Вот это номер! Выходит, Вера Васильевна не знала, что ее сын не по собственному желанию оставил учебу. Его выгнали со скандалом за связь с первокурсником. Как же Мише удалось скрыть от матери? Наверное, он очень постарался не травмировать ее. Можно представить, чего ему это стоило, ведь такие скандалы комсомольские организации страсть как любили доводить до сведения всех кого ни попадя, в том числе и сообщая по месту жительства и по месту работы родителей. Коротков живо представил себе, как Черкасов просил, умолял, унижался, может быть, даже давал взятки, только чтобы мать ни о чем не узнала.
– Как фамилия Нины, не помните?
– Нет. Собственно, я, кажется, и не знала ее фамилии. Просто Нина, и все. Она была из очень хорошей семьи, такая славная девочка, добрая, веселая. Я надеялась…
Вера Васильевна вздохнула, и губы ее снова превратились в узкую полоску.
– Вот эти фотографии сделаны на свадьбе Миши и Оленьки. Остальное вам неинтересно, более поздних Мишиных снимков у меня нет.
Коротков попросил дать ему групповой студенческий снимок и распрощался с матерью Михаила Черкасова.
Теперь нужно было отыскать Нину – девушку, за которой ухаживал Черкасов во время учебы в Плехановском институте. И Коротков снова отправился на квартиру, где прятали Михаила Ефимовича. К его удивлению, к вопросам о Нине Черкасов отнесся без энтузиазма, было видно, что разговор ему неприятен и тягостен.
– Не тревожьте ее, – сердито сказал он. – Она тут ни при чем.
– Но вы хотя бы знаете, где она сейчас, чем занимается? – настаивал Коротков.
– Нет. Вы должны понимать, что тот скандал ее очень травмировал. Я старался больше никогда не попадаться ей на глаза.
– Назовите мне ее фамилию.
– Нет. Я прошу вас, пожалуйста… Мне невыносимо думать, что вы будете расспрашивать ее обо мне. Не делайте ей больно.
– Но, Михаил Ефимович, прошло столько лет. Она наверняка уже все забыла, а если и не забыла, то, во всяком случае, это не может ее травмировать. Поймите же, если она была вашей подругой достаточно долго, то вполне может знать, кто из ваших знакомых затаил на вас зло. Более того, я допускаю, что она знала это, но по каким-то причинам от вас скрывала, чтобы вас не огорчать. Может быть, у нее были поклонники, которые ревновали ее к вам. Может быть, вы ненароком кого-то обидели и сами этого не заметили, а она знала, что этот человек носит камень за пазухой.
– Нет. Юрий Викторович, попробуйте понять, что ей пришлось пережить. Мы встречались с ней целых два года, весь курс знал о том, что у нас роман, мы ни от кого не скрывались, всегда были вместе. И вдруг оказалось, что я… Да, меня выгнали, но она-то осталась. И каждый день ловила на себе косые, насмешливые или даже презрительные взгляды, мол, связалась с «голубым», два года жила с ним и не распознала. Мол, думала, что он тебя любит, а он плевать на тебя хотел, ему мальчиков подавай, а ты для него была – так, временная замена, суррогат. Нина была сильной девушкой, но всякой силе и мужеству есть предел. Я не знаю, на сколько ее хватило, но не исключено, что она не выдержала и ушла из института. Наверное, она как-то устроила свою жизнь, сумела забыть ту боль, которую я ей причинил, но я не хочу, чтобы по моей инициативе и с моей подачи вы снова начали ворошить это. Пощадите ее.
Коротков и Доценко бились с Черкасовым целый час, но он твердо стоял на своем. Фамилии Нины он так и не назвал. Юрий оставил Мишу Доценко работать с Черкасовым, копаться в воспоминаниях, а сам, захватив фотографию студентов на картошке, отправился в академию с длинным названием, которая когда-то называлась Институтом народного хозяйства имени Г. В. Плеханова.
На другой день ему удалось получить список студентов того курса, на котором учился Михаил Черкасов. Среди них было семь девушек по имени Нина. И предстояло разыскать каждую из них. Коротков подумал, что в деле Черкасова они все время увязают в каких-то бесконечных проверках. Как пошло с самого начала, как началось с длинных списков фамилий тех, кто брал напрокат видеокассеты, так и продолжается. Теперь вот Нин этих искать… Ну почему Черкасов такой упрямый! Ему бы в других случаях деликатность и щепетильность проявлять. Что-то у него сердце не дрогнуло вывезти из квартиры труп мертвого Олега Бутенко и бросить в лесу. «Скорую» не вызвал, в милицию не сообщил. Вывез и бросил, как на помойку выкинул. Зато потом плакал горючими слезами, когда узнал, что, по предположениям оперативников, Олега убили. А Ниночку свою щадит. Тоже еще джентльмен выискался. Но не бить же его, коль отказывается отвечать на вопрос. А может быть, он и не деликатничает вовсе, а просто пытается что-то скрыть? Тогда тем более давить нельзя. Надо искать самим.
Однако поиск девушек, учившихся когда-то в Плехановском институте и носивших имя Нина, обещал превратиться в мероприятие затяжное. Только две из них были москвичками, остальные приехали учиться из разных концов огромного и многонационального СССР. И наверняка все они уже успели выйти замуж и сменить фамилии, не говоря уж о месте жительства.
Естественно, начать следовало с двух москвичек, их было легче искать. Одна Нина уже давно уехала из России и основала вместе с мужем собственную фирму на Кипре. Вторая работала в подмосковном Щелкове начальником финансово-экономического отдела крупного завода. Вот к ней-то и помчался на своей старенькой чихающей машине Юра Коротков.
– Черкасов? Да, помню, – кивнула Нина Кривцова, выслушав Юрин вопрос. – Это тот, которого выгнали за гомосексуализм, правильно?
– Он самый. Вы хорошо его знали?
– Нет, совсем почти не знала. То есть знала, что на курсе есть такой студент и как он выглядит, но в одной компании мы не были.
– А его девушку вы знали? Ее, кажется, тоже звали Ниной.
– Что вы, – рассмеялась Кривцова. – Ее звали совсем не так. Конечно, я ее знала. После того как Черкасова выгнали, она стала знаменитостью, на нее только что пальцем не показывали.
– Погодите, – насторожился Коротков, – я не уверен, что мы говорим об одной и той же студентке. Мне сказали, что ее звали Ниной.
Он достал большую групповую фотографию и показал Кривцовой.
– Вот это – Михаил Черкасов. А вот черненькая девушка рядом с ним. Вы о ней говорите?
– О ней. Какая же это Нина?
– А кто это?
– Это Яна. Яна Бергер.
– Но мне сказали, что ее имя – Нина, – упорствовал Коротков, уже понимая, что все кончилось. Он испытывал такое облегчение, такую ни с чем не сравнимую радость от неожиданно наступившей развязки, что даже боялся сам себе признаться в удаче. «Так не бывает, – мелькало у него в голове, – я сплю, и мне это снится».
Сыщики занимаются одновременно несколькими преступлениями, это в порядке вещей. И Миша Доценко наряду с работой по делу Черкасова имел множество других заданий, в том числе и связанных с отработкой издательства «Шерхан». Начинать принято обычно с самого слабого звена, и таким звеном ему представлялась любовница генерального директора издательства Кирилла Есипова. Прежде чем знакомиться с ней, Доценко решил присмотреться к девушке со стороны и, может быть, для начала вступить в контакт с кем-нибудь из ее окружения, чтобы побольше узнать об Оксане, собрать предварительную информацию и на ее основе разработать комбинацию «вхождения в доверие». Первые два дня наблюдения за длинноногой манекенщицей ничего интересного не принесли. Оксана выходила из дома только после обеда, встречалась с Есиповым, ездила на репетиции, съемки и показы, вечером снова встречалась с Есиповым. В первый день она ночевала у него, во второй день – у себя. Зато на третий день Доценко увидел ее вместе с сотрудником налоговой полиции Устиновым, с тем самым, у которого Миша пытался выяснить финансовые дела «Шерхана». Это обстоятельство Доценко обрадовало. Видимо, интерес уголовного розыска к издательству не остался без внимания налоговой полиции, и они со своей стороны тоже начали оперативную разработку. Более того, тот факт, что налоговая полиция, как и сам Доценко, начала именно с Оксаны, свидетельствовал о том, что и они считают девушку самым слабым, а потому и самым перспективным звеном для получения информации.
– Налоговая полиция? – задумчиво откликнулась Настя, когда Доценко сообщил ей о том, что видел Оксану вместе с Устиновым. – Это очень любопытно. Надо мне с ним встретиться. Именно с налогами-то у них самые большие проблемы, если я вообще что-то в этой жизни понимаю. Пожалуй, я смогу быть полезной товарищу Устинову, и будем надеяться, что и он меня чем-нибудь порадует.
Но ее ждало разочарование. Устинов страшно удивился ее визиту и еще больше – ее вопросам.
– Но ваш сотрудник уже приходил ко мне, – недоуменно сказал он. – И я объяснил ему, что, к сожалению, на «Шерхан» у меня ничего нет. Кроме большого острого зуба, конечно, – добавил он с улыбкой. – Они очень чисто работают, подкопаться невозможно. Я говорил вашему товарищу, кажется, его фамилия Доценко… Доценко? Я не ошибся? Так вот, я говорил ему, что приложил в свое время немало усилий к тому, чтобы подкопаться под издательство, но ничего у меня не вышло. И больше я им не занимаюсь. До поры до времени, конечно.
– Извините, – пробормотала Настя, – я просто подумала, что, может быть, у вас появилось что-то новое. Они ведь почти наверняка гонят «левые» тиражи, и в больших количествах. Неужели вы даже этого не выявили?
– Увы, – развел руками Устинов. – Уверяю вас, это первое, что в свое время пришло мне в голову. Я ведь тоже не с улицы пришел и в издательском деле кое-что понимаю. «Левые» тиражи я как раз в первую очередь и проверял. Нет там ничего. Не стану давать голову на отсечение, что в «Шерхане» работают сплошь честные ребята, но грубых и явных нарушений у них нет, это совершенно точно. А откуда у вас подозрения на «левые» тиражи?
Настя в этот момент стала казаться сама себе глупой, наивной и чрезмерно мнительной. Ну куда она полезла? Ее дело – трупы, убийства. Месть, ревность, корысть, зависть и прочие сильные эмоции. Финансовыми документами, счетами, платежными поручениями, товарно-транспортными накладными она никогда не занималась и ничего в них не понимала. А уж тем более полиграфия и издательское дело… Есть специалисты, которые собаку на этом съели, и если они говорят, что ничего нет, во всяком случае такого, за что можно реально зацепиться и вытянуть за уши уголовное дело, значит – нет. И нечего ей играть в Эркюля Пуаро и по совместительству в мисс Марпл.