–Адрес,– деловито сказал он.– Остальное на словах. Пароль: “Дядя Йося здесь работает?” Ответ: “Дядя Йося давно на пенсии”. Контрольные слова: “Я от Нолика”. Нолик – это я.
–“Я от Нолика. Нолик – это я”,– повторил Мэлс.
–Нолик – это я. А ты – от Нолика,– поправил тот.
–Понятно… Скажите,– осторожно начал Мэлс.– А вы все это… серьезно?..
–В нашем деле не до шуток,– отрезал тот.– Ты – направо, я – налево!
Они вышли из подворотни и разошлись в разные стороны.
В комиссионном магазине Мэлс подошел к уткнувшемуся в газету продавцу. Искоса глянул на осматривающих полки покупательниц.
–Простите, пожалуйста,– стесняясь, неловко начал он.– А дядя Йося здесь работает?
Продавец так же искоса стрельнул глазами на покупательниц, перелистнул страницу.
–Дядя Йося давно на пенсии,– не отрываясь от газеты, ответил он…
В подсобке магазина Мэлс примерял разноцветные пиджаки. Продавец держал перед ним зеркало, бдительно поглядывая в коридор…
Старый закройщик в испачканном мелом халате, с клеенчатым метром через шею и папиросой в зубах, щуря глаз от дыма, смотрел на Мэлса.
–Дядя Йося здесь работает?– уже смелее спросил тот…
За плотно задернутой шторой, заколов широкие штаны Мэлса в обтяг булавками, закройщик снимал с него мерки…
–Я от Нолика!– уверенно сообщил в обувной мастерской Мэлс здоровенному парню в кожаном фартуке, с зажатыми в губах гвоздями…
Сидя на лавочке, Мэлс наблюдал, как парень, разогрев паяльной лампой “манную кашу”, наваривает ее на подошвы ботинок…
Мэлс в кепке и очках с простыми стеклами, пряча лицо за поднятым воротником плаща, курил, выглядывая из-за угла дома.
Из подъезда гостинцы вышли два иностранца. Разговаривая по-английски, они двинулись по улице. Мэлс зорко огляделся: двое в сером, поотстав, направились следом за ними, еще один – по другой стороне.
Мэлс затянулся еще пару раз, бросил папиросу и двинулся навстречу иностранцам. Поравнявшись, коротким движением принял из рук в руки пакет, прошел еще несколько шагов – и бросился в проходной двор. Люди в сером побежали следом, но Мэлс легко оторвался от них, промчался через сквозной подъезд, на ходу бросил очки и кепку в урну и нырнул в метро…
Пустой пакет валялся на полу. Мэлс, растопырив руки, растерянно смотрел на себя в зеркало – в огромных башмаках сорок восьмого размера, в пиджаке с висящими ниже колен рукавами…
Очкарик-стиляга свернул в арку, сослепу наткнулся на преградившего ему дорогу Мэлса – и бросился обратно. Мэлс догнал его и прижал к стене.
–Пустите меня! Вы не имеете права!– барахтался очкарик, пытаясь освободиться.
–Тихо! Не шуми! Да не бойся ты!..
Оба замерли, дожидаясь, пока через арку пройдет женщина. Как только она скрылась за углом, очкарик снова рванулся, но Мэлс цепко держал его.
–Тебя как зовут?
–Боб… Борис Моисеевич Тойтер…
–Меня Мэлс,– он взял его безвольно опущенную руку и энергично тряхнул.– Слушай, Боб, у меня к тебе просьба – просто, по-дружески. Научи стилем танцевать!
–Что?– Боб изумленно глянул на него сквозь очки с толстыми стеклами.– Да иди ты!– оттолкнул он Мэлса и пошел в свою сторону.
Мэлс догнал его.
–Ну ты пойми, у меня, кроме тебя, ни одного знакомого из ваших!
–Нашел знакомого!– усмехнулся Боб.– Приятное было знакомство, ничего не скажешь!– Он повернулся и пошел в другую сторону.
Мэлс снова догнал его.
–Ну что тебе, трудно – два притопа, три прихлопа?.. Слушай, ты меня еще не знаешь – я ведь все равно не отстану! Боб, я тебе в страшных снах являться буду!..
В стерильно чистой квартирке Боб достал из медицинской энциклопедии несколько рентгеновских пластинок и включил проигрыватель.
–Есть три основных стиля – атомный, канадский и двойной гамбургский,– сказал он.– Начнем с тычинок и пестиков. Что такое танец как таковой? Танец – это ритмизованное движение тела. К примеру, классический или венский вальс – это трехтактное поступательное движение с одновременным вращением вокруг партнера. В чем отличие джаза от классического танца?..
–Слушай, давай без теории!– не выдержал Мэлс.
–Ну хорошо,– Боб взял одну пластинку, автоматически глянул на просвет.– Это Чарли Паркер. Перелом берцовой кости.
–У него?– не понял Мэлс.
–Нет, у больного,– ткнул Боб в снимок и опустил иглу на пластинку.– Это танцуют атомным. Становись вот так… Руку сюда… Ты партнер, я партнерша. Пошли с правой ноги… Что ты меня тискаешь!– ударил он Мэлса по руке.– Чувих лапать будешь!
–А как?
–Просто держи!
Мэлс старательно начал копировать его движения.
–Ну что ты, будто кол проглотил!– Боб встряхнул его.– Свободнее! Вот так! И поворот!..
Они закружились по комнате. Мэлс двигался все увереннее, постепенно заводясь и начиная получать удовольствие от танца. Провернув вокруг себя “партнершу”, он с такой силой дернул Боба за руку, что тот отлетел на диван.
–Ты что, спортом занимался?– спросил Боб, потирая поясницу.
–Первый взрослый разряд,– не без гордости сообщил Мэлс.
–Мэл, это не соревнования – быстрее, выше, сильнее! Это просто танец! Тут главное – драйв. Ну, энергия!– показал он.– Давай лучше канадским попробуем.– Боб поменял пластинку…
Увлеченные танцем, они не сразу заметили, что через приоткрытую дверь комнаты с ужасом смотрит на происходящее отец Боба.
–Боря, можно тебя на минутку?..– сказал он и исчез.
–Слушай,– тотчас потускнел Боб,– давай потом как-нибудь продолжим…
–Дай пару пластинок,– попросил Мэлс.– Я дома потренируюсь.
–Только не заныкай,– Боб торопливо сунул ему пластинки.
Родители Боба, такие же пухлые очкарики, проводили Мэлса до двери настороженным взглядом.
–Боря, чем ты занимаешься в этом доме в наше отсутствие?– трагически спросил отец, когда дверь захлопнулась.
–Папа, мы просто танцуем!
–Боже мой, он просто танцует! Посмотрите на него – он просто танцует!– всплеснул руками отец.– Когда в этой стране нельзя громко чихнуть, чтобы не попасть под Уголовный кодекс! В конце концов, никто не отменял статью “Преклонение перед Западом”– от трех до восьми с конфискацией. Посмотри в зеркало, Боря,– под эту статью попадают даже твои ботинки!.. Кто этот человек?
–Мой знакомый!
–Боря, почему ты такой доверчивый? У него приятная наружность работника НКВД!
–Папа, нельзя подозревать каждого встречного!
–Боря! Ты знаешь, что это такое и почему оно тут стоит?– указал отец на маленький саквояж у входной двери.
Боб тоскливо закатил глаза.
–Да, да, Боря, это то самое, что необходимо человеку в камере предварительного заключения! Дядя Адольф сидел хотя бы за то, что у него политически неправильное имя. Тетя Марта сидела хотя бы за то, что повесила портрет Сталина напротив туалетной двери. Мне они даже не смогли объяснить, за что я сижу, но этих впечатлений мне хватит до конца моих дней! Боря, в этой стране и так всегда во всем виноваты врачи и евреи – зачем ты сознательно ищешь неприятностей?
–Папа!– заорал Боб.– Ну невозможно так жить – за запертой дверью, с этим проклятым чемоданом! Ты как врач должен это понимать, это бесконечное угнетение психики, которое приводит к распаду личности!
–Боря,– всхлипнула мать.– Если тебе совсем не жалко себя – пожалей хотя бы нас с папой…
Мэлс стоял дома перед зеркалом в своем новом стильном наряде – длинном бирюзовом пиджаке, ядовито-желтой рубашке, коричневых дудочках и тракторах на “манной каше”. Он пытался взбить короткие подкрашеные волосы в какое-то подобие кока.
–Зря ты это, ой зря!– покачал головой отец. Он курил на табурете, наблюдая за сборами.– Поливалка проедет – все потечет. Тут или хной надо, или хоть луковым отваром.
Вошел Ким со скрипичным футляром – и потерял дар речи, увидев брата. Обошел его, оглядел со всех сторон.
–Мэлс… Ты что, спятил?
–А что такого случилось, Ким?– улыбнулся Мэлс.– Просто костюм другой надел.
–Ты что, собираешься в этом на улицу выйти?
–Конечно! Зря, что ли, вагоны по ночам разгружал?
–Пап, а ты что сидишь?– отчаянно сказал Ким.– Ты что, не понимаешь? Скажи ему!
–А чего – смешно, мне нравится,– сказал отец.– Мы вон в деревне тоже – вырядимся, тряпок на себя накрутим, рожи раскрасим – и айда девок пугать!
Мэлс новой вихляющей походкой прошел через кухню.
–Здравствуйте,– поздоровался он с соседками.
Те подняли головы от кастрюль – и замерли. У одной выпала из ослабевшей руки солонка и булькнула в кипящий борщ. Они молча проводили его глазами по коридору.
Выйдя из подъезда, Мэлс остановился, весело прищурился на солнце. В этот момент в спину ему ударил камень.
–Стиляга! Стиляга!– в восторге завопили малыши, сбегаясь к нему со всего двора.
–Ты что, Санек, не узнал, что ли?– спросил Мэлс у метателя.– Витька! Ленка! Это я, Мэлс!– Он едва успел увернуться от новых камней.
–Я не лягу под стилягу!– радостно крикнула пятилетняя Ленка, запустив в него еще один.
–Ну ладно! Велик опять сломается – ко мне не приходите!– погрозил Мэлс и, пытаясь сохранить достоинство, не торопясь пошел через двор, сопровождаемый ордой самозабвенно орущей малышни.
Уже не так уверенно, как поначалу, Мэлс шагал по улице. И хотя к вечеру тротуар был полон спешащих с работы людей, шел он в одиночестве. Толпа за три шага расступалась перед ним, обтекала с двух сторон и смыкалась сзади. Он искоса поглядывал на обращенные к нему со всех сторон лица: кто смеялся, кто тыкал в него пальцем, кто плевал вслед.
Он запрыгнул в переполненный автобус. Пассажиры тотчас подались в стороны, и снова он остался один в перекрестии взглядов.
–Ну и что ты нацепил это тряпье? Напомадился, как баба!– начал мужик с орденскими планками.– Ведь нормальный с виду парень, воду на тебе возить!
–Послушайте, я вам мешаю?– вежливо спросил Мэлс.
–А ты на меня голос не повышай!– тотчас заорал мужик.– А то в милицию сдам, там тебя причешут под ноль!