Стихотворения — страница 22 из 101

к легенде, от легенды к причалу, а по ночам — белые сны

про клопов.

Капитан Канецки:

Феерическая неправда! Я хочу, чтобы на моем «Гренландце»

что-нибудь произошло. А — вы!

2-ой Слесарь:

И Кесарь хочет, чтобы что-нибудь произошло, а ничего —

повелевает нами и ясен, как незабудка. И ничего

не произойдет.

Кесарь (вбегает, вспотевший; заметив, что слесари тянутся за бутылкой, поспешно):

Повелеваю вам распить эту бутылку!

Стремительно вбегает Официантка. Она делает вид, что ставит перед капитаном графин бренди и бутерброд с красной икрой. Недоумение капитана. С площадок винтовой лестницы раздаются выстрелы. Вбегает котенок. Он синицей прыгает по кабаку. Мы совершенно забыли о матросах. А матросы, тем временем, оказывается, взаправду упились. Одни делают вид, что танцуют; другие, что трезвы; остальные делают вид, что не делают никакого вида. Они изредка аплодируют своим внутренним голосам.

Капитан Канецки:

Приятно после дальнего плавания причалить к стойке,

похлебать какой-нибудь бодяги, ну, и, конечно же,

конечно, задумать легенду.

Братик Бредик:

Молодым женщинам рекомендуется употреблять в пищу

электрические провода.

Капитан Канецки (печально):

Что-то не вижу я ни графина бренди, ни бутерброда

с красной икрой. (Недоумение Официантки.) Может быть,

потому, что я смотрю невооруженным глазом.

1-ый Слесарь:

И снова тирады о вооружении. Великолепно! Давайте

вооружим и глаза. Каждому глазу по четыре кольта,

каждому глазу межпланетный корабль и противогаз!

Капитан Канецки:

Какой ты, Слесарь, умный! И откуда ты такие красивые

фразы разузнал? Куда я попал? Это кабак или Всемирный

форум начинающих прозаиков? Какой цели посвящено

ваше образное мышление?

2-ой Слесарь:

Тебе известно, каким образом образовалось слово «жрец»?

От слова «жрать». Немудрено догадаться, что такое жрец

религии, жрец науки, жрец искусства.

Капитан Канецки:

А выпить бы нехудо. (Кесарю, кивая на корону): Эй, молодой

человек в странной бескозырке, принеси пару

бутылок.

3-ий Слесарь (обидчиво):

Это наш Кесарь, он только нами повелевает.

Капитан Канецки:

Да, сегодня уже не задумать ни легенды, ни эссе.

Один из матросов (неожиданно вмешивается в размышления персонажей):

Возвращаюсь я сегодня из самовольной отлучки, пробегаю

я мимо клумбы, а на клумбе новый куст цветов. Я живо

заинтересовался: как это за одну-единственную ночь вырос

такой красивый куст? Разглядываю цветы и вижу:

это совершенно не куст, это ночью в пьяном виде спрыгнул

с балкона художник-абстракционист, нырнул с балкона

и расцвел. Красиво цветут абстракционисты.

Все (исключая капитана Канецки, с восторгом):

Очнулся Лавочник!

Лавочник (регулярно и тяжело вздыхая):

В Италии произошла забастовка служащих патриции, то

есть, я хотел произнести полиции.

Капитан Канецки:

Вы — серьезно?

Лавочник:

Не для того я очнулся, чтобы произносить серьезные слова.

Разве незаметно, что я остроумно каламбурю?

(Все делают вид, что хохочут.)

3-ий Слесарь:

Давай с этой минуты я буду тебя называть Николя,

а ты меня тоже называй Николя.

4-ый Слесарь:

Это — почему?

3-ий Слесарь:

Очень уж однообразная у нас жизнь: все молоток да

зубило, зубило да молоток. Давай хоть будем называть друг

друга Николя. Для романтики.

4-ый Слесарь:

Тогда разреши мне называться Николя I.

3-ий Слесарь:

Нет, Николя I буду я, потому что я был уже один раз

Николя, один раз, четыре года назад, в сегодняшнее число.

4-ый Слесарь:

Я еще не был Николя.

3-ий Слесарь:

Зато я был Николя. Тогда мы познакомились в этом кабаке

с молодой балериной — с японкой Тан. Я-то знал, что

никакая не балерина и не японка Тан — эскимоска она

и зубопротезистка, я-то знал, но мне стыдно было признать

свое имя, потому что искренне полюбила меня Тан, вот я

и сказал: Николя. Каждый год, в сегодняшнее число, мы

встречаемся за этим самым столиком и проводим

счастливый совместный вечер.

4-ый Слесарь:

Я бы женился.

3-ий Слесарь:

И я женился бы.

4-ый Слесарь:

А что?

3-ий Слесарь:

Как — что? Тогда мы будем встречаться ежедневно

и откроется, что у меня другое имя.

4-ый Слесарь:

Ну и что?

3-ий Слесарь:

Как — ну и что? Окажется, что я четыре года обманывал

девушку.

4-ый Слесарь:

Правильно, это противно.

1-ый Слесарь подходит ко 2-ому и соображает, не зная, что предпринять. В очах у 2-ого Слесаря — страдание. У 1-ого Слесаря — припадок скорби. Вбегает Алгебраист вослед за десятком позванивающих женщин, доктор математических наук. У него немножко японское лицо, ибо таких алгебраистов, как он, в мире только двое: он и японец Накаоко М. Алгебраист взвивается плетью, восклицая поочередно женщинам: Ах, как вы милы! Ах, как вы прелестны! Каждой цивилизованной семье — картину Миха Кула. Женщины разбегаются по кабаку, как ящерицы. Входит Полисмен. Он в торжественно-синем мундире, в белых перчатках, в белых ремнях. Он изламывает огромную сургучную печать на манускрипте, манускрипт разворачивая.

Полисмен (читает манускрипт):

В течение пятнадцати лет всемирно знаменитый ученый —

Алгебраист ежедневно и с пристальным вниманием следил

за прессой нашей родины — Гренландии. Он вырезал из

прессы некрологи и выпивал за каждого скончавшегося по

триста граммов бренди, самоотверженно жертвуя своим

всемирно знаменитым умом и слабосильным здоровьем для

общегосударственного дела поминовения усопших. Слава

ему, слава и орден!

Церемония вручения ордена.
Входит Пенсионер.
У него откормленная, оскаленная морда цвета губной помады; у него нежнозеленый череп, в прожилках, как лист капусты, с мизерной черной накладкой волос; у него туловище треугольником от головы к заднице (задница — основание треугольника, голова — вершина); у него руки до колен и плоские, как надрубленные, но не окончательно разломанные доски.
Пенсионер набирает номер телефона.
Его голос постоянно срывается, как у подрастающего поколения — от баритона до лая.
Пенсионер пятьдесят лет служил лакеем, однако позабыл, что служил лакеем. Ныне Пенсионеру воображается, что он — Герой Гренландии, летчик-космонавт, домашний друг семьи Глена и Валентины Терешковой.
И еще вообразил Пенсионер, что у него племянник, племянник-прокурор. На самом деле племянник — лакей в какой-то юридической консультации, расположенной где-то за пределами Гренландии.

Пенсионер(в телефонную трубку, запугивая окружающих):

Племянник? Прокурор? Это — твой дядя, Пенсионер,

Герой Гренландии. Я говорю из кабака. В этом кабаке:

официантка — проститутка, матросы — шпионы дальнего

плавания, диверсант — командир музыкального взвода.

Один, капитан Канецки, прикидывается писателем.

За окнами кабака безобразно шумит море. Море, говорю,

безобразно шумит. Извините, почему за миллионы лет

существования Гренландии еще не было капитального

ремонта моря? Ты назначаешь меня ответственным за

ремонт? Благодарю за внимание. — Спасибо. —

Извините. — Рад познакомиться.

(Читает листок.)

Прокурору.

Обращаюсь к Вам по поводу того, что Братик Прутик

и Братик Бредик систематически устраивают скандалы

посредством взгляда на меня, Героя Гренландии,

исподлобья, чем и, естественно, намекают со своей