И город вновь в их лица глянет.
А в жизни жгут мосты навек,
И в прошлое возврата нету,
В тот город за разливом рек,
Где мост горит в разгаре лета.
1966
«Уходит женщина. Уходит…»
Уходит женщина. Уходит,
Как солнце с неба, как река
За горизонт по шатким сходням
Травы, кувшинок, тростника.
Уходит женщина так просто,
Без слов, без слез, без жалоб прочь,
Как в океане синий остров,
Как день уходит и как ночь, —
Естественно, обычно, вечно
Уходит женщина. Не тронь.
Так, уходя, идет навстречу
Кому-то ветер и огонь.
Как ливень с тысячей мелодий
Из поля в новые поля,
Уходит женщина. Уходят
И гаснут следом тополя.
Уходит женщина. Ни злоба,
Ни просьбы непонятны ей,
И задержать ее не пробуй,
Остановить ее не смей.
Молить напрасно, звать напрасно,
Бежать за ней — напрасный труд…
Уходит — и ее, как праздник,
Уже, наверно, где-то ждут.
1966
Ода дураку
Я не знаю, почему и как
Снова древним сквозняком подуло:
Эгоист — так, значит, не дурак,
Даже у него губа не дура.
Вновь звучит: «Ищите дураков!».
Только нет на дурака науки
Ныне, присно, испокон веков
И от дедов к сыновьям во внуки.
Дураков не сеют и не жнут,
Сами дураки на свет рождаются
И, как меря древняя и жмудь,
Начинаются, но не кончаются.
Не перевелись и на Руси.
Есть. Живут. Она без них немыслима
Со своими верстами веси
И заоблачными всеми высями.
Славлю, прославляю дурака
Так, как сказка славила и присказка.
Без него немыслимы века
Давние и будущие близкие.
Он бессмертной думою богат,
От нее до смерти не откажется,
Пусть при этом сам себе не рад
И порою свет с овчинку кажется.
Для него не пишется закон, —
Эту дурь из дурака не вышибешь.
Он — дурак, и лезет на рожон, —
Если б мог, то лез еще повыше бы.
Я и сам такой — из дураков,
Жизнь меня еще не переделала
И лупила зря со всех боков
Так, что я не видел света белого.
День встает. Дорога далека.
Кто ее без нас на свете высветлит?
Славлю, прославляю дурака —
Так, как сказка славила и присказка.
1966
«Ракетами, как луг ракитами…»
Ракетами, как луг ракитами,
Стал ныне шар земной богат.
На всех материках раскиданы,
Ракеты пьют и хлеб едят.
Живется им неплохо. В наледи
Свои вздымают острия —
Континентальные, глобальные,
«Земля — зенит», «земля — земля».
На них работают, не ленятся
Три миллиарда на земле,
И засекреченные гении
Ракетам служат в их числе.
Ракетам все — шоссе бетонные,
Дворцы в глубинах недр земли,
Луга, леса, поля зеленые,
И глуби вод, и корабли.
Их фотографии красуются
На первых полосах газет,
И дипломатами трактуется
С трибун земли язык ракет.
Тяжел от стронция и радия,
Летит на землю дождь и снег…
Так непонятно в веке ядерном
Выходит к звездам человек.
1966
Пилоты
За городом, у кромки леса,
Где лег на землю небосвод,
Как юный двигатель прогресса
Гремит в грома Аэрофлот.
О нем кричат и днем и ночью
Реклам цветастые щиты:
За два часа ты будешь в Сочи
За пять — достигнешь ты Читы.
А что в Чите, а что в Чите там?
Рай для души? И в ней своя
Кричит реклама на щите там,
Зовет в далекие края.
Все граждане сорвались с места,
Летят, незнаемо куда.
Аэрофлот — дитя прогресса,
Для них к услугам завсегда.
С утра до самой ночи поздней
К земле бетонной и с земли
Срываются со свистом звезды,
Летят, садятся корабли.
Аэрофлот вовсю хлопочет,
Грохочет, господи прости!
Снег Воркуты и пальмы Сочи
Зажаты у него в горсти.
А от него на всех широтах
По матушке-земле самой
Идут усталые пилоты
Пешком торопятся домой.
Когда пилоты на аэродромах
Играют в карты или в домино,
Наш тесный мир становится огромным
Таким, каким он был давным-давно.
Еще до появленья скоростей,
Магнитофонов, субмарин, гудрона,
Еще до проштампованных страстей
И массовых психозов миллионов.
Стучат костяшки. Партия козла.
И с каждым сокрушительным ударом
Уходят вдаль, и их скрывает мгла,
Материки всего земного шара.
Рукой подать! Рука сжимает кость.
И надо на почтовом до Парижа,
А кость уже вколочена, как гвоздь.
«Прощай Париж, тебя я не увижу!»
Растет окурков дымная гора.
Воротнички распахнуты и души.
Далекая придвинулась пора,
Распался мир на хляби и на суши.
Скликайте в мире вымерших коней,
Седлайте их, впрягайте в дилижансы
И за столом у молодых парней
На выигрыш приумножайте шансы.
Ищите на толкучках паруса,
Стучат костяшки звонко, как копыта.
Который час? А может, на часах
Века сгорают, как метеориты.
Пилоты забивают в домино,
Отменено пять тысяч совещаний.
Пять караулов спать ушли давно
В столицах стран, затерянных в тумане.
А у ребят хорошая игра,
Они вошли во вкус своей работы.
Такая в мире настает пора,
Когда играют в домино пилоты…
1967
«Всю жизнь куда-то далеко спеша…»
Всю жизнь куда-то далеко спеша,
Я близкого чего-то стал бояться.
Вдруг оказалось — у меня душа,
И с нею надо, видимо, считаться.
Она не то что вымысел какой
Пиитов девятнадцатого века —
Душа болит! Что делать мне с душой?
Неправда! Ей что делать с человеком?
Что делать ей, мифической, со мной.
Я — семьдесят четыре килограмма,
Член профсоюза, праведник земной,
А лгу и трушу только в крайнем самом…
Но взбунтовалась бедная душа,
Та самая, что еле-еле в теле,
И двинулась, все ложное круша,
Ко мне. Она другой не знает дели.
Меня она за шиворот взяла,
Тряхнула и поставила на ноги.
Иди, будь тверд, верши свои дела
И знай: горшки из глины лепят боги.
Ты бог, ты добр, ты храбр, и я с тобой.
Лепи горшки. Не предавайся лени,
И принимай неотвратимый бой,
И подымай упавших с четверенек.
Бессмертна я…
Я подчинился ей.
Она — душа. Считаться с нею надо
И забывать о бренности своей,
И, кроме жизни, не искать награды!..
1967
«Вечернее мычание коров…»
Вечернее мычание коров —
Деревни нашей древняя молитва —
Хозяек вызывает со дворов,
Ворота раскрывает и калитки.
Они идут. Им улица узка.
Бык впереди, как будто холм горбатый,
А на рогах дожди и облака,
И чистый пламень тихого заката.
Аркадия, пастушечья страна,
По улице течет живой рекою,
Тяжелые качая вымена —
Колокола домашнего покоя.
Подойники ответно им звенят,
Петух крылом на полотенце машет,
Коричневые кринки встали в ряд,
Стол хлебом-солью, как престол,
украшен.
Поет струя парного молока.
Вы слышите, как цвинькают синицы
И вспыхивают вдруг издалека
Из детства залетевшие зарницы.
Строители дорог и городов,
Солдаты и пилоты космодромов,
Вам всем она с младенческих годов,
Как песня колыбельная, знакома —
Та песенка подойника без слов,
И руки материнские над нею
У розовых с шерстинками сосков,
Полынью отдающих и шалфеем.
Вы слышите строители веков
В местах, ничем другим не знаменитых,
Вечернее мычание коров —
Деревни нашей древнюю молитву.
1967
«Небо лесом огорожено…»
Небо лесом огорожено,
Поле полито луной,
Чуть звенит в простор заброшенный
Звездный ковшик ледяной.
И ни шороха, ни замяти…
Вот он белый-белый свет,
Нарисованный по памяти
Через много-много лет.
Был таким, таким останется.
Лучше нет и не найти.
Может быть, пойти на станцию,
И уехать, и сойти…
1967
«Мы, дети природы, забыли природу…»
Мы, дети природы, забыли природу,
Она нам не враг и не друг,
На лоне ее не бываем по году,
А годы — костры на ветру.
Ревут города нам в усопшие души
Неоном, бетоном, стеклом,
Ракетные скорости кровь нашу сушат,
И мы забываем о том,
Что где-то на сине-зеленой опушке
Стоят неподвижно дубы,
Там дрема ромашки, там слезы кукушки
И вздох журавлиной трубы.
Там ивовый прутик, как радуга, гнется
С цветной стрекозой на спине,
И кольца судьбы в деревянном колодце
Негромко звенят в глубине.
Там пахнет полынью медово и горько
От пыльной и теплой земли,
И солнце встает за ближайшим пригорком,
А не в космодромной дали.
Там вечностью веет от крыл комариных,
От ветра мгновенного смол,
От шлепанья на землю спелой малины
И тихого рвения пчел.