Как пасмурно! Как хорошо!
Под струями ливня
Отъедет полночный
Чтоб тайну во мне
Душа, за окошком
с вокзала
состав,
указала
привстав.
1965
Источник: Прислал читатель
ПОБЕРЕЖЬЕ
Дитя с миндалевидными глазами
Вбегает на приморскую веранду
И видит рыболовную шаланду
И взор кефали, застланный слезами.
Его души неопытное зренье
Предпочитает сумрак тайны знанью,
И детскому мерещится сознанью,
Что в темноте прелестнее горенье.
А за спиною — шелест мандолины,
Оливы, и платана, и агавы,
И ароматы юношеской славы
Являют на закате мандарины.
И подоконники в дикорастущих гущах
Влекут облокотиться и помыслить
О том, что всех утрат не перечислить
И не предвидеть всех блаженств грядущих.
1969
Источник: Прислал читатель
ВОРОН
А ворон: кар! да кар! —
Он вымок до костей.
А ворон слишком стар
Для кладбищ и костей —
У ворона катар
Дыхательных путей.
Болят его крыла
И легкое кровит,
На нет пошли дела,
Ужасен внешний вид.
Как черная звезда,
Он стонет по ночам,
Я слышу иногда,
И холодно плечам.
Мне страшно, я боюсь —
Пять лет как родилась.
Я к матери прошусь,
А мама поднялась
На локте молодом,
Красивая, как снег,
И говорит, с трудом
Удерживая смех,
Что ворон слишком стар,
Он вымок до костей,
У ворона катар
Дыхательных путей,
И у бедняги нет
Ни мамы, ни детей.
1963
Источник: Прислал читатель
ТЮЛЬПАН
Брониславе Захаровой
Живого чувства родненький птенец,
Как много снега и как мало зерен!
Давно бы превратился в леденец
Любой, кто был бы так же беспризорен
А ты в тени, в январском холодке
Растешь и птичьей грудкой розовеешь.
Январь, январь, январежка в руке.
Захочешь быть — любую тьму развеешь.
Сперва с трудом и без труда потом,
Настроив горло, свернутое трубкой,
Как над живым, над неживым кустом,
Ты, словно вечный, запоешь, мой хрупкий.
Я вижу этот золотой зажим,
Скрепивший голос твой с январской тучей, —
Живому чувству мы принадлежим
И в самый худший день, как в самый лучший.
Перебирая серебро колец,
Летят по небу зимние прохлады,
Оттуда смотрит сверху вниз птенец
И шлет свои младенческие взгляды.
Вейся, жилистый тюльпан,
На семи ветрах Тифлиса!
Ты и черен, и румян,
Сверстник чая и маиса!
Ты возлюблен и воспет
Кистью, струнами и словом.
Узнаю легко твой цвет
В красном, желтом и лиловом!
Узнаю тебя легко —
Где, когда и с кем ни буду,
Ты мне виден далеко,
Виден сразу отовсюду!
Да, присутствие твое
Невозможно затуманить,
Как летящее копье
Невозможно прикарманить!
Дай мне луковку свою —
В безнадежном положенье
Я с тобою постою,
Чтоб увидеть продолженье!
1976
Источник: Прислал читатель
ТРИ ЗВЕЗДЫ
Опустели дачи. Отсырели спички.
На зрачок лиловый ходят электрички.
Холодеет небо, углубились дали.
Жарю ломти хлеба, грею цинандали.
Надеваю свитер, потому что ветер.
Кто-то вереск ночью инеем отметил,
Этим и ответил на мои вопросы —
Будут ли морозы просветлять откосы
Млечным снегопадом, веяньем оттуда,
Где ничто так рядом, как намек на чудо.
А покуда — прелесть сырости осенней.
Что за птицы спелись в золоте растений,
В охре и кармине на каштане конском!
Чуден блеск в камине, в подлинном, в эстонском,
Праздник обогрева — в карей корке древа,
Сохнет обувь справа, плащ распластан слева.
Деревом и глиной этот быт старинный
Дух ошеломляет в спальне и гостиной.
В чистоте кристальной, в нищете холстинной
Обладали тайной жизни длинной-длинной.
Думаю об этом вдалеке от дома,
Но не предавая ни аэродрома,
Ни строфы, ни строчки на скамье вокзала.
Я своей тетрадке только что сказала:
Сквозняки все чаще, проливни все больше,
Дыня стала слаще, а рябина горше.
От чего отвыкла, из чего возникла —
Это дуновенье будущего цикла,
Может, я ни слова не скажу к заглавью,
А над первой строчкой три звезды поставлю.
1969
Источник: Прислал читатель
«Твой свет доходит до меня — …»
Твой свет доходит до меня —
Сквозь яркие завесы дня,
Сквозь доски аспидных ночей,
Сквозь рокот рек, сквозь жар печей
Доходит до меня твой свет
И на вопрос дает ответ —
Простой, как воздух и как хлеб,
Пустой для тех, кто глух и слеп.
Любовь, я бью тебе челом
За письменным гробостолом,
Где по скончанью наших лет
Доходит до меня твой свет.
Я бью челом тебе, любовь,
За то, что круче и нежней
Мою воспитываешь кровь —
Для черных дней и светлых дней.
Я часто вижу тень твою,
Когда в тоске как пень стою
И страшных мыслей стройный хор
Мне повторяет приговор.
Но тень твоя бросает свет
И превращает черный бред
В цветы и листья вещих снов —
Заглазных связей и основ.
И вот что я тебе скажу…
Когда я мимо прохожу
Того, что между нами было, —
Мне смертно хочется во мрак.
И я бы поступила так.
Но приструнил меня навек
Твой грозный свет — и в этом сила.
1976
Источник: Прислал читатель
«На Трафальгарской площади ночной…»
На Трафальгарской площади ночной
Крылатый мусор реет за спиной.
Обнимемся на каменной скамейке, —
Ты больше здесь не встретишься со мной.
Кровь от любви становится лазурной.
Над пылью водяной фонтанных чаш,
Над маской ночи, вещих снов и краж, —
Парит Аббатства кружевной мираж!
Кровь от разлук становится лазурной.
Земля коптит, на стенах — чернобурь,
Но Лондон брезгует скоблежкой и шпаклевкой
Ему претит угробить подмалевкой
Лазурь любви и лирики лазурь.
Лазурь любви и лирики лазурь —
Вот пар, который над лазурным шаром!
И нам с тобою — быть лазурным паром,
Небесной мглой на голубом глазу.
А посему обнимемся скорей —
Как лен и воздух, как волна с волною!
Ты больше здесь не встретишься со мною,
Лазурь любви и лирики моей!
Кровь от разлук становится лазурной.
Наш срок истек! Волшебники чудес
Трубят в рожок — что времени в обрез
И что они отходят от скамейки.
Ты больше здесь не встретишься со мной.
Но жизнь была! Такой, а не иной.
Кровь от любви становится лазурной.
А остальное стоит полкопейки.
1979
Источник: Прислал читатель
«Офелия плывет…»
Офелия плывет
В дремучих травах сизых,
И ангелы на ней
Стрекозами дрожат
И зеркальца над ней
Серебряные держат,
Чтоб видела она,
Как милосердна жизнь,
Как все-таки нежна,
И внемлет нашим просьбам,
И не бросает нас,
Когда бросают все,
И терпеливо ждет,
Останемся ли живы,
И справедлива к нам,
Оставшимся в живых.
А память — воздух, свет,
Эфир воспламененный,
Вселенский шелкопряд,
Соткавший сам себя.
А камень бирюза —
Лишь кости голубые,
Всего лишь косточки
Умерших от любви.
1974
Источник: Прислал читатель
МОЙ ПУТЬ ЛЕЖАЛ…
Вчера, в без двадцати двенадцать, в среду,
Твоя душа летала надо мной.
Я тихо шла по собственному следу,
Так ночью море ходит за луной.
Тревоги дня, смиренные покоем,
Над самым ухом пели на щеке.
Прошел скрипач с футляром и левкоем,
Похожий на пингвина вдалеке.
И длинный город сделался мишенью
Воспоминаний острых, как стекло,
Нисколько не препятствуя смешенью
Того, что было, с тем, что быть могло.
Тогда вдали душа твоя возникла —
Молочно-светлый след карандаша
Из неопубликованного цикла,
Которым так жива моя душа!
Приблизилась, вгляделась, как чужая,
И вопросила в голос: — Как живешь? —
Заранее в уме опережая
Моих признаний прямоту и ложь.
Я тихо и достойно отвечала: