Стихотворения — страница 32 из 101

                ловкий плач,

но ты не холоден

                и ни

на градус не горяч…

17

Я семь светильников гашу,

за абажуром абажур.

Я выключил семь сот свечей.

Погасло семь светил.

Сегодня в комнате моей

я произвел учет огней.

Я лампочки пересчитал.

Их оказалось семь.

18

Дорога от Новой Ладоги до деревни Дубно, равная двадцати

четырем километрам, пролегает вдоль Староладожского

канала, прорытого Петром I. Канал был прорыт параллельно

предполагаемой дороге «из варяг в греки».

Снежинка звездная — луна.

Мизинцы — прутики берез.

Февральская голубизна.

Зарницы и мороз.

Сосуды прорубей — дары

Фарфорового короля.

Деревья, словно грифеля,

графичны на снегу.

19

Он шел каналом.

                Купола

на голове и на плечах

из снега.

        Он напоминал

Исаакиевский собор.

Горела снегом колея.

«Гори, дорога, догорай, — он думал, —

        догорю и я, пора… рога трубят!

20

Рога трубят! Завод — зовет!

Икает мастер мой: «Тайга!»

Четвероногий таракан,

с начала смены пьян.

Он свой словарный фонд забыл,

запамятовал даже мат.

— Тайга, — икает он, — тайга —

подделывая план.

21

Мой Коленька — ученичок!

Лев электромагнитных дел

от саксофона мундштучок

добыл и загудел.

О, композитор — фаталист!

Ужимки джаза перенял.

«Рябину» исполняет на

мотив «Трех поросят».

22

Ребенок робок и влюблен!

Любовь — и — кровь — любовь — и — вновь!

Ему семнадцать —

                Пятьдесят

буфетчице его.

Она — как арка велика!

Ее уста — окорока!

Она —

        бокалы коньяка,

пельмени и бульон

23

дарит!

        Антенна — тонок он!

Любимец мамы и страны,

ты, выкормленный для труда

картофельным пюре,

люби буфетчицу, футбол,

бульон влюбленно — даровой,

религиозный ореол

отваги трудовой!

24

Мартьямов! Кино-генерал!

Монтажник — демон! Матадор

в постелях трипперных мадонн,

гранд ресторанных ню!

Ты филигранно гарцевал…

Ты телевизионный шнур

зачем уворовал?

25

Вандал! Ограбил бы Госбанк!

Ну — ювелирный! Слепота!

За телевизионный шнур

решетку схлопотал!

Как ты за шкафчиками спал

тогда, когда — завод — зовет!

Пятью годами завершен

убогий демонизм.

26

Ты, Краеведов! Ты — аскет!

(сын от жены, от тещи — дочь),

с лицом, как задница слона

морщинистым,

              наш вождь

собраний, митингов,

                        солдат

товарищеского суда,

ты, премированный стократ

передовик труда,

электрик цеха,

        ты ампер

от мотоцикла отличал?

Наш премированный пример,

центральный детектив

завода,

        как ты поседел,

выслеживая, кто сидел

в уборной свыше двух минут

и в оной выпивал!

27

Ты, Шебушинская! Кассир!

Стремительная, как пунктир,

курсирующая:

              завод —

кино — базар — завод.

О, дни зарплаты! Семена

труда! Кассира из ворот

выносят пьяную: сигнал —

зарплату привезли!

28

Завод — зовет! Завод — завет!

Он ожиданьем оживлен.

Посеребренный фейерверк —

пропеллер — турникет.

Толпа воюет у ворот

сестер, старух, невест, грудных,

взгляд — возглас — орудийный залп!

зарплату привезли!

29

Вас, бедолаги, бедняки

потомственные едоки

картофеля, —

не провели:

зарплату привезли!

Мужьям — зарплату одобрять

в алкоголизме, в табаке…

Залп — и зарплату отобрать,

пока не в кабаке!

30

Начальник! Брошкин! Мужичок —

телевичок! Не тельце — тля.

Монетка — личико.

                    Штаны

шотландских моряков.

Твой возглас — лебединый плач.

Ты издали меня лизал,

проникновенно лебезя,

расценки подрезал!

31

Курганов Саша, наконец!

Мой Паганель! Мой бригадир!

Сигналы электросистем

слагая, голубел.

Ты утверждал бессмертье схем,

ты так монтировал виток,

укладывая проводок,

как сына в колыбель.

32

Меня учил — не научил.

Я начинания твои

в полезности не уличил,

апатию — таил.

Ты сутками произносил

целенаправленную речь,

такую правильную речь,

что было больно мне.

33

Мы в мае открывали «Парк

Культуры».

            На металлолом

укладывали животы.

Миниатюрный пляж.

Мы облучали животы,

мы обольщали крановщиц,

мы обобщали: нищета!

Мы — обличали век!

34

Гори, дорога, догорай, —

он думал, —

              догорю и я.

Я мог бы выйти в токаря,

а вышел в слесаря.

Петр — токарь!

Как стрельцов карал!

Как радостно карать!

Но — сконструировал канал —

ликуйте, токаря!

35

Мой жалкий жребий лжив,

                а — жаль,

Я жил, как жил.

                А — зря!

Необходимо жить и жать

и выйти в токаря!

Я знал, что мал,

                а заверял,

что бешено большой.

А вышло —

            вышел из варяг,

а в греки —

не пришел.

36

Осатанел от сотен книг:

там — Ганнибал, там — Галилей,

Гагарины, Гарганпоа —

богатый гобелен!

Гоген глумливый не картон —

лобзает ляжки!

                Только я

не некто даже, а — никто.

Не вышел в токаря…

37

Он шел каналом.

Шел к жене

чужой. И не пойти — не смог.

И что пошел — не сожалел.

Он получил письмо

и декламировал, сканди-

руя, как механизм часов

скандирует секунды эр…

А получил вчера.

Письмо

38

«Не здравствуй сразу, а прощай

пишу,

прощай, мой самый злой.

Ни счастья — где уж! —

                        ни пощад

не надо.

        Бог с тобой!

Не предъявляю иск обид,

искоренения обид

не вымогаю.

            Что вчера

искал — не искупить.

39

Что нам обеты обвинять —

вчерашнее обременять!

Нам не друг друга обнимать, —

нам беды — не объять.

Прощай!

        Прищуренные дни

над Ладогой. Дни — полусвет.

Ни снег. Ни оттепель.

                      Идут

на райгу рыбаки.

40

Кобылы сети волокут.

Улов в те сети вовлекут.

Как вилки,

          пальцы рыбаков

воинственно блестят.

А мой отец… Ах, мой отец!

Ах, мой доцент — пенсионер,

в пижаму хилую одет,

юродствует старик…

41

Питается. Плюется. Спит.

Свистит. Нисколько не грустит.

Он коротает «Капитал»

и Лениным грозит.

Паясничает на окне:

— Я — жертва культа! О, судьба! —

Не жертва культа он, о, нет,

лишь — самого себя.

42

Он фанатизм в себе самом

переосмыслить не сумел.

Он уцелел в тридцать седьмом.

Но и не уцелел

он, потому что потрясен

товарищами лагерей,

он опасается людей.

Его согнул позор

43

былого.

        Выдумал режим:

из пятьдесят восьмой статьи

читает ночью —

                сторожит

сам! — самого себя!

Как страшно!

              Как ты упрекал,

что робко радуюсь,

                    но как

отважно радость проявлять,

когда родитель — страх!

44

Ты думаешь — ты ревновал,

подозревал в семи грехах,

подозревал не ты —

                    твой страх

меня подозревал.

Ты потому и потерял

меня,

ортодоксальный раб,

я хрупкий трус, —

что повторял,

что независим, храбр.

45

Несправедлива. Извини.

Ты — отвлечен скорее был.

Уменье мужу изменить —

от трусости рабынь,

боязни уронить удел

цыганщины, вина, монист…

Так получилось: муж — студент,

любовник — демонизм.

46

А мать в блокаду умерла.

Дизентерия. Паратиф.

Тогда Виктория взялась

откуда-то с небес.

Сорокалетний ангел бездн

добросердечья.

                Двадцать лет

влюбленности ее отец