Венчанного злодея грудь, врага
Величия и мужества и славы,
И подданных, и царства своего.
Он выпил кровь спасителя России,
Он погубил всех доблестных вождей,
Твоей главы он хочет. О, Ермак,
И сына юного ведет с собою,
Так славно им от самых детских лет
Вскормленного в науке злодеяний.
Здесь не Москва, не трепетный народ,
[Но... я страшуся... он не изменил.
Опомниться, раскаяться он может.
Шаман проклятый! без тебя он был
Уже в моих руках, моею жертвой.
О, если твой безвременный приход
Его спасет, тогда... ты сам погибнешь,
Шаман, моя верна рука.]
Какой народ не знает о тебе,
Какой народ тебе не покорится.
Татары все, Кучумовы рабы,
Тебя в вожди, в цари себе желают.
Будь царь Сибири, и вокруг тебя
Кочующий Ногай поставит кущи.
Иди к боям; вокруг твоих знамен
Слетятся так, какхищных птиц станицы,
Калмык, киргизец, жители степей
И дикие алтайские народы,
Свирепые, как вихорь на горах,
Как Иртыша бунтующие воды,
И неисчетные, как звезды в небесах.]
К тебе из недр растерзанной России
Непобедимая стечется рать,
Бегущие неправого гоненья,
Несчастные, лишенные всего
Свирепою опалой Иоанна,
Россия!.. Чем, скажи, обязан ты
Отечеству, где нет святых законов,
Где доблестям ругается (так!) порок,
Где граждан жизнь преступников добыча
И где твоя невинная глава
Игралище Скуратовых свирепых.
Гонением да дикими лесами,
В которых ты скрывался как беглец.
Вот всё твой долг. Россия? ха! Россия!
[Ты можешь думать, что беспечный сон
Меня хотя на время посещает?
Вчера я рассказать тебе не мог,
Как мне блеснул надежды луч, как страшно
Я вновь обманут был, увы! теперь
И мщения мне боле не осталось.
Как? ты прощаешь Ермаку?
Простить?
Ему простить? Ты ль говорил, Заруцкий?
Нет, нет. Мой друг, холодный сей кинжал
В его груди напьется жаркой крови!]
Безумный!
[О, при этом вспоминаньи
Моя душа кипит. Надежды нет,
Нет мщения. Заруцкий, я бессилен.
Но меч.
Да, он умрет, но что ж? Увы!
С ним не умрет его деяний слава.]
О, если вы-не тщетная мечта,
Как, я бы стала тех трудов страшится,
Которые ты мог переносить?
Ты шел без ропота, а я бы стала
На тяжкую судьбу свою роптать?
Меня, о дочь моя, звал долг священный;
Я исполнял веление небес.
Я шел, чтоб сыну возвратить отраду,
Чтоб дать душе его покой.
Вперед, вперед мое рвалося сердце
И за собою вслед меня влекло.
Когда Кольцо бы мог остановиться,
Я, я один пошел бы. Через степь,
Через леса, через крутые горы
Я бы пришел, чтоб пред лицом небес,
И пред землей, и перед всей природой
Проклятье снять с сыновней головы.
Но о тебе как часто в мраке ночи,
Когда твой взор невольный сон смыкал,
Как часто плакал я! О, ты не зрела
Сих слез, пролитых мною о тебе!
[Но если ложной вестью я обманут...
Заруцкий правды, может быть, не знал.
Уже с утра сомнением томимый
Оставил я твой мирно спящий стан,
Когда зари лучом едва златимый
Дымился вкруг холмов сырой туман;
С тех самых пор гоним тяжелой думой,
Чтоб усмирить волнение души,
Брожу один во мгле лесов угрюмой,
Но нет покоя в мертвой их тиши.
[Ты знал несчастье?
Ах! Как молод ты,
Когда еще мечтаешь, что возможно
Без горести дожить до сих седин.
Ты счастлив, может быть, досель.
О, боже.
Смотри сюда. Не радостей рука
Так глубоко морщины начертила.
Нет, юноша, над древней сей главой
Судьба свои гоненья истощила.
Но мне ль роптать? Не горестью одной
Наполнено мое существованье.
Несчастием к земле склонилося чело,
Но не печаль, а счастья ожиданье
Меня к могиле привело.]
В сем месте, Ольга, должно нам расстаться,
Увы, навеки! Я иду к боям,
С которых мне не возвратиться боле...
Какой мечтой тревожиться Ермак?
Ты побеждал всегда, зачем же нынче
Изменит счастье твоему мечу?
Ты слышала, с прощанием последним
Он говорил мне: смерть за смерть, мой сын!
И мне ль словам родителя не верить?
Нет, Ольга, глас его был глас судьбы,
Которая слабеющему взору
Явилася в последний жизни час.
Да, я пойду к кровопролитным битвам,
Но никогда с победой не вернусь.
В земле враждебной и под чуждым небом
Определен трудам моим конец.
А ты опять в отчизну возвратишься,
Ты узришь светлой Волги берега,
Прелестный край, любимый небесами.
Но скоро весть придет издалека,
И ты услышишь, может быть, с слезами
О ранней смерти Ермака.
О! Будь счастлива, будь всегда счастлива,
Мы никогда не встретимся с тобой.
Ах, что сказал ты? Посмотри на небо
И вспомни: там он ожидает нас.
Ермак, там нет разлуки, нет печали.
Но это ли нам прежде сердца глас
И юные надежды обещали?
Зачем об них воспоминаешь ты?
Когда назад я взоры обращаю,
На бурное теченье дней моих,
Не верю я годов минувших счастью,
И памяти не верю я своей.
Прошедшее мне кажется мечтою,
В прелестном сне блеснувшей предо мною
И слишком сладкою для бедной жизни сей.
Но, может быть, ты позабыла, Ольга,
Те дни, о коих вспоминаю я.
Ах! я желала позабыть, но, боже!
Ум забывает, сердце — никогда.]
Он говорил мне: «Смерть за смерть, мой сын».
[И мне словам родителя не верить?
Нет, этот глас был глас судьбы самой,
Которая слабеющему взору
Является в последний жизни час.
Да, я иду к боям кровопролитным,
Но никогда с победой не вернусь.
В земле враждебной и под чуждым небом
Определен трудам моим конец.]
О нет, я прочитал в его душе
И знаю, он лишь часа ожидает,
Чтобы отмстить за брата своего.
Кольцо, с тех пор он мне служил так верно,
Так дружно в бой со мной всегла летал...
Он ослеплял тебя притворной дружбой,
Чтобы потом вернее погубить.
И отчего чело его мрачнеет
И дикий огнь горит в его глазах,
Когда случайно он тебя увидит.
Ты торжествуешь; он уныл, угрюм;
Несчастлив ты, и он блестит весельем.
Поверь, Ермак, поверь моим словам,
Оставь его иль он тебе изменит.]
Но верь мне, храброго и смелого бойца,
Товарища моих трудов и славы,
Торжествовать, коль ждет тебя победа,
И умереть, коль к смерти ты идешь.
О верный друг!
Не говори о дружбе,
Скажи одно: Кольцо, иди за мной, —
И я счастлив.