Вот счастливый удел, давно желанный мною.
Отдайте ж мне коня, булат отдайте мой!
В тот дальний край я полечу стрелою
И ринуся в кровавый бой.
[ Апрель 1828 или начало 1831(?) ]
22-24. ПРИ ПРОЩАНЬЯХ
1
В стаканы чок!
И в губы чмок!
На долгий срок,
Друзья, прощайте!
Лечу к боям,
К другим краям,
Вослед орлам:
Чок — выпивайте!
Быть может, нас
В последний раз
Веселый час
Собрал за чашей.
Что ж? плакать? — нет!
В честь прежних лет,
Святых бесед
И дружбы нашей
В стаканы чок!
И в губы чмок!
И виват младость!
Она была
Не весела,
Но всем дала
Подчас нам радость,
Так в честь же ей
Стакан налей,
И виват младость!
2ТРИ СТАКАНА ШАМПАНСКОГО
Кипит шампанское в стакане,
Кипит и блещет жемчугом;
Мечты виются над моим челом,
Как чайки белые в тумане.
Налейте мне еще стакан!
Тогда рассеется туман,
И яркими чертами света
Увидит светлый взор поэта
Другого мира чудеса;
Увидит новые творенья,
Другие земли, небеса,
Мечты восторженной виденья!
Как мир тот сердцу говорит!
Там никогда надежды цвет не вянет,
Там дружба дружбу не обманет,
Любовь любви не изменит.
Там вечная весна, там вечно песнь звучит,
Но здесь наш век есть век чугунный,
На миг нам бог дает и юность и весну.
Чтоб позабыть про мир подлунный,
Прибегнете, товарищи, к вину.
Еще стакан! — и я засну
Под говор горних лир и арфы тихострунной.
3
Ударил час, прощайте, други!
Мне предстоит далекий путь.
С кем мне теперь делить мои досуги?
При ком свободно мне вздохнуть?
Пусть весел светлый край Дуная
И веселы кровавые бои;
Но верьте мне, там образ рая,
Где с вами я, друзья мои!
Надолго я расстанусь с вами;
Но под рущукскими стенами,
На поле битвы роковой,
Под ставкою, под знаменами,
В мечтах вы будете со мной.
Быть может, не венец лавровый,
Кровавый мне готовится венец,
Но над тобою, рок суровый,
И там, как здесь, возносится певец, —
И там, как здесь, в последнее мгновенье
Спокойно улыбнуся я.
Мне явятся веселые виденья,
Мне явятся далекие друзья.
А вы!.. забудете ль поэта?
В роскошной, южной стороне,
В столице шумной, в вихре света,
Друзья! вздохнете ль обо мне?
[Конец апреля 1828]
25. ЭКСПРОМТ. К Н. А. М<УХАНОВ>У
Зачем печальный и угрюмый
Мой друг молчание хранит?
Какой смущен мятежной думой,
Куда мечтами он летит?
Летит ли он в тот край далекий,
Где светел синий небосклон,
Где воды льет Дунай глубокий,
Трубою бранной оглашен?
Туда, где русские палатки
Покрыли скат крутых холмов
И жажда битв и близкой схватки
Тревожит смелу грудь бойцов?
И ты томим желаньем брани,
И ты алкаешь бурных сеч,
К мечу падут невольно длани,
В ножнах трепещет верный меч.
Но нет! Судьбы тебя сковали,
Мечу назначен долгий сон,
И тяжким облаком печали
Недаром взор твой омрачен.
Ты проклинаешь рок суровый,
Столицы дремлющей покой
И рвешь железные оковы
Увы! бессильною рукой.
[1 мая 1828]
26. СОН
Я видел сон, что будто я певец,
И что певец — пречудное явленье,
И что в певце на все свое творенье
Всевышний положил венец.
Я видел сон, что будто я певец,
И под перстом моим дышали струны,
И звуки их гремели как перуны,
Стрелой вонзалися во глубину сердец.
И как в степи глухой живые воды,
Так песнь моя ласкала жадный слух;
В ней слышен был и тайный глас природы,
И смертного горе парящий дух.
Но час настал. Меня во гроб сокрыли,
Мои уста могильный хлад сковал;
Но из могильной тьмы, из хладной пыли,
Гремела песнь и сладкий глас звучал.
Века прошли, и племена другие
Покрыли край, где прах певца лежал;
Но не замолкли струны золотые,
И сладкий глас по-прежнему звучал.
Я видел сон, что будто я певец,
И что певец — пречудное явленье,
И что в певце на все свое творенье
Всевышний положил венец.
[3 июля 1828], [Базарджик]
27. ПРОЩАНИЕ С АДРИАНОПОЛЕМ
Эдырне! прощай! уже более мне
Не зреть Забалканского края!
Ни синих небес в их ночной тишине,
Ни роскоши древней Сарая!
Ни тени густой полуденных садов,
Ни вас, кипарисы, любимцы гробов!
Эдырне! на стройных мечетях твоих
Орел возвышался двуглавый;
Он вновь улетает, но вечно на них
Останутся отблески славы!
И турок в мечтах будет зреть пред собой
Тень крыльев Орла над померкшей Луной!
[7 октября 1829], [Адрианополь]
28. ИЗ СААДИ. НА КУСОК ЯНТАРЯ
Червь ядовитый скрывался в земле,
Черные думы таились во мгле.
Червь, изгибаяся, землю сквернил;
Грех ненавистный мне душу тягчил.
Червь ядовитый облит янтарем,
Весело взоры почиют на нем.
К небу подъемлю я очи с мольбой,
Грех обливаю горячей слезой.
В сердце взгляну я: там божья печать,
Грех мой покрыла творца благодать.
[1830]
29. ПРИЗНАНИЕ
«Досель безвестна мне любовь
И пылкой страсти огнь мятежной;
От милых взоров, ласки нежной
Моя не волновалась кровь». —
Так сердца тайну в прежни годы
Я стройно в звуки облекал
И песню гордую свободы
Цевнице юной поверял;
Надеждами, мечтами славы
И дружбой верною богат,
Я презирал любви отравы
И не просил ее наград.
С тех пор душа познала муки,
Надежд утрату, смерть друзей
И грустно вторит песни звуки,
Сложенной в юности моей.
Я под ресницею стыдливой
Встречал очей огонь живой,
И длинных кудрей шелк игривый,
И трепет груди молодой,
Уста с приветною улыбкой,
Румянец бархатных ланит,
И стройный стан, как пальма, гибкой,
И поступь легкую харит.
Бывало, в жилах кровь взыграет,
И сердце шепчет: вот она.
Но светлый миг очарованья
Прошел как сон, пропал и след.
Ей дики все мои мечтанья,
И не понятен ей поэт.
Когда ж?.. И сердцу станет больно,
И к арфе я прибегну вновь,
И прошепчу, вздохнув невольно:
«Досель безвестна мне любовь»
[1830]
30. СОНЕТ
В тени садов и стен Ески-Сарая
При блеске ламп и шуме вод живых,
Сидел султан, роскошно отдыхая
Среди толпы красавиц молодых.
Он в думах был, — главою помавая,
Шумел чинар, и ветер, свеж и тих,
Меж алых роз вздыхал, благоухая,
И рог луны был в сонме звезд ночных.
« Чтоб кисть писца на камнях начертала,
Что всё пройдет»! — воскликнул падишах.
Я зрел Сарай и надпись на стенах,
И вся душа невольно тосковала,
И снова грусть былое воскрешала,
И мысль моя носилась в прежних днях.
[1830]
31. КЛИНОК
Не презирай клинка стального
В обделке древности простой
И пыль забвенья векового
Сотри заботливой рукой.
Мечи с красивою оправой,
В златых покояся ножнах,
Блистали тщетною забавой
На пышных роскоши пирах;
А он в порывах бурь военных
По латам весело стучал
И на главах иноплеменных
Об Руси память зарубал.
Но тяжкий меч, в ножнах забытый
Рукой слабеющих племен,
Давно лежит полусокрытый
Под едкой ржавчиной времен
И ждет, чтоб грянул голос брани,
Булата звонкого призыв,
Чтоб вновь воскрес в могущей длани
Его губительный порыв;
И там, где меч с златой оправой
Как хрупкий сломится хрусталь,
Глубоко врежет след кровавый
Его синеющая сталь.
Так не бросай клинка стального
В обделке древности простой
И пыль забвенья векового
Сотри заботливой рукой
[1830]
32. ПОДРАЖАНИЕ ДРЕВНИМ
«Много в Олимпе богов сильней златовласого Феба;
Что ж ты, других позабыв, жертву приносишь ему?»
— «Много сильных богов восседает на горнем Олимпе,
Все же подвластны они воли Фортуны слепой;
Феб златовласый один от дерзкой Фортуны свободен,
Жертвы ему одному гордый приносит певец».
[1830]
33. <В АЛЬБОМ П. А. БАРТЕНЕВОЙ>
Прощай, прелестный край, где токи вод целебных,
Ключи кипучие и вечные снега,
И скалы дикие среди долин волшебных,
И хищников стопой измятые луга;
Ты дал мне много наслаждений,