росою,
затуманив речные плесы,
а на белой груди Лолиты
от любви умирают розы.
От любви умирают розы.
Ночь поет и поет нагая,
ночь над мартовскими мостками.
Омывает вода Лолиту
горькой солью и лепестками.
От любви умирают розы.
Серебром и анисом полночь
озаряется по карнизам.
Родников серебром зеркальным.
Белых бедер твоих анисом.
От любви умирают розы.
* * *Перевод Н. Ванханен
Пошла любимая к морю
погладить волны рукою,
да встретилась, как на горе,
с севильской звонкой рекою.
Пять лодок на ней качалось,
и колокол бил высоко.
Распущен по ветру парус,
а вёсла – в плеске потока.
Прильнувший к башенным стрехам,
что слышишь в бронзовом гуле?
Округлым, как кольца, эхом
там пять голосов вспорхнули.
Взлетая в стремя потока,
несется небо стремниной,
звенят колечки далёко —
все пять над гулкой долиной.
ВечерА. Якобсона
В реке босые
ноги Лусии.
Три тополя-исполина,
звезда над семьей тополиной.
Покусывают лягушки
упругую тьму молчанья, —
по ней зеленым горошком
рассыпано их верещанье.
Сухое дерево тонет
ветрами в речном затоне
и в воде расцветает
кругами, рябью пернатой.
А я у реки вспоминаю
девочку из Гранады.
Песня о ноябре и апрелеПеревод Н. Ванханен
Белый туман надо мною —
полнится взгляд белизною.
Пусть мне о жизни и лете
скажет гроздь желтых
соцветий.
Тщетно, и что ты ни делай —
взгляд помертвелый и белый.
(А за плечами, взлетая,
плещет душа золотая.)
Небо апрельского мига —
взгляд ослепляет индиго.
Синему душу даруя,
белую розу беру я.
Глаз моих роза не тронет,
белое в синем потонет.
(Слепнет душа от бессилья —
плещутся мертвые крылья.)
Глупая песняПеревод А. Якобсона
– Мама,
сделай меня ледяным!
– Ты замерзнешь тогда,
сынок.
– Мама, сделай меня слюдяным!
– Не согреет слюда,
сынок.
– Мама,
вышей меня на подушке!
– Это можно,
сейчас, сынок.
Немой мальчикПеревод М. Самаева
Мальчик искал свой голос,
спрятанный принцем-кузнечиком.
Мальчик искал свой голос
в росных цветочных венчиках.
– Сделал бы я из голоса
колечко необычайное,
мог бы я в это колечко
спрятать свое молчание.
Мальчик искал свой голос
в росных цветочных венчиках.
(А голос звенел вдалеке
в зеленой одежде кузнечика.)
Морская раковинаПеревод М. Самаева
Мне ее дали.
Море с глобуса
в ней запело.
Сердце наполнили
брызги и пена,
сумрак и рыбы
из света и тени.
Мне ее дали.
Китайская песня в ЕвропеПеревод А. Гелескула
Веер из шелка,
мостик из шелка,
входит на мостик
девушка с челкой.
Люди во фраках
сизого цвета
смотрят на мостик
без парапета.
Шелковый веер,
белая стужа,
девушка с челкой
в поисках мужа.
Люди во фраках
льнут к белоплечим,
к белым красотам,
белым наречьям.
Запад цикады
залили звоном.
(Девушка с челкой
тонет в зеленом.)
Бисером звона
искрится веер.
(Люди во фраках
смотрят на север.)