Ты радость возвратил и силу юных лет;
И много новых впечатлений
В часы безмолвных размышлений
Припомнит счастливый поэт.
Пришлец святой Москвы, он не забудет встречи
С пришельцами из дальних крымских стран,
Радушный их привет, и дружеские речи,
И песнь волшебную про дивный талисман.
[Лето или осень 1830(?)]
34. ЗИМА
Поля покрылися пушистыми снегами,
И солнце, скрытое туманными зыбями,
Как будто крадется невидимой стезей
От утра позднего до ранней тьмы ночной.
Прощайте, осени разгульные забавы!
Прощай, призывный рог в безмолвии дубравы,
И легкий скок коня по долам и горам,
И звучная гоньба по утренним зарям!
Когда пройдет зима? когда увидим снова
Веселый цвет лугов и поля озимнова,
Леса, согретые дыханием весны,
И синеву небес над зеркалом волны?
Вотще, исполненный невольного томленья,
Чтоб разогнать тоску и скуку заточенья,
Гляжу в замерзшее и тусклое окно:
Вокруг всё холодно, и мертво, и темно!
Вдали шумит метель, и на земле печальной
Раскинут белый снег как саван погребальный;
Вокруг всё холодно, но что ж? В груди моей
Теплее кровь бежит, и взор души светлей.
Мечта проснулася, и чудные виденья
Рисует предо мной игра воображенья.
Мне помнятся края, где, путник молодой,
Я с мирным посохом и пылкою душой
Бродил среди картин и прелестей природы;
Скалы Швейцарии, убежище свободы,
И роскошь Франции, и ты, страна чудес
И пламенных искусств, и радужных небес,
Страна Италии, где луг, и лес, и волны,
И диких гор верхи восторгов сладких полны!
Мне битвы помнятся, гусаров шумный стан
Блестящей сабли взмах, погибель мусульман,
Марицы светлый ток, Эдырне горделивый
И стройный минарет в пустыне молчаливой.
Но чаще помню я, забывши внешний мир,
На лоне юности мой беззаботный пир,
Надежды смелые, веселые мечтанья,
Давно увядшие цветы существованья;
И брата, и певца, любимца чистых муз,
И смертью раннею разорванный союз;
И с памятью утрат и прежних наслаждений
Бегут потоки слез, стихов и вдохновений.
[Конец 1830]
35. ОДА
Внимайте голос истребленья!
За громом гром, за криком крик!
То звуки дальнего сраженья,
К ним слух воинственный привык.
Вот ружей звонкие раскаты,
Вот пешей рати мерный шаг,
Вот натиск конницы крылатой,
Вот пушек рев на высотах,
И крик торжеств, мне крик знакомый,
И смерти стон, мне плач родной...
О замолчите, битвы громы!
Остановись, кровавый бой!
Потомства пламенным проклятьям
Да будет предан тот, чей глас
Против славян славянским братьям
Мечи вручил в преступный час!
Да будут прокляты сраженья,
Одноплеменников раздор
И перешедший в поколенья
Вражды бессмысленной позор;
Да будут прокляты преданья,
Веков исчезнувших обман,
И повесть мщенья и страданья,
Вина неисцелимых ран!
И взор поэта вдохновенный
Уж видит новый век чудес...
Он видит: гордо над вселенной,
До свода синего небес,
Орлы славянские взлетают
Широким дерзостным крылом,
Но мощную главу склоняют
Пред старшим северным орлом.
Их тверд союз, горят перуны,
Закон их властен над землей,
И будущих баянов струны
Поют согласье и покой!..
[Конец 1830]
36. ДВА ЧАСА
Есть час блаженства для поэта,
Когда мгновенною мечтой
Душа внезапно в нем согрета
Как будто огненной струей.
Сверкают слезы вдохновенья,
Чудесной силы грудь полна,
И льются стройно песнопенья,
Как сладкозвучная волна.
Но есть поэту час страданья,
Когда восстанет в тьме ночной
Вся роскошь дивная созданья
Перед задумчивой душой;
Когда в груди его сберется
Мир целый образов и снов,
И новый мир сей к жизни рвется,
Стремится к звукам, просит слов.
Но звуков нет в устах поэта,
Молчит окованный язык,
И луч божественного света
В его виденья не проник.
Вотще он стонет исступленный;
Ему не внемлет Феб скупой,
И гибнет мир новорожденный
В груди бессильной и немой.
[ 1831 ]
37. ДВЕ ПЕСНИ
Прелестна песнь полуденной страны!
Она огнем живительным согрета,
Как яркий день безоблачного лета;
Она сладка, как томный свет луны,
Трепещущий на зеркале лагуны;
Все в ней к любви и неге нас манит,
Но не звучат отзывно сердца струны,
И мысль моя в груди безмолвной спит.
Другая песнь! то песнь родного края,
Протяжная, унылая, простая,
Тоски и слез, и горестей полна.
Как много дум взбудила вдруг она
Про нашу степь, про звонкие метели,
Про радости и скорби юных дней,
Про тихие напевы колыбели,
Про отчий дом и кровных, и друзей.
[ 1831 ]
38. ГОРЕ
Не там, где вечными слезами
Туманится печальный взор,
Где часто вторится устами
Судьбе неправедный укор;
Где слышны жалобные звуки,
Бессилья праздного плоды, —
Не там, не там душевной муки
Найдешь ты тяжкие следы.
Иди туда, где взор бесслезный
Исполнен молчаливых дум;
Где гордо власть судьбины грозной
Встречает непреклонный ум;
Где по челу, как будто сталью,
Заботы врезана черта,
Но над смертельною печалью
Хохочут дерзкие уста.
Тут вечно горе, тут глубоко
Страданье в сердце залегло;
И под десницей тяжкой рока
Все сердце кровью изошло.
[ 1831 ]
39. НА СОН ГРЯДУЩИЙ
Давно уж за полночь, я лягу отдохнуть.
Пора мне мирным сном сомкнуть
Глаза, усталые от бденья,
И от житейского волненья
На время успокоить грудь.
Ложуся спать... Какою негой чудной
Все дышит здесь!.. Как сладко думать мне,
Что кончен день, заботливый и трудный,
Что я могу в беспечной тишине
Лелеять до утра веселые виденья,
И вольною мечтой свой новый мир творить,
И средь роскошного творенья,
Другою, дивной жизнью жить.
Пусть завтра вновь привычные волненья!..
Пусть завтра вновь!.. Да кто ж порукой в том,
Что встанет для меня денница золотая?
Кто скажет мне, что, засыпая,
Не засыпаю вечным сном?
Быть может, что Восток туманный
Зажжется в утренней заре,
А на немом моем одре
Найдут лишь труп мой бездыханный.
Подумать страшно. Сон лукав!
Что, если жизненные силы
Коварной цепию связав,
Он передаст их в плен могилы?
Что, если чувство бытия,
И страсти бурное волненье,
И мыслей гордое паренье
В единый миг утрачу я?
Я в море был, в кровавой битве,
На крае пропастей и скал
И никогда в своей молитве
Об жизни к богу не взывал.
Но в тихий час успокоенья
Удар нежданный получить,
На ложе темного забвенья
Украденным из мира быть. ..
Противно мне... Творец вселенной!
Услышь мольбы полнощный глас!
Когда, тобой определенный,
Настанет мой последний час,
Пошли мне в сердце предвещанье!
Тогда покорною главой,
Без малодушного роптанья,
Склонюсь пред волею святой.
В мою смиренную обитель
Да придет ангел-разрушитель
Как гость, издавна жданный мной!
Мой взор измерит великана,
Боязнью грудь не задрожит,
И дух из дольнего тумана
Полетом смелым воспарит.
[ 1831 ]
40. РАЗГОВОР
К чему поешь ты? Человек
Страдает язвою холодной,
И эгоизм, как червь голодный,
Съедает наш печальный век.
Угасло пламя вдохновенья,
Увял поэзии венец
Пред хладным утром размышленья,
Пред строгой сухостью сердец.
Нет, нет! Два знака примиренья
Издревле миру дал творец:
Прощения символ заветный
Один на тверди голубой
Блестит дугою семицветной
Над успокоенной землей;
Другой гремит во всей вселенной,
Для всех племен, для всех веков:
То звуки лиры вдохновенной
И глас восторженный певцов.
Мечта, мечта! Для звучных песен
Где чувства, страсти, где предмет?
Круг истин скучен нам и тесен,
А для обманов веры нет.
Науки верные расчеты;
Глупцами движимый народ;
Властолюбивцев темный ход;
Купцов смышленые заботы;
На них любуйся, их воспой!
И побежит твой стих обильный
Струею мелкой и бессильной,
Как люди в век наш роковой.
К чему хулой ожесточенной
Поэта душу возмущать?
Взойдет, я верю, для вселенной
Другого века благодать.
И песнь гремит, блестит, играет,
Предчувствий радостных полна;
И звонкий стих в себе вмещает
Времен грядущих семена.
(1831)
41. ДУМЫ
Там были шум и разговоры,
И блеск ума, и смех живой;
И юных дев сияли взоры