Царица мира, — не Тамара,
о не Сиона!.. Сущий сон:
в сих пузырях кровей кошмара
какая Грузия! Сион!
Грузин Ваш — грезил. Оболванен
лафетом меди, — мститель он!
Освистывает обыватель.
Знак зависти — павлиний глаз.
Второй ремаркой объявляю:
еврейства ересь… им далась!
(Ах я ль не лях, — Аллаху — лакмус!)…
Нимб времени и лир — для Вас.
Так лягут лгать, включая лампу.
Монгольский молот под кровать —
в электролягушачью лапку! —
Свой тартар поутру ковать,
звать звездами вверху стекляшки
и что не я — грехом карать.
Уснуть устам. Сойти со стражи
к себе, самой, — как сходят с рук.
Библейской болью: стой и стражди! —
(как стар костер!) — созвать на звук.
Но… Мумии вины Левита
у скал искусств… мурашки мук.
Но звук за век (ах от любви-то!)
зовет за око — Вий в окне!
Но в мире мер в сосуде литра
отнекиваться на волне…
(Ах щит Роланда, счет Гарольда!)
Вы — объясните обо мне.
Последнем Всаднике глагола.
Я зван в язык, но не в народ.
Я собственной не стал на горло.
Не обращал: обрящет род!
Не звал к звездам… Я объясняю:
умрет язык — народ умрет.
Где соль славян? О опресняя
в мороз моря… Раб — не для бурь.
(Агония обоснованья!)
Но нем в номенклатуре букв
и невидаль ли в наводненье
автопортрет мой — Петербург?
Ремарка третья: над Вандеей
гитары гарпий, флейты фей.
У нас семь пятниц на неделе:
то белены, то юбилей.
Москва! как много… в говорильне
в бинтах кровавых — фонарей!
Но ум у мумий, — гамадрилы,
мессии мяса, — племена!
На нас мундиры голубые,
мы в силах все — переина…
На берегах Отчизны — Стикса
припомните им про меня!
Страницы в море жгла синица
секретов сердца, — тот театр!
Имея меч — теряться с тирсом?
У винных вод — и ты, Тантал?
Двусмысленны все постаменты
на территории татар.
Нам жизнь не в жизнь, но все — посмертны…
Лишь жалоба календарю:
что я последний Вам в последний
уж ничего не говорю!
«Не бил барабан пред лукавым полком…»
Не бил барабан пред лукавым полком,
не мы Вашу плоть хоронили.
Чужие по духу в семейный альбом,
в келейный апломб — опустили.
Чужие по духу во все времена
закапали Вас, закопали.
Мы клятвой не сняли свои стремена,
все в тех же шеломах скакали.
Нам тризна — с трезубцем! Бесслезны сердца
торжественного караула.
О спите в кристаллах, святая сестра,
в венце легендарного гула!
Посмертное
Я умру: не желаю ни розой, ни муравьем, ни львом.
Роза: цель — поцелуй, то есть месть медицины, малосольная лимфа любовниц-мурлык — на олимпийских мускулах уст Дискобола! Или роза-мимоза в склянках столичниц Бодлера (ах, «страшные вина»!) — и ад алкоголя, мой мир, где зуб на зуб и зрак без зениц! Или зев азиатец, их роз-языков, фрезерующих фаллос в лапах Лапифа, — и «роза упала на лапу Азора»!.. Эх вы Эрос!..
Муравей: гражданин-миллиметр, труженик-миллиграмм, имя им — миллион, муравейник твой — колокол коллектива, треугол Архимеда, вулкан во века!.. Лишь Луны — лишены… Я — лунатик.
Лев: как с кляпом, как в клетке, непризнанность-гений в литаврах, Самсон-самозванец, звероморду аристократа перелизывать плебс-языком, — мертвечина-морозиво мяса, дружок!.. Но — не ранен! Кровь жив-жертвы как бьется в висках, как вкусна! Рев о Родине зла и клыка!.. (О в каких кандалах у народа мой брат-людоед!)
Не желаю — созвездьем!.. Кто вы, Близнецы-Диоскуры, — на зависть Земли, вы, статисты чертежниц-Небес (череп — тоже «на бис?»)… Я — ничей не близнец.
Не желаю — в живое!
Я умру… Не желаю ни в мрамор, ни в каплю, ни в воздух векам!
Мрамор: нео-Дедал сконструирует театр для толп, культ-культуру для хваленых художников хамства — галдеж галерей (трон-тюрьма!), лицемер, облицует и Тартар (дешевка для душ!).
Капля: даждь нам дождь для пресноводных двуножеств, родителям рода для будущих бешенств и траты труда… Или каплю-слезу — Искупителю наших Нищенств, мирозвестнику Мира, чтоб в истерике истин Его мы молились «во имя»… Войны!.. Капля-кровь…
Воздух: вот я весь — воздух, везде я: в телах теплокровных, в птичьем пространстве, в океан-плавниках!.. Не желаю себя — клоун ад-космонавтам, корабль-юбилеям, — бездарностью бездн! Не желаю, чтоб даже дышали ни конструктор костей, ни инструктор-инстант!.. Ты, анафема арфы Эола…
Человеком вторично («Восход»! «Возрожденье»!) — не желаю!.. Кому-то там вторить в торговлю, безбилетник Творца — любить тех, кого не любил при моей Безымянной, лгать гуннам и лигам («о не вы, это я — пролетарий»). Пусть умрет ум и мир мой, только — не во чловецех, я — ничей не ловец!
Маски метаморфоз — возьмите и возрождайтесь!.. Жил он так, как желал, умер так, как умел…
Заклинанье
Ты еще пройдешь через сто страстей, через сто смертей.
Ты узнаешь, узник, что укус цепей — лишь поцелуй.
Ты заплатишь за плеть сорока сороков себя.
Ты ответишь, что ты не бык боя и — о не овн!
О с одиночеством очная ставка — «о»!
Ходят хладные люди фигур, но их хлад — «про»!
Каплица-икринка упала из уст и поползла — «из»! —
что эмбрион-восьминожка родит: океан, или дитя «для» людей?
Ты еще неуёмен на ум. Не удержишь надежд.
Ты еще за тыщу запрячешь сердце щитов, — но вотще.
Не изменят тебя ни ладан на дланях ни Змий измен:
из чего-то, про кто-то, о кем-то, для чем!
Не прощайся, друг-дрозофила. Еще не гудел ген.
Это — солнечность, это — столичность. Ты будешь — быть!
Это — ночь Нарцисса и Эха. И день — дан!..
Ты еще несчастья не счел, ты еще досчитайся — до дня!
ВЕРХОВНЫЙ ЧАС1979
«Новая Книга — ваянье…»
Новая Книга — ваянье и гибель меня, — звенящая вниз на Чаше Верховного Часа!
Как бельголландец стою на мосту, где четыре жираф-жеребца (монстры Клодта!).
Нервами нежной спины ощущаю:
ДРУЖБУ ДЕРЖАВ:
гименей гуманизма — германец
мини-минетчица — франк
с кольтами заячья мафья илотов — итал
а пред лицем моим в линзах Ла Манша —
сам англосакс!
ходят с тростями туризма:
эра у них Эрмитажа…
Панмонголизм!
Ах с мухами смехом!
НЕ ПРОЩЕ ЛЬ ПЕЛЬМЕННОЕ ПЛЕМЯ!
Адмиралтейства Игла — светла, как перст револьвера, уже указующий в Ад.
Цапли-цыганки в волосьях Востока: сераль спекуляций (цены цветам у станций Метро!)
Мерзли мозги магазинов: под стеклами сепаратизма кости кастратов (эх, эстетизм!)
Там и туман… Двадцать девиц. Я, эмиссар эмансипаций, — двадцать, — вам говорю, — с фантиками, в скафандрах, морды в цементе, ремонтницы что ли они драгоценных дворцов? (Счастье — ты с чем-то?) Кто они, — я говорю, — их похвально похмелье: лицами лижут стекла у дверей, колонны зубилом клюют. Домы-дворцы забинтованы в красные медицины (нету ковров!), ибо заветное завтра — триумф Тамерлана.
СОСТОИТСЯ САТАНИНСТВО!
Тумбы афиш: темы билетов там были. Тембры певиц — наше нужное эхо энтузиазма. Что-то чтецы? В царствах концерта царит Торичелли… И тогда — и т. д. и теперь — и т. п.
Ходят машины в очках, как павлины (о как!) как малины (во щах!). Невский проспект… но — невроз, но — Провинция Императрицы Татарства. О над каким карнавалом луна Ленинграда — саблей балета!
ГДЕ ВЫ ХАРЧЕВНИ МОИ, ХАРИ ЧЕРНИ?
ВЫНИМАЕМ ВИНА В МАЕ. НЕТУ ЖИЗНИ —
НЕ ТУЖИ!
Даже дожди… Даже! — душат!.. Люди как лампочки ввинчены
в вечность но — спят: чокаются чуть-чуть головами,
целуются в лица,
листают фотопортреты свои, как некрологи,
в каменных мисках куют колбасу,
давят в духовках млечных младенцев, — картофль!
Что им Гертруда, да и они что — гневу Гертруды… Бредят ли братством, бушуют о будущем… Не обличаю, — так, по обычаю, лишь отмечаю: вот ведь везенье!
Сердце души моей в мире — светлая сталь.
Что мне бояться, — библиотек, Бабилона, бульваров?
Кого? — бедуинов?
Чьей чепухой еще унижаться мне, униату?
Ходит Художник в хитоне, плачет в палитру (падло, пилатствует!) жрет человечьих червей (врет — вермишель!). Стонут в постелях стихами девки искусства.