буквы: «Здесь похоронен самый добросердечный Кесарь
во вселенной. Он повелевал только четырьмя Слесарями
непосредственно. Он трагически скончался в энном году.
Был зверски убит горем. В энном году». (Плачет.)
Один из матросов:
Возвращаюсь я сегодня из самовольной отлучки, утро,
в автобусе человек 5–6, проезжаем мы мимо аптеки,
а возле аптеки очередь — человек 500–550. Мы живо
заинтересовались — по какой причине возле аптеки
очередь? Возле отдела «колбасы — вина» — понятно, но —
возле аптеки? И вот у нас, пятерых или шестерых мужчин
одновременно сверкнула догадка… (презервативы). Мы ее
не выразили вслух, неприличная догадка, но до самого
кольца мы хохотали. Шестой-седьмой в автобусе ехала
пожилая женщина. Она, естественно, поняла нашу догадку.
Когда мы выходили, она сказала: «Идиоты! Объясняю: это
очередь за жидкостью от клопов». Какой-то ученый
изобрел эффективную жидкость от клопов.
Капитан Канецки (он уловил только последнее слово из монолога матроса):
Что я слышу! Прежние, счастливые, белые сны про клопов!
Трогательно.
Кесарь:
Не паясничайте, капитан. Это вы разрушили нашу белую
жизнь.
Капитан Канецки:
Я?!
Кесарь:
Я?! Нет — я! Нет — Братик Прутик! В общем — командир
музыкального взвода! Учти: что бы ни происходило
в мире — ответственность падала на капитана. Произойдет
несчастный случай на Шпицбергене — отвечать вам,
капитан, если даже в этот момент вы будете
на Мадагаскаре. Вас вызовут на Шпицберген
и расстреляют. Вы возразите: существуют и остальные
капитаны. Остальные существуют, чтобы совершать
опрометчивые поступки, а вы, капитан Канецки —
чтобы нести за эти поступки ответственность.
Супруга:
Что мы еще предпримем?
Алгебраист:
Мы бы могли еще попеть или — послушаем умолкающий
шум моря.
Супруга:
Шум моря! Вторую неделю мы слушаем, выслушиваем,
прослушиваем по ночам умолкающий шум моря.
Когда же поеб…?
Алгебраист:
Я вынужден заниматься примитивной арифметикой, когда
меня ожидает формула Кюннета. Слушайте, население
Гренландии, слушайте, и потом не говорите,
что не слышали: если мы будем работать — каждый —
в три миллиона раз интенсивнее, чем работаем сейчас,
то мы закончим ремонт через
2054378922651(754) лет.
1-ый Слесарь:
Нет, не капитан виноват. Это виноват Алгебраист. Зачем он
занимался вычислениями, когда мы жили хорошей, белой
жизнью.
Алгебраист:
Ты тоже виноват, Слесарь, и твои три друга виноваты.
Зачем вы стучали молотком по зубилу.
3-ий Слесарь:
Мы не виноваты. Виноват Лавочник. Нечего ему было
напиваться до неузнаваемости.
Лавочник:
Виноват майор войск связи.
Лейтенант (вынимая кольт):
Друг моего детства не виноват.
Капитан Канецки (вынимая кортик):
Бросьте, ребята! Вот развели бодягу! Во всем виноват котенок.
2-ой Слесарь:
Котенок — не виноват!
Капитан Канецки:
Ты что, председатель общества охраны домашних
животных? Котенок — вот виновник.
Вечерелло:
Послушайте, многоуважаемые сеньоры, неужели вы не
догадываетесь, кто виноват? Виноват Пенсионер — вот кто.
1-ый Слесарь:
Ты, иностранец, Пенсионера не трогай. Пенсионер
не виноват. Он разыскивает справедливость.
Братик Прутик:
О чем ты глубоко задумался, Брат Бред, труженик моря?
Братик Бредик:
Я задумался вот о чем, Брат Прут, труженик моря: почему
Архимед, когда ощущал окончательный выход из своих
гениальных формул, почему Архимед в таких случаях
восклицал: «Еврейка!» С какой целью Архимед восклицал
«Еврейка»?
Вечерелло:
Вообще, в Гренландии кто позволяет себе уход на пенсию.
Художник — не позволяет. Правительство — не позволяет.
Матрос — не позволяет. Слесарь — не позволяет. Вот
и разъяснилась еще моя догадка — один лакей позволяет
себе уход на пенсию, и его необходимо беречь, ибо он —
один и не виноват.
Братик Бредик:
Молодым женщинам рекомендуется употреблять в пищу
свинину с вином.
3-ий Слесарь:
Очень трогательно Братик Бредик отзывается о женщинах.
Я все же решил жениться на балерине Тан. Лучше наладить
семейную жизнь, чем стыдиться, кто я. Напрасно вы все
перекладываете вину друг на друга. Я считаю: жизнь
потихоньку налаживается. Правда, Николя?
4-ый Слесарь:
Правда, Николя. Жизнь потихоньку налаживается.
Потихоньку поумираем.
2-ой Слесарь:
А капитан Канецки во всем раскается.
Капитан Канецки:
В чем это я во всем раскаюсь?
2-ой Слесарь:
Нечего было прикидываться писателем. Ты создал для нас
такие ситуации, за которые тебя, как правильно подметил
Кесарь, необходимо приговорить к расстрелу.
Майор:
Интересно, как мы его расстреляем? Я не способен нажать
курок спускового механизма.
Лейтенант, командир музыкального взвода:
Я думаю: не будем расстреливать капитана. Лучше мы его
перевоспитаем: привьем капитану музыкальную культуру.
4-ый Слесарь:
Пока будем прививать, потихоньку поумираем.
Алгебраист:
Я позову погостить в Гренландию моего коллегу,
алгебраиста японца Накаоко М. Мы его позовем погостить
и расстреляем. И отпадет необходимость мучиться
с капитаном Канецки. А капитан больше не будет сочинять
свои приключенческие эссе.
Капитан Канецки:
Чего вы привязались ко мне. Я не менее вас ремонтирую
море. Я сам не вижу выхода из нашей, или, как вы образно
выражаетесь, моей ситуации. Если вам, или — нам
необходима расправа — давайте повесим котенка. Это
котенок во всем виноват. Зачем он прыгал синицей по
кабаку.
Один из матросов:
Когда я возвращался из самовольной отлучки, я тоже
думал: виноват котенок. Даже наверняка — виноват. Но…
котенок издох или эмигрировал в Канаду. А повесить его
было бы самым правильным решением. Он — самый
легкий и не умеет возражать на диалекте населения
Гренландии.
2-ой Слесарь:
Я придумал: пускай капитан Канецки самостоятельно уйдет
в море и утонет.
Братик Бредик:
Глупо сейчас лишать Гренландию капитана. Кто же будет
нести ответственность за ремонт моря? Я предлагаю:
пускай войдет в море и утонет один из матросов, тот,
который все время возвращается из самовольной отлучки.