су оставалось на кресле, но перед ее закрытыми глазами, подобно Вселенной, расширялся целый мир. Расширяясь, он становился все дальше, а отдаляясь, все четче.
Перед Ису появился человек. Она впервые видела человека на другом слое. Истории, которые она прочла, из текста превратились в кадры, каждый на отдельном слое, которые вместе составляли целый мир. Ису уже знала эти истории, и пройти сквозь них для нее не составило труда. Внутри была Со Хаюн. Она выбирала булочки в пекарне. На ее подносе уже лежали чиабатта и булочка с кремом, и она рассматривала прилавок, размышляя, что еще взять. Никого, кроме нее, Ису не видела. Только Со Хаюн и мир окружающих ее вещей. Как будто кто-то направил на нее прожектор.
Ису наблюдала, держа дистанцию. Даже это требовало больших усилий. Вокруг разрастались и накапливались слои историй, которые Со Хаюн рассказывала Чхиу. Ису было трудно выдержать такой объем информации, несмотря на то, что все истории уже были ей известны. Кадры были основаны на воспоминаниях Со Хаюн, но постороннему человеку было трудно связать развернувшиеся сцены с ее рассказами. Вот студентка Со Хаюн за рулем, вот она плачет над фильмом, вот вскрикивает, роняя стакан, который тут же разбивается на осколки… В месте без времени и пространства кадр за кадром проносилась жизнь Со Хаюн.
Ису открыла глаза и вернулась в реальность. Она была истощена. Ладони вспотели. Впервые за несколько лет Ису почувствовала, что ее клонит в сон. Казалось, она наконец сможет крепко уснуть. Ее веки задрожали, как листья на ветру. Сидя в кресле, Ису погрузилась в сон.
Когда Ису снова открыла глаза, напротив нее сидел Чхиу. Она поправила сползшие на кончик носа очки. Чхиу наблюдал за ней с нескрываемым удовольствием.
– Вы уснули? – заметил он. – Неужели?
– Похоже на то. Я не храпела? – спросила Ису.
– Нет, только говорили во сне.
– Что я говорила?
– Я не смог разобрать. Что-то про вату, кажется… Чья вата?
– А, чиабатта.
– Чиабатта?
– Это такой хлеб.
– Хотите есть?
– Собиралась купить чиабатту…
– Во сне?
– Нет, Со Хаюн собиралась купить чиабатту.
Чхиу замер, услышав имя. Он зажмурил глаза, осмысляя услышанное. Со Хаюн, покупающая чиабатту, – это не просто случайный образ, это весьма конкретная сцена из ее повседневной жизни.
– Вы это видели? Значит, получилось? Вы можете видеть людей? Вы же не врете?
Ису нахмурилась, услышав его возбужденный тон. Впервые за очень долгое время ей удалось поспать глубоко и без сновидений, но волнение Чхиу бесследно развеяло атмосферу сна.
– Не вру. Я видела Со Хаюн. Но сделать ничего не смогла. Ни поговорить, ни осмотреться по сторонам, ни понять, где находится эта пекарня. Но да, я ее видела.
– И как? Как она? У Хаюн все хорошо? Раз она ходит в пекарню, значит, живет своей обычной повседневной жизнью?
– Давайте один вопрос зараз. – Ису поднялась с кресла и потянулась.
– Как она? Хорошо выглядит? – спросил Чхиу, поднимаясь следом.
– Я впервые видела Со Хаюн, поэтому мне не с чем сравнить. Но она выглядела нормально. Я впервые видела человека на другом слое, так что не знала, как себя вести. Каково это, жить в этом мире? Помнит ли она реальность? Помнит ли, как там оказалась?
– В «Откровении» сказано, что должна помнить. Воспоминания могут быть туманными из-за пережитого потрясения, но они остаются. Как думаете, получится с ней поговорить? Хотя бы немного?
– Я никогда в жизни так не уставала. Это отнимает очень много сил. Несопоставимо больше, чем раньше. Не уверена, что смогу с ней поговорить, если даже простое наблюдение стоит мне таких усилий. Мне нужно время, чтобы привыкнуть.
– Понимаю. Я буду ждать. Главное, что Хаюн в порядке. Я рад, что она продолжает жить на другом слое.
– Я тоже.
– Спасибо вам большое, Ису.
– Не за что. Я сама взялась за эту работу.
Чхиу хотел было продолжить расспрашивать Ису, но, глядя на нее, решил с этим повременить. Вместо этого он спустился на нижний этаж. Читать не хотелось, работать над биографией Хам Тонсу тоже. Чхиу ходил из стороны в сторону. Заглянуть в книгу за предсказанием? Написать что-нибудь на основе истории Хам Тонсу? Дочитать «Преступление и наказание», которое он начал год назад и до сих пор не мог закончить? Он ходил по комнате, не зная, за что взяться. Все ускользало, сыпалось, как песок сквозь пальцы.
Чхиу живо представил себе, как Хаюн ест чиабатту. Она любила разрезать ее пополам и класть сверху кусочек сыра эмменталь. «Она же жесткая», – говорил он. «Мне это и нравится», – отвечала Хаюн. Чиабатта была сухой и твердой, а сыр мягким. Хаюн нравилось, когда зубы впиваются в мягкий сыр. Чхиу специально купил эмменталь, чтобы попробовать так же, но так и не попробовал. Ему нравилось есть чиабатту, отрывая от нее кусочки. «Ты как будто ешь сахарную вату», – говорила ему Хаюн.
– Ты пробовала сахарную вату?
– Конечно. В детстве, в парке аттракционов.
– Здорово.
– Ага. В одной руке сахарная вата, в другой – мамина рука.
– Будешь?
– Мне так не нравится. Я люблю вместе с сыром, когда во рту все смешивается и получается хаос.
– Хаос? Они же просто смешиваются!
– Хаос – это и есть когда что-то смешивается.
Чхиу вспомнил их разговор. Хаюн здесь больше не было, но он помнил ее голос, когда она произносила эти слова. Чхиу подошел к холодильнику и достал эмменталь. Стоя на месте, он открыл пластиковую упаковку и откусил кусочек. В нос ударил насыщенный аромат, все это время скрытый под пластиком. Держа сыр в руках, Чхиу сел на стул. Хаюн живет на другом слое. Все, что он стирает, тоже оказывается на другом слое, причем на одном и том же. Что, если получится отправить ей сыр? Он сотрет его и отправит Хаюн. Так он и решил. Думая о Хаюн, о том, как она ест чиабатту, он сосредоточился на сыре в руках, на том, как он исчезает и перемещается. Возможно, Хаюн увидит этот надкушенный сыр и подумает: «Это Чхиу его прислал». Он представил, как Хаюн ест чиабатту вместе с сыром. Чхиу закрыл глаза и представил, как сам становится сыром. Как он смешивается с хлебом во рту у Хаюн. Как получается хаос. В него вонзаются ее острые зубы, пережевывают его. Липкой кашицей он проваливается к ней в горло, во тьму, в бесконечный тоннель. Чхиу открыл глаза. Сыр исчез.
3
Чхиу попросил Чаина организовать ему встречу с Хам Хуном. Тот сразу предупредил, что это не самая лучшая идея. Сказал, что само их знакомство может оказаться очень проблематичным. Чхиу это не волновало. Он хотел знать, о чем думает Хам Хун, и ради этого был готов на все. Чаин пообещать поговорить с Хам Хуном, и тот совершенно неожиданно согласился на встречу. Председатель пригласил Чхиу пообедать с ним в отдельной комнате ресторана, которым управлял его сын. Сперва он поставил условие, что при встрече должен присутствовать Чаин, но, когда Чхиу сказал, что хочет поговорить с ним с глазу на глаз, Хам Хун с легкостью согласился.
Ресторан был огромным. У входа стояла массивная стойка с вмонтированным в нее логотипом ресторана. Возле стойки Кан Чхиу встретили двое сотрудников. Они стояли бок о бок с крайне серьезным видом и, казалось, боялись даже притронуться к дорогому декору. Кан Чхиу повели вглубь широкого десятиметрового коридора, напоминавшего винный погреб. За прозрачным стеклом действительно покоились дорогие вина. Чхиу вдруг стало не по себе. Будто эти вина, похищенные из разных уголков земли, накачали наркозом и держат в неволе. Он шел медленно, рассматривая бутылки за стеклом. Провожающий его сотрудник подстраивался под его скорость. Наиболее редкие вина были подписаны, как в картинной галерее.
Интерьер ресторана был гипертрофированно роскошным. Все сверкало золотом, даже посуда больше походила на элементы декора. В центре зала находился бар, где можно было заказать вино или виски. Над ним вверх ногами, как бомбы из самолета, свисали многочисленные бокалы. Казалось, если нажать на кнопку, спрятанную за барной стойкой, они разбомбят какой-нибудь город.
Путь до ВИП-комнаты занял у Кан Чхиу целых пять минут. Он шел очень медленно, рассматривая все вокруг, но и ресторан был по-настоящему огромным, а комната скрывалась в самой глубине. Когда он вошел, Хам Хун был занят чтением каких-то документов, но, увидев писателя, тут же встал и поприветствовал его:
– Хам Хун. Приятно познакомиться.
Кан Чхиу пожал протянутую ему руку. В свои семьдесят лет председатель выглядел полным энергии. Седые волосы были аккуратно зачесаны назад, очки в роговой оправе добавляли образу утонченности. Его кожа была покрыта множеством морщин, но даже они выглядели очень аккуратными, как будто бы их тоже расчесали. Расправленные плечи, прямая осанка и стройная фигура говорили о его отношении к жизни.
– Простите, что отнимаю у вас время, – начал Чхиу.
– Извинения ни к чему. Это мне следует просить прощения: поручил вам такое тяжелое дело, даже ни разу не встретившись лицом к лицу. Давайте сначала пообедаем?
– Не буду делать вид, что я не голоден. Успел проголодаться, пока шел от входа. Такая тяжелая атмосфера, как будто я уже дней десять здесь нахожусь.
– И правда, – рассмеялся председатель. – Такой уж вкус у моего сына. В этом мы с ним не похожи.
– Интересно, какой вкус у вас.
– Люблю во всем умеренность. В моем возрасте уже пора бы знать меру. А вот сын пока не знает.
– Пустой бокал всегда можно наполнить вином, а вот то, что вылилось из переполненного бокала, уже не соберешь.
– Верно. Язык у вас хорошо подвешен, как и ожидалось. Чаин говорит, что беседовать с вами – все равно что кататься на американских горках, где вас все время бросает то вверх-вниз, то влево-вправо, так легко вы вертите мыслями в голове собеседника.
– Я не верчу чужими мыслями, я всего лишь инструмент, емкость, куда их можно закинуть и перемешать. Мало кто способен стать таким инструментом, поэтому многие пугаются, встречаясь со мной впервые. Если все тщательно перемешать, обратно уже не разберешь.