– Так переубедите их, это нетрудно. Расплачьтесь, закатите истерику, начните капризничать.
– Некому, Владимир Александрович, истерики закатывать.
– Неужели так серьезно? – Он сочувственно покачал головой. – Или все дело в том, что вы сами замуж не хотите, только не признаетесь?
На этот раз Марина рассмеялась звонко и от души.
– Вы меня насквозь видите. Вас не обманешь.
– А почему, Мариночка? Хотите свободной любви и частой смены впечатлений? Или боитесь тягот быта и хозяйства?
– Ни то, ни другое. Тут вы не угадали.
– Так в чем же дело?
– Ни в чем. Просто один раз обожглась, больше не хочется.
– Вы побывали замужем, и неудачно? – догадался Соловьев.
– Нет. Я ухитрилась влюбиться в человека, который неправильно меня понял. Он был старше меня и решил, что мне нужны его деньги и связи. Я так и не смогла его переубедить. Моя беда в том, что мне не нравятся молодые мужчины моего возраста. А те, кто нравится, уже обычно к этому возрасту имеют деньги и положение и начинают подозревать меня в корысти. Их можно понять: у меня же ни кола ни двора. Да что мы все обо мне говорим, Владимир Александрович! Это неинтересно.
Только тут Соловьев заметил, что Андрей как бы выпал из беседы, и ему стало неловко. Парень, похоже, влюблен в Марину, а он, Соловьев, тянет одеяло на себя, перехватывая инициативу.
– Вам еще долго возиться с моей машиной? – спросил он, круто меняя тему разговора.
– Нет, совсем чуть-чуть осталось. Сегодня закончу. Правда, мне придется, наверное, заглянуть к вам через пару дней, проверить, все ли в порядке. Этот новый вирус действительно очень коварный. Мне уже несколько раз казалось, что я его вытащила полностью, а через десять минут опять что-то появляется. Но я его, кажется, перехитрила.
После обеда Марина снова скрылась в кабинете, а Соловьев устроился в гостиной с книгой. Через некоторое время из кухни вышел Андрей.
– Владимир Александрович, это жестоко, – сказал он решительно. – Зачем вы так с ней обращаетесь?
Соловьев оторвался от книги и изумленно взглянул на помощника.
– Вы о чем? С кем я обращаюсь?
– Я о Марине. Она же влюблена в вас, разве вы не видите? По уши влюблена. А вы ведете с ней такие разговоры да еще по самому больному бьете.
– Какая чушь! – возмутился он. – С чего вы это взяли?
– Да она сама сказала. Я же почти все время с ней в кабинете торчу, пока она работает. Она просто с ума сходит.
– Глупости, Андрей.
– Нет, не глупости, – упрямо возразил помощник. – Этого только слепой не увидит. Просто вы не хотите замечать.
– Ну и что теперь? – сердито сказал Соловьев. – Что я, по-вашему, должен теперь делать? Влюбилась – это ее проблемы, не мои.
– Но вы можете хотя бы быть с ней помягче. Она говорит, что о таком мужчине, как вы, она мечтала всю жизнь.
– Да? – скептически поднял брови Владимир. – Об инвалиде, передвигающемся в коляске, она мечтала? Или о богатом владельце собственного дома?
– Вот и вы туда же, – в сердцах бросил Андрей. – Она как раз об этом и говорила вам за обедом. Никто не хочет видеть в ней человека, все видят только щучку-потребительницу. А того, что вы – умный, образованный, тонкий, интеллигентный, она, по-вашему, оценить не может? Между прочим, она считает вас очень красивым.
– Что еще она считает? – сухо спросил Соловьев.
– Что в вас есть тайна, настоящая мужская тайна, скрытая сила, невероятная притягательность. Она от вас совсем голову потеряла, а вы…
– Я не намерен это обсуждать, – жестко сказал Владимир, снова открывая книгу.
Андрей ушел в кабинет, но Соловьев уже не мог сосредоточиться на том, что читал. Глупость какая! Эта статуэточка с глазами восторженного олененка влюбилась в него. Впрочем… Взгляды ее были очень выразительными. Да и возится она с его компьютером что-то очень уж долго. Время тянет? Может быть, Андрей не так уж и не прав. И этот разговор за обедом… Хотела дать понять хотя бы в такой форме? Забавно. Глупо, конечно, но забавно. Жалко девочку, если это правда. Глаза у нее изумительные. И фигурка. И улыбка.
Внимание его привлекли странные звуки, доносящиеся с кухни. Какое-то утробное рычание вперемежку с бульканьем. Соловьев развернул кресло и подъехал к двери. То, что он увидел, привело его в ужас. Из раковины на пол вытекала отвратительная черная вонючая вода.
– Андрей! – заорал он. – Срочно перекрывайте воду! У нас авария!
Андрей пулей вылетел из кабинета. Через несколько минут стало понятно, что без сантехника тут не обойтись – трубу надо прочищать специальным гибким тросом. Марина и Андрей схватили тряпки и принялись собирать с пола грязную воду, пока она не протекла на ковер в гостиной. Диспетчер сказала, что «аварийка» приедет в течение двух часов, не раньше.
– Ну как назло! – расстроился Андрей. – Вы же меня на сегодняшний вечер отпустили, вы не забыли? Теперь я не смогу уехать, пока воду не наладят.
Он действительно отпрашивался у Соловьева именно на этот вечер, причем загодя, еще два дня назад. Мать Андрея купила новую мебель и просила сына быть у нее, когда мебель привезут, чтобы помочь ее собрать и расставить. Она предварительно посоветовалась с сыном, на какой день договариваться о доставке, и после разговора с Соловьевым Андрей пообещал приехать во вторник после обеда. Отменять заказ на машину и грузчиков было поздно.
– Если хотите, я могу остаться, – робко сказала Марина, – подожду слесарей.
– Правда? – обрадовался помощник. – Вы не торопитесь?
– Нет, будем считать, что я все еще лечу ваш компьютер. Только вы мне покажите, где у вас трубы и вентили. А то вдруг сантехник не найдет.
– Спасибо, Мариночка, вы так меня выручите!
И только тут Соловьев сообразил, что волею обстоятельств он остается наедине с влюбленной (якобы?) в него молодой женщиной, да еще и на неопределенное время. Хорошо, если «аварийка» приедет через обещанные два часа, а если через четыре? Но ничего не поделаешь, он не может оставаться один, если в дом должны явиться посторонние. Непреложное правило элементарной безопасности. И потом, этим слесарям все время нужно что-нибудь: то тряпку подать, то показать, где вентиль, то ведро принести.
Что ж, давно он не оставался наедине с влюбленной женщиной. В конце концов это может даже оказаться любопытным.
Сантехники давно ушли, а Марина все еще была в доме, хотя работа по уничтожению упрямого вируса тоже была закончена. К собственному удивлению, Соловьев не тяготился ее обществом. Выполняя указание Андрея, она даже вывезла Владимира Александровича на прогулку, несмотря на его сопротивление, впрочем, довольно вялое. Ему действительно хотелось подышать воздухом, и против беседы с кареглазкой он тоже ничего не имел. После прогулки они пили чай, а теперь сидели в гостиной, залитой приятным полумраком и освещаемой только торшером возле низкого журнального столика. Соловьев маленькими глотками пил коньяк, Марина от спиртного отказалась – она за рулем, ей еще домой ехать.
– Я кажусь вам смешной, – полувопросительно сказала Марина.
Сейчас она была тихой и какой-то сосредоточенной, ничем не напоминая весело хохочущую молодую женщину, какой была всего несколько часов назад, за обедом.
– Ну почему же? – мягко возразил Соловьев.
Конечно, он не хотел ее обидеть. Но, кроме того, он и в самом деле так не думал. Если во время разговора с Андреем все это действительно казалось ему смешным и нелепым, то теперь, в эту самую минуту, он вдруг осознал, что ничего смешного и тем более нелепого тут нет. Почему он решил, что в него нельзя влюбиться? Из сорока трех прожитых лет пятнадцать пришлись на детство и отрочество, а на протяжении следующих двадцати шести лет он постоянно ощущал влюбленность в себя со стороны той или иной девушки или женщины. Уж в этом-то недостатка у него не было никогда. Красота, мужское обаяние, талант, сексуальная сила – все это привлекало противоположный пол, и Соловьев двадцать шесть лет плавно переносил себя из одного романа в другой и до женитьбы на Светлане, и во время совместной жизни с ней, и даже после ее гибели, вплоть до несчастья, сделавшего его инвалидом два года назад. А что, в сущности, изменилось? Он по-прежнему красив, и мужское обаяние, судя по всему, не иссякло, и талант все еще при нем. Сексуальность? Так это еще проверить надо. Главное – чтобы женщина была счастлива, а сделать партнершу счастливой Соловьев умел, в этом не может быть никаких сомнений. Каким путем? Это уже другой вопрос. Но при взаимном расположении людей друг к другу вопрос этот решается легко и к обоюдному удовольствию. Так почему же он решил, что Марина и в самом деле не может в него влюбиться?
– Мне очень приятно, что вы остались со мной, а не уехали домой сразу же вслед за сантехниками.
– Значит, я не кажусь вам излишне навязчивой? Я знаю, вы предпочли бы сесть за работу, вместо того чтобы развлекать меня светской беседой. Но у меня нет сил встать и уйти. Силы воли не хватает, – призналась она.
– И я этому рад, – улыбнулся Соловьев. – Поверьте, Марина, я искренне этому рад. Мне очень хорошо с вами. Легко, уютно, тепло. Вы удивительная женщина. Мне жаль, что вы так быстро починили мой компьютер.
– Неправда, вы сами говорили, что вам нужно работать и вынужденный простой выбивает вас из графика. Не утешайте меня, Владимир Александрович. Я все понимаю.
– Но если вы все понимаете, тогда почему до сих пор сидите на диване?
– А что я должна сделать? Уйти? Хорошо, я сейчас уйду.
– Вы должны меня поцеловать. А для этого вам следует как минимум встать с дивана и подойти ко мне.
Он вел свою партию привычно и уверенно, он обольщал женщин десятки раз и знал все тонкости и приемы этого приятного и щекочущего нервы действа. Марина встала и подошла к нему. Она была такая маленькая, что их головы находились почти на одном уровне. Соловьев осторожно взял ее за руку.
– Ну что же вы? Целуйте, коль подошли, – сказал он чуть наcмешливо.