и добросовестные изваянья
мои — кирками! под ступени плит!
Был суд. И казнь. Я клялся или плакал.
Был справедлив статут Ареопага.
Я струсил смерти. Я сбежал на Крит.
И как волна Эгейская играла!
Все после — Минос, крылья, смерть Икара…
Не помню или помню кое-как.
Но идолопоклонники Эллады
про Тала позабыли, а крылатость
мою
провозгласили на века.
Смешные! Дети-люди! Стоит запись
в истории оставить всем на зависть,
толпа в священном трепете — Талант! —
И вот уже и коридоры Крита,
и вот мои мифические крылья,
«да не судим убийца — он крылат!»
Орфеев арфы и свирелей ноты,
орлы небес и комары болота,
хохочет Хронос — судороги скул!
Кому оставить жизнь — какой-то розе
или фигуре Фидия из бронзы?
Не дрогнув сердцем, говорю — цветку.
Он, роза, жив. Отцвел и умирает.
А Фидий — форма времени, он — мрамор,
он — только имя, тлен — его талант.
Ни искупленья нет ему, ни чувства,
а то, что называется «искусство», —
в конце концов, лишь мертвые тела.
Кто архитектор, автор Пирамиды?
Где гении чудес Семирамиды?
О Вавилонской башни блеск и крах!
Где библии бесчисленных отечеств,
переселенье душ библиотеки
Александрийской?
Все, простите, прах.
Искусством правят пращуры и бесы.
Художник — только искорка из бездны.
Огни судьбы — агонии огни.
Остановись над пропастью печали,
не оглянись, тебя предупреждали!
О прорицатель, о не оглянись.
Не оглянись, художник. Эвридика
блеснет летучей мышью-невидимкой,
и снова — тьма. Ни славы, ни суда.
Ни имени. И все твои творенья
испепелит опять столпотворенье.
Творец — самоубийца навсегда.
Все, что вдохнуло раз, — творенье Геи.
Я — лишь Дедал. И никакой не гений.
И никакого нимба надо мной.
Я только древний раб труда и скорби,
искусство — икс, не найденный искомый,
и бьются насмерть гений и законы…
И никому бессмертья не дано.
Гомер
1«На небеса взошла Луна…»
На небеса взошла Луна.
Она была освещена.
А где-то, страстен, храбр и юн,
к Луне летел какой-то Лун.
Не освещенный, не блистал.
Он лишь летал по небесам.
Сойдутся ли: небес канон —
она и невидимка — он?
2«Там кто-то ласточкой мелькнул…»
Там кто-то ласточкой мелькнул.
Там кто-то молнией мигнул.
Кузнечик плачет (все во сне!).
И воет ворон в вышине.
Чей голос? Голосит звезда
или кукушка без гнезда?
Овчарня — овцам. Совам — сук.
Когтям — тайник. Копытам — стук.
Ах, вол и волк! Свободе — плен.
Льду — лед. А тлену — тлен и тлен.
И за слезу в последний час
как семь потов — в семь смертных чаш
3«И вот — кристаллики комет…»
И вот — кристаллики комет…
Кому повем, кому повем,
не злой, не звонкий я, поэт,
и зло и звон моих поэм?
Иду под пылью и дождем,
как все — с сумою и клюкой,
ничто не жжет, никто не ждет,
я лишь ничей и никакой.
Нет, я легенд не собирал,
я невидимка, а не сфинкс,
я ничего не сочинял,
Эллада, спи, Эллада, спи.
Спи, родина, и спи, страна,
все эти битвы бытия,
сама собой сочинена,
ты сочинила, а не я.
Что на коне, что на осле,
мне все едино — мир и миг,
и что я слеп или не слеп,
и что я миф или не миф.
Последний лес
Мой лес, в котором столько роз
и ветер вьется,
плывут кораблики стрекоз,
трепещут весла!
О соловьиный перелив,
совиный хохот!..
Лишь человечки в лес пришли,
мой лес обобран.
Какой капели пестрота,
ковыль-травинки!
Мой лес — в поломанных крестах,
и ни тропинки.
Висели шишки на весу,
вы оборвали,
он сам отдался вам на суд,
вы — обобрали.
Еще храбрится и хранит
мои мгновенья,
мои хрусталики хвои,
мой муравейник.
Над кутерьмою тьма легла,
да и легла ли?
Не говори — любовь лгала,
мы сами лгали.
Вверху, по пропасти, плывут
кружочки-звезды.
И, если позову «ау» —
не отзовется.
В лесу шумели комары,
о комарилья!
Не говори, не говори,
не говори мне!
Мой лес, в котором мед и яд,
ежи, улитки,
в котором карлики и я
уже убиты.
ИЗ ЛЕСИ УКРАИНКИ1971
Быть или не быть…
Стой, сердце, стой! не бейся и не бейся!
Ты, лира, не листай свои страницы.
Наш алфавит остановись на «альфа».
Что я имела или не имела, —
кому какое… В общем, вот и все.
Путь прост, о Боже. Прост лишь потому,
что просто путь — беспутье. Кое-где
какие-то тропинки кое-как
и кем-то перепутаны, — плетутся…
Вон — толпы. Это пахари. И — пашут.
За ними — толпы. Сеятели. Сеют.
Телеги. Лошади. Волы. Рассвет.
И солнце с красной пляской на оралах.
Что ж — рассвело! Пора перековать
на что — увы, еще не знаю — сердце,
а лиру — знаю: лиру — на орало.
«Встань и иди!» И встану, и пойду
без устали туда. И без усилий
сольюсь: плечом к плечу, след в след.
Мы пашем пашню! Сеем семена!
Ждем урожая! Уже и урожай!
Хлеб наш насущный даждь нам днесь, Творец…
«Как Израиль был испепелен и пленен…»
Как Израиль был испепелен и пленен,
стал рабом твоим, Вавилон.
И, колени склонив, государства отцы
победителям даровали дворцы.
Как трудящемуся независимый труд:
плуг, топор, и лопата… и кнут.
Та толпа, что толпилась в труде и борьбе,
воздвигала подвалы и тюрьмы себе.
Все в работу пошло: и противовес,
шнур и гиря, и Книга Чудес.
И хранитель, что храм Иеговы хранил,
храм убийц подметал, Иегову хулил.
И никто не почувствовал: это конец.
Только арфу на вербу повесил певец.
Песня с кладбища
Я на каком-то кладбище дышала.
Там Божья Матерь младенца держала.
Там стрекоза над крестами дрожала.
Матерь шептала: — Уймись и усни!
Счастье — сны.
Что человечество — даты и даты
смерторожденья — демон ли, Данте…
Спать? Ох и спится в коляске дитяте!
Кто не мертвец, а в могиле лежит,
тот — спит?
«Было: в начале было Слово…»
Было: в начале было Слово.
Нет у нас ни слова.
Аира Орфея — созвездье Лиры.
Где наша лира?
В Иерусалиме был Иеремия,
в панике плебса — Голос!
Мы не имеем Иеремию.
Слаб и блудлив наш голос.
Страшен и страстен изгнанник Отчизны
Данте — ангел ада.
Мы — изгнанники в нашей отчизне.
Нет у нас Данте.
Слово, Лира, Иеремия,
Голос, Отчизна, Данте…
Боже, просто попросим хлеба, —
не подадут камень.
«Венец из терна лучше тиары тирана…»
Венец из терна
лучше тиары тирана.
Путь на Голгофу
лучше марша триумфа.
Так — было;
и так — да будет!
пока жив человек,
пока растет терн.
Прутья терна
превратятся в венец,
если дышит
душа человека,
если не укрощает
себя — украшает
венцом вечным!
АВЕ!
Путь на Голгофу лучше,
если идущий знает,
на какую кару,
как и куда
идет он и не ищет,
и ни о чем не мечтает, —
всевышняя воля
Всевышнего Бога.
Но, если, кто-то,
просто, так, поранил,
сам, себя, терном,
сам, себя, не зная, —
о пожалей, Боже,
эту кровь овна!
Жертва — не жребий.
Искра Прометея —
не звон звезд Олимпа.
Твердыня титана —
не трепет тронов.
Искра истин,
а потом — пламя!
Струны простолюдина —
воловьи жилы.
Струны фарисея —
золототелые арфы.
Вопль воловий
лучше дифирамба.
Так — было,
и так — да будет!
пока еще люди,
пока еще струны.
Мы(товарищам на память)
Мы паралитики с блестящими очами.
Мы — воробьиные орлы.
Какие крылья держим за плечами
в чехле? А на ключицах — кандалы.
Убежище? Возможно, и возникнет.