Этим же вечером, позвонив в дверь Лианы, д’Эспрэ очень удивился, услышав радостные восклицания из апартаментов напротив. Он растерялся: все эти нежные слова, ласковые жесты, тысяча и один знак утонченного внимания расточались ему с одинаковой пылкостью обеими подругами.
В салонном камине догорал огонь. «В разгар августа! — удивился граф. — Значит ли это, мадам, что вам холодно?» — «Это ничего не значит, — сказала Файя. — Совсем ничего! Старые газеты, они мне мешали». Д’Эспрэ склонился над очагом и понял, что она лгала: на еще не занявшихся огнем листках бумаги он признал ее почерк, различил имя: Мата Хари. Он смутился от собственного инквизиторства. Файя сожгла переписку, ну и что? Тем лучше. Она освободила ему место — хороший знак, как и радость, озарявшая ее лицо.
Они поужинали втроем у Файи, что было для них настоящим событием. Рассказывая новости, д’Эспрэ не сводил глаз с танцовщицы; два или три раза за ее необычной любезностью он разглядел что-то наигранное. Лицемерие затворницы, может быть: думая ускользнуть, она заметала следы, искала, как одурачить своего смотрителя. Она улыбалась, но ее взгляд оставался строгим, застывшим в нерушимой оправе нефритового минерала.
Граф опять испугался этой женщины, но постарался не выдать себя и продолжил делиться новостями — они вроде успокаивали. Правительство перемещалось в Бордо, и д’Эспрэ, назначенный заместителем уполномоченного по продовольственному снабжению, надеялся продолжить там свое беззаботное времяпрепровождение. В частности, он рассчитывал на сотрудничество с неким Раймоном Вентру, местным торговцем скотиной, искушенным в спекуляции всех видов. Этот человек готов был взять на себя самую неблагодарную часть работы графа: переговоры с поставщиками, управление подчиненными, — и д’Эспрэ оставалось лишь заниматься соответствующими его посту светскими обязанностями, где он будет необыкновенно полезен.
Подруги последуют за ним в Бордо, решил граф. Они с горячностью согласились, и остальную часть ночи провели предвкушая те удовольствия, которые их там ждали. Но, заговорив об очаровании Гаронны[48], д’Эспрэ уже вынашивал новую идею.
Продолжая говорить, он старался избегать взгляда Файи, заставляя себя любоваться Лианой, ее трепещущим телом, но время от времени украдкой посматривал на танцовщицу — а она продолжала улыбаться. Нет, бесполезно дальше обманывать себя: он любит Файю, он ее обожает. Это было невыносимо! Женщина, продающая свое расположение, фея эфемерной любви, переходящая из ресторана — в ложу театра, от одного любовника — к другому. В любой момент готовая отдаться и в то же время недосягаемая — женщина-мгновение. Чтобы завладеть ею, нужно вписать ее в «обстоятельства». Она еще молода, но война сузила ее возможности. Пикантность препятствия, которое необходимо было возвести, позволит ему насладиться «запретной» страстью. Эта преграда называлась замужеством. Он решил завершить дело как можно быстрее, чтобы наконец «обладать» ею в обстановке грешного, немного романтического адюльтера.
Сначала граф подумал об американце, но он не знал о том, что произошло между бывшими любовниками; более того, этот тип мог увезти Файю на другой край Атлантики. По здравом размышлении француз был бы лучше. Во всяком случае, графа не интересовала личность жениха — тот должен был лишь закрыть глаза на прошлое своей жены, а после женитьбы стать спокойным и снисходительным. Д’Эспрэ был уверен, что в Бордо легко найдет такого человека.
Таким образом, по совершенно противоположным причинам Лиана и ее любовник пришли к одинаковому решению: необходимо, чтобы Файл вышла замуж, причем как можно скорее. И тот и другой, но каждый по-своему, сделали один и тот же вывод: с этой девушкой их связывает нечто вроде любовного проклятия, — и с напускным простодушием считали, что только ее замужество сможет разрушить эти чары.
Глава двенадцатая
Все время, проведенное в поезде на пути в Бордо, Эдмон Д’Эспрэ был в отвратительнейшем настроении. Он не смог добиться для Лианы и Файи мест в парламентском вагоне, несмотря на все заверения своего начальника, и это вывело его из себя. Ему пришлось смириться и ехать одному, предварительно устроив девушек в вагоне для скота. Они прибудут в Бордо спустя двадцать четыре часа после него, а в каком состоянии, он не осмеливался думать. Д’Эспрэ уже начал бояться, что и обещанное ему доверенное лицо будет подобной химерой, а все его время займут тысячи мелких бюрократических хлопот. Он, который с незапамятных времен, и это общеизвестно, любил только красоту, рисковал быть запертым в мерзкой конторе, договариваться о соленой свинине и галетах для солдатчины.
Вот почему, едва приехав в Бордо, граф поспешил встретиться со своим помощником, который показался ему вполне способным к исполнению бесчисленных обязанностей. Но наружность этого человека совершенно не соответствовала тому образу, который создал себе д’Эспрэ: в противоположность своей фамилии, Раймон Вентру[49] был высоким, поджарым и даже мог бы казаться стройным, если бы не косая сажень в плечах и великолепный торс с мускулами, выступающими под тонкой рубашкой. Граф, описывая помощника своим подругам, использовал обиходное выражение, но оно точно выражало сущность Раймона Вентру: он был «здоров».
С соломой в волосах после вагона для скота, изнывая от ломоты во всем теле после тридцати часов путешествия, обе женщины остались безучастны к навязанным им на вокзале лирическим описаниям д’Эспрэ. Высокомерие Файи никого не удивляло. Лиана же, напротив, всегда очень живо воспринимала все события и остро чувствовала опасность, поэтому позже сама была поражена собственным безразличием к прозвучавшему имени Раймона Вентру. Но она тогда так устала, — ей хотелось побыстрее добраться до кровати, зеркала, кувшинов с теплой водой, — что вся ее интуиция улетучилась.
Тем временем д’Эспрэ не скрывал своей радости:
— Сама судьба послала мне Вентру! Подумайте, в прошлом погонщик быков, торговец лошадьми, ему известны все комбинации, цены на бобы, на соленую треску, на килограмм сала! А все эти поставщики, мелкие посредники! Он их всех заткнул за пояс!
Новая манера разговора д’Эспрэ развеселила Лиану:
— Берегитесь, Эдмон. Вы набрались выражений у вашего подчиненного.
— На войне, как на войне, мадам. Вам также должно понравиться, что он занимается не только провиантом. Он может достать обувь, ткани, бумагу, лошадей, антиквариат. Редкий человек. Он многое может. В остальном… — Граф замялся.
— Что в остальном? — заинтересовалась Лиана.
— … Думаю, мое присутствие рядом с ним… будет совершенно бесполезно. Утром я пойду в управление, лишь чтобы завизировать приказы на закупки, почту…
Он замолчал, рассматривая свои изящные перчатки табачного цвета. На его лице уже не было того сурового выражения, казавшегося приличным в начале августа. Костюм тоже не смотрелся мрачно: как и кокотки, д’Эспрэ добавлял капельку фантазии в свою одежду — кожаные гетры цвета зарумянившегося хлеба, шарф цвета глазированных каштанов, вся эта тонкая гармония бежевых и коричневых тонов, замечательно сочетавшихся с золотистыми оттенками осени в Бордо. Казалось, он сам удивлялся своей новой элегантности.
Искоса взглянув на Файю, граф смущенно продолжил:
— Впрочем, я совсем не хочу надолго здесь задерживаться.
От удивления обе женщины одновременно повернулись к нему. Лиана нарочито выдернула запутавшуюся в волосах соломинку и поправила юбку и манто.
— Эдмон! Мы только приехали!
— Конечно, конечно… Но когда вы отдохнете, мы поедем в Сан-Себастьян.
Он ждал одобрения и с делано равнодушным видом сосредоточился на нежной коже своей обуви. Было очевидно, что его августовские патриотические порывы развеялись без следа.
— Сан-Себастьян? — спросила Файя.
Этот вопрос подбодрил д’Эспрэ.
— Да, Сан-Себастьян, — заговорил он с воодушевлением. — Это в Испании, недалеко от Биарица. Даже мой начальник приватно заверил меня, что тоже туда отправится. И начальник секретариата министра просвещения! Может быть, даже, — разумеется, инкогнито, — заместитель государственного секретаря. Ах! Сан-Себастьян… Гранды, инфанта, король Испании, дипломаты, балы, казино… Всё!
— Всё, — повторила Файя, и ее глаза заблестели.
Д’Эспрэ поправил перчатки:
— Недели две или три отдохнем, я пока приведу в порядок мои дела на службе, а потом готовьтесь к отъезду. Само собой разумеется, нам придется взять с собой этого бывшего погонщика волов, Вентру. Понимаете, я не могу проехаться за его счет, не вознаградив его, такая, как бы сказать, компенсация, что-то вроде…
Он запутался. Они уже подошли к его машине — красивому служебному автомобилю с военным шофером. Солдаты суетились вокруг чемоданов. Не обращая внимания на их взгляды, Лиана прикрыла рукой рот своего любовника:
— Молчите, Эдмон, мы вас поняли. Надо думать и об удовольствиях подчиненных, не правда ли? Развлекаться, не поделившись с ними…
— Именно так! — обрадовался д’Эспрэ и поцеловал ей руку.
Лиана и Файя, несмотря на усталость, с одинаковой улыбкой согласились с его планом. Широким жестом он открыл им дверцу автомобиля.
Надо ли говорить о том, что Лиана и Файя обладали отменным здоровьем. Скука — единственное, что могло ему угрожать. Оказавшись в незнакомом месте, они на следующее утро встали такими же свежими, как и накануне отъезда. Но через три дня их румянец померк. Бордо быстро нагнал на них тоску, и если бы впереди не манила Испания, они, возможно, впали бы в неизбежную апатию.
Когда до них дошли вести о том, что гаубицы обстреливали столицу и вражеские войска были уже на Марне, девушки начали благословлять тот день, когда покинули Париж. Жителей Бордо не слишком волновало их положение кокоток, и они с улыбкой смотрели им вслед, радуясь внезапному появлению красивых женщин. В город прибыли почти все актрисы из «Комеди Франсез» во главе с Сесиль Сорель, большинство танцовщиц из «Фоли-Бержер» и все дамы, связанные теми или иными узами с министрами и парламентариями. Последние явились сюда в сопрово