(«Нойбеддо»)1901
«Природой завладеет сегодня покой осенний…»Перевод Н. Стефановича
Природой завладевает сегодня покой осенний.
Небо, поля и полдень словно в оцепененье.
И тишина над миром в усталости и бессилье
Простерла до горизонта зеленоватые крылья.
Река не поет сегодня, окутанная туманом,
Не чертит своих узоров на берегу песчаном.
Словно глаза зажмурив, греются в отдаленье
Под золотистым солнцем дремлющие селенья.
Но слышу в молчанье этом, но слышу в природе всей,
В травах густых, в просторах, в путанице ветвей,
Слышу в крови горячей, питающей плоть мою,
В солнце, планетах, звездах, в потустороннем краю, —
Атомов слышу танец! О всеблагой, предвечный —
Ты окружен отовсюду радостью бесконечной.
«Вьют, угрожают, копья нацеля…»Перевод Н. Стефановича
Бьют, угрожают, копья нацеля.
Я сбросил браслеты и ожерелья.
Дай мне, наставник, меткие стрелы,
Да будет рука моя твердой и смелой.
Любовь твоя в этот суровый час
Пусть превратится в грозный приказ.
Силы мои обновив, утроив,
Даруй мне славу и честь героев.
Даруй страданий плащ и покров
И ожерелья ран и рубцов!
Раба недостойного благослови
В битвах, в дерзаньях, в вере, в любви.
Какой бы очам ни открылся край —
В свободе и мужестве укрепляй.
«Родину бедную, всеблагой…»Перевод Н. Стефановича
Родину бедную, всеблагой,
От вечного страха избавь, укрой.
Страхи терзают ее, нахлынув.
Слабый страшится всех властелинов.
Слезы стыда сердце прожгли,
Честь распростерта в прахе, в пыли.
Согнуты спины, плети суровы,
Души покорны, тяжки оковы.
Грязь, поруганье, обиды, срам,
Клонится гордость к чьим-то ногам.
О, ниспровергни нагроможденья
Рабства, позора и оскверненья.
Дай наконец-то расправить грудь —
Утро, свободу, небо вдохнуть.
«Мы на задворках далеких где-то…»Перевод Н. Стефановича
Мы на задворках далеких где-то
В разрушенном доме, лишенном света.
Под взорами мрачных, враждебных глаз
Мы трепетали, всего страшась.
По мановенью властелина
Идем за толпой, сгибая спину.
Слышим приказы, пугаясь тени,
Созданной в собственном воображенье.
В доме угрюмом томит впотьмах
Наши сердца бесконечный страх.
Сами себя, отдавшись бессилью,
Делаем прахом, ничтожной пылью.
Словно сироты, мы бредем
Без правды, без бога в мире чужом.
«Лишь вольного утра взор светло-синий…»Перевод Н. Стефановича
Лишь вольного утра взор светло-синий
Внезапно сверкнет на белой вершине,
Пронзающей неба свод голубой —
Пусть, родина, голос раздастся твой,
Утра победного повторив
Первую песню, первый призыв.
В светлых одеждах, свершив омовенье,
Жарко молись, преклонив колени:
«Благость, приди же, о неба дочь,
Демонов злых изгоняя прочь!»
Тогда вознесется твой свет великий,
Как перл драгоценный, в чертог владыки.
Кроткая, чистая до конца —
Стань украшеньем его венца!
«Где души бестрепетны, где чело…»Перевод Н. Стефановича
Где души бестрепетны, где чело
Всегда приподнято и светло;
Где всю вселенную стены оград
На узкие улицы не дробят,
На комнаты, лестницы и дворы;
Где речи свободны, сердца щедры;
Где вдохновеньям дано цвести,
Где раскрываются все пути;
Где предрассудков мертвая мгла
Порывы и чувства не оплела;
Где правду не делят, где ты один
И мыслей и радостей властелин, —
От долгого, тяжкого сна наконец
Ты Индию там разбуди, отец!
«Люблю, о всевышний, синие дали…»Перевод Н. Стефановича
Люблю, о всевышний, синие дали,
Небо безоблачное Бенгалии,
Эти просторы и свет без тени,
Струящийся, словно тихое пенье;
Девичий стан, над рекой склоненный,
Браслетов ритмичные перезвоны.
Эту любовь, тенистым шатром
Укрывшую нежно мой мирный дом,
Приют, утонувший в счастье, в любви,
В небе, в закате, — благослови!
Но только услышу твой призыв, —
Всех покидая и все забыв,
Ради тебя — на скорбь и беду,
На подвиг, на битву, на смерть пойду.
Из книги «Ее памяти»(«Шорон»)1903
«Подруга, нет тебя ни дома, ни на гхате…»Перевод С. Шервинского
Подруга, нет тебя ни дома, ни на гхате…
Плывешь ты в облике прекрасной Сарасвати{39}
В столистном лотосе, и музыка звучит;
Желаний озеро у ног твоих молчит.
Ты отражением озарена вселенной.
Нет более преград красе всесовершенной,
Весь мир вокруг нее. Восторженно слиясь
Со светом истинным, теперь вкушаешь связь
С весельем всех миров. Звенят твои запястья,
Сверкают женственно и излучают счастье.
Твоя любовь жива в сердцах у смертных жен,
Твой благородный дух в их душах отражен.
Вселенский образ твой, источник благодати,
Обрел внутри меня лик Лакшми-Сарасвати.
«Нисходит полумрак и синим краем сари…»Перевод С. Шервинского
Нисходит полумрак и синим краем сари
Окутывает мир в его грязи и гари, —
Дом развалившийся, одежды рваной срам.
О, пусть, подобная спокойным вечерам,
Скорбь о тебе сойдет в мой бедный дух и мглою
Всю жизнь окутает с ее тоской былою,
Когда влачился я, изношен, хил и хром.
О, пусть она в душе, сливая зло с добром,
Мне начертает круг для золотой печали.
Желаний в сердце нет, волненья замолчали…
Да не предамся вновь глухому мятежу, —
Все бывшее ушло… Туда я отхожу,
Где пламя ровное в светильнике свиданья,
Где вечно радостен владыка мирозданья.
Из книги «Посвящения»(«Утшорго»)1903
«Я, как безумный, по лесам кружу…»Перевод В. Марковой
Я, как безумный, по лесам кружу.
Как мускусный олень, не нахожу
Покоя, запахом своим гонимый.
О, ночь фальгуна! — все несется мимо:
И южный ветер, и весны дурман.
Какая цель меня во мгле манила?..
К чему стремлюсь — безумье и обмаи,
А что само дается, мне не мило.
И вырвалось желанье из груди.
То мечется далеко впереди,
То вырастает неотвязным стражем,
То кружит вкруг меня ночным миражем.
Теперь весь мир моим желаньем пьян,
А я не помню, что меня пьянило…
К чему стремлюсь — безумье и обман,
А что само дается, мне не мило.
Увы, моя свирель сощла с ума:
Сама рыдает, буйствует сама,
Сошли с ума неистовые звуки.
Я их ловлю, протягиваю руки…
Но мерный строй безумному не дан.
По морю звуков мчусь я без кормила…
К чему стремлюсь — безумье и обман,
А что само дается, мне не мило.
«Та женщина, что мне была мила…»Перевод Б. Пастернака
Та женщина, что мне была мила,
Жила когда-то в этой деревеньке.
Тропа к озерной пристани вела,
К гнилым мосткам на шаткие ступеньки.
Названье этой дальней деревушки,
Быть может, знали жители одни.
Холодный ветер приносил с опушки
Землистый запах в пасмурные дни.
Такой порой росли его порывы,
Деревья в роще наклонялись вниз.
В грязи разжиженной дождями нивы
Захлебывался зеленевший рис.
Без близкого участия подруги,
Которая в те годы там жила,
Наверное, не знал бы я в округе
Ни озера, ни рощи, ни села.
Она меня водила к храму Шивы,
Тонувшему в густой лесной тени.
Благодаря знакомству с ней, я живо
Запомнил деревенские плетни.
Я б озера не знал, но эту заводь
Она переплывала поперек.
Она любила в этом месте плавать,
В песке следы ее проворных ног.
Поддерживая на плечах кувшины,
Плелись крестьянки с озера с водой.
С ней у дверей здоровались мужчины,
Когда шли мимо с поля слободой.
Она жила в окраинной слободке.
Как мало изменилось все вокруг!
Под свежим ветром парусные лодки,
Как встарь, скользят по озеру на юг.
Крестьяне ждут на берегу парома
И обсуждают сельские дела.
Мне переправа не была б знакома,
Когда б она здесь рядом не жила.
Из книги «Паром»(«Кхейа»)1906
Девочка-супругаПеревод Г. Ярославцева
Пылкий, снисходительный супруг!
Девочку — созданье молодое —
Называешь ты своей женою.
Во дворце твоем она охотно
Целый день резвится беззаботно.
Ты придешь к ней — девочка считает:
Создан ты для игр, как все вокруг,
Пылкий, снисходительный супруг!
Нет, ей долг хозяйки незнаком;
Волосы, одежды — в небреженье,
Непонятны стыд ей и смущенье.
Не себя, а куклу наряжает,
Дом песочный строит, разрушает
И в душе уверена, должно быть,
Что полезным занята трудом…
Нет, ей долг хозяйки незнаком.
Старшие ей часто говорят:
«Это — муж твой, это — божество.
Почитай и слушайся его».
Девочка испуганно внимает,
Как ей почитать тебя — не знает.
Думает порой, игру оставив:
«Непременно выполню подряд
Все, о чем мне взрослые твердят».
Вот на брачном ложе, средь цветов,
Обнимаешь ты ее влюбленно,
Но лежит она в забвенье сонном.
Ожерелье с ложа соскользнуло,
Множество мгновений зря минуло.
К твоему восторгу безучастна,
Спит она, не слышно нежных слов
Ей на брачном ложе средь цветов.
Только в дни, когда сгустится мрак,
В дни, когда всесильная природа
Вдруг пошлет ненастье, непогоду, —
Игры и забавы позабыты,
Сон нейдет, глаза ее открыты.
Девочка к тебе прижмется крепко,
Сердце задрожит тревожно так
В дни, когда сгустится грозный мрак.
Мы в душе тревожимся порой,
Как бы эта юная голубка
Не свершила пред тобой проступка.
Но смеешься ты великодушно,
Видимо, тебе совсем не скучно
Наблюдать, как этот несмышленыш
Увлечен веселою игрой…
Нет, мы зря тревожимся порой!
Ты уверен: день такой придет,
День, когда у стоп священных мужа
Домик игр ей станет вдруг ненужен.
Для тебя нарядится со тщаньем,
Будет ждать, терзаться опозданьем.
Твоего отсутствия минута
В вечность для нее перерастет…
Ты уверен: день такой придет!
Пылкий, снисходительный супруг!
Девочку, что занята игрою,
Ты уже назвал своей женою;
В комнате безлюдной для нее же
Пышное ты приготовил ложе,
И сосуды с медом золотые
Для нее расставил ты вокруг,
Пылкий, снисходительный супруг!
ПриходПеревод Т. Спендиаровой
С работой покончено. Черная ночь.
Мы ждали весь день, нетерпеньем горя,
Когда же стемнело, подумали мы:
«Сегодня уже не дождемся царя».
Захлопнулись двери одна за другой,
В селе наконец наступает покой.
Но все ж кое-кто не сдавался, твердил:
«Приедет он, спать вы расходитесь зря!»
Промолвили мы, усмехнувшись: «Нет, нет,
Сегодня уже не дождемся царя!»
Нежданно послышался явственный стук.
Что это? И стар его слышит и мал.
Друг другу мы тихо сказали тогда:
«Наверное, ветер к нам в дверь постучал».
Погасли светильники в каждом окне,
Усталые, мы улеглись в тишине.
И все ж кое-кто не ложился, твердил:
«Как видно, гонец махараджи примчал!»
С усмешкою мы повторяли свое:
«Наверное, ветер к нам в дверь постучал».
Притихло селенье, нигде ни души,
И только на ложе забылись мы сном,
Как загрохотало вдали, и тогда
Сквозь дрему подумали мы — это гром.
Земля сотрясалась, дрожала вокруг,
Так тяжек был тот нарастающий звук.
И кто-то, в своей правоте убежден,
Сказал: «Это грохот колес за окном».
Но мы, пребывая еще в забытьи,
Сказали: «Нет, нет, это гром, это гром!»
И вдруг зазвучали литавры вдали,
Запели, безмолвию ночи грозя.
И кто-то вскричал: «Спать не время сейчас,
Вставайте, уж долее медлить нельзя!»
Вскочили мы. Сердце забило в набат,
И каждый был страхом внезапным объят.
Тогда кое-кто, торжествуя, сказал:
«Уж царское знамя мы видим, друзья».
Очнувшись от сна, мы воскликнули тут:
«И вправду нам долее медлить нельзя!»
Где все украшенья? Гирлянды? Огни?
Какое, скажите, без них торжество?
Приехал владыка в наши края,
Возможно ль не встретить достойно его?
О, стыд! Нанесен нашей чести урон!
Где место для праздничных сборищ? Где трон?
Друг другу шептал кое-кто на ушко:
Теперь причитанья уже ни к чему:
Придется с пустыми руками встречать
И гостя приветствовать в темном дому».
Трубите же в раковины, эгей!
Раскройте все двери навстречу ветрам!
Сегодня в ненастную черную ночь
Царь темного дома пожаловал к нам!
Гремит в небесах, надрывается гром,
И молнии быстрым сверкают огнем.
Постели убрав, украсьте дворы
И праздничный вид придайте домам!
Сегодня, сопутствуемый грозой,
Царь бедствий и мрака пожаловал к нам!