к легенде, от легенды к причалу, а по ночам — белые сны
про клопов.
Капитан Канецки:
Феерическая неправда! Я хочу, чтобы на моем «Гренландце»
что-нибудь произошло. А — вы!
2-ой Слесарь:
И Кесарь хочет, чтобы что-нибудь произошло, а ничего —
повелевает нами и ясен, как незабудка. И ничего
не произойдет.
Кесарь (вбегает, вспотевший; заметив, что слесари тянутся за бутылкой, поспешно):
Повелеваю вам распить эту бутылку!
Капитан Канецки:
Приятно после дальнего плавания причалить к стойке,
похлебать какой-нибудь бодяги, ну, и, конечно же,
конечно, задумать легенду.
Братик Бредик:
Молодым женщинам рекомендуется употреблять в пищу
электрические провода.
Капитан Канецки (печально):
Что-то не вижу я ни графина бренди, ни бутерброда
с красной икрой. (Недоумение Официантки.) Может быть,
потому, что я смотрю невооруженным глазом.
1-ый Слесарь:
И снова тирады о вооружении. Великолепно! Давайте
вооружим и глаза. Каждому глазу по четыре кольта,
каждому глазу межпланетный корабль и противогаз!
Капитан Канецки:
Какой ты, Слесарь, умный! И откуда ты такие красивые
фразы разузнал? Куда я попал? Это кабак или Всемирный
форум начинающих прозаиков? Какой цели посвящено
ваше образное мышление?
2-ой Слесарь:
Тебе известно, каким образом образовалось слово «жрец»?
От слова «жрать». Немудрено догадаться, что такое жрец
религии, жрец науки, жрец искусства.
Капитан Канецки:
А выпить бы нехудо. (Кесарю, кивая на корону): Эй, молодой
человек в странной бескозырке, принеси пару
бутылок.
3-ий Слесарь (обидчиво):
Это наш Кесарь, он только нами повелевает.
Капитан Канецки:
Да, сегодня уже не задумать ни легенды, ни эссе.
Один из матросов (неожиданно вмешивается в размышления персонажей):
Возвращаюсь я сегодня из самовольной отлучки, пробегаю
я мимо клумбы, а на клумбе новый куст цветов. Я живо
заинтересовался: как это за одну-единственную ночь вырос
такой красивый куст? Разглядываю цветы и вижу:
это совершенно не куст, это ночью в пьяном виде спрыгнул
с балкона художник-абстракционист, нырнул с балкона
и расцвел. Красиво цветут абстракционисты.
Все (исключая капитана Канецки, с восторгом):
Очнулся Лавочник!
Лавочник (регулярно и тяжело вздыхая):
В Италии произошла забастовка служащих патриции, то
есть, я хотел произнести полиции.
Капитан Канецки:
Вы — серьезно?
Лавочник:
Не для того я очнулся, чтобы произносить серьезные слова.
Разве незаметно, что я остроумно каламбурю?
3-ий Слесарь:
Давай с этой минуты я буду тебя называть Николя,
а ты меня тоже называй Николя.
4-ый Слесарь:
Это — почему?
3-ий Слесарь:
Очень уж однообразная у нас жизнь: все молоток да
зубило, зубило да молоток. Давай хоть будем называть друг
друга Николя. Для романтики.
4-ый Слесарь:
Тогда разреши мне называться Николя I.
3-ий Слесарь:
Нет, Николя I буду я, потому что я был уже один раз
Николя, один раз, четыре года назад, в сегодняшнее число.
4-ый Слесарь:
Я еще не был Николя.
3-ий Слесарь:
Зато я был Николя. Тогда мы познакомились в этом кабаке
с молодой балериной — с японкой Тан. Я-то знал, что
никакая не балерина и не японка Тан — эскимоска она
и зубопротезистка, я-то знал, но мне стыдно было признать
свое имя, потому что искренне полюбила меня Тан, вот я
и сказал: Николя. Каждый год, в сегодняшнее число, мы
встречаемся за этим самым столиком и проводим
счастливый совместный вечер.
4-ый Слесарь:
Я бы женился.
3-ий Слесарь:
И я женился бы.
4-ый Слесарь:
А что?
3-ий Слесарь:
Как — что? Тогда мы будем встречаться ежедневно
и откроется, что у меня другое имя.
4-ый Слесарь:
Ну и что?
3-ий Слесарь:
Как — ну и что? Окажется, что я четыре года обманывал
девушку.
4-ый Слесарь:
Правильно, это противно.
Полисмен (читает манускрипт):
В течение пятнадцати лет всемирно знаменитый ученый —
Алгебраист ежедневно и с пристальным вниманием следил
за прессой нашей родины — Гренландии. Он вырезал из
прессы некрологи и выпивал за каждого скончавшегося по
триста граммов бренди, самоотверженно жертвуя своим
всемирно знаменитым умом и слабосильным здоровьем для
общегосударственного дела поминовения усопших. Слава
ему, слава и орден!
Пенсионер(в телефонную трубку, запугивая окружающих):
Племянник? Прокурор? Это — твой дядя, Пенсионер,
Герой Гренландии. Я говорю из кабака. В этом кабаке:
официантка — проститутка, матросы — шпионы дальнего
плавания, диверсант — командир музыкального взвода.
Один, капитан Канецки, прикидывается писателем.
За окнами кабака безобразно шумит море. Море, говорю,
безобразно шумит. Извините, почему за миллионы лет
существования Гренландии еще не было капитального
ремонта моря? Ты назначаешь меня ответственным за
ремонт? Благодарю за внимание. — Спасибо. —
Извините. — Рад познакомиться.
Прокурору.
Обращаюсь к Вам по поводу того, что Братик Прутик
и Братик Бредик систематически устраивают скандалы
посредством взгляда на меня, Героя Гренландии,
исподлобья, чем и, естественно, намекают со своей