Из гаража выходит в комбинезоне мама Бена. Она симпатичнее и моложе, чем я думала, — ей лет тридцать, у нее длинные, завязанные сзади темные волосы.
Бен представляет нас, и глаза ее вспыхивают.
— Кайла? Я так рада с тобой познакомиться. — Она ведет нас — меня, Джазза и Эми — в мастерскую, заполненную оборудованием, металлоломом и скульптурами. Показывает почти законченную сову: скрученные металлические петли — когти, гайки — глаза, подшипники вместо глаз, лопасти вентилятора — перья. Выброшенный за ненадобностью металлический мусор превратился в лесное существо, которое выглядит так, словно вот-вот взмахнет крыльями и улетит.
— Как у меня на рисунке, — говорю я и вдруг замечаю, что мой лист пришпилен к стене. Она делает свою сову с моей.
Оставляем Бена дома и уезжаем. Я вижу в окно, как он машет нам и возвращается в гараж.
Спокойная, тихая, легкая, вот такая была у Бена жизнь. И теплые чувства, связывавшие его с матерью и даже с щенком-переростком, бросались в глаза. Без ПБВ, без "пилюль счастья", без выскакивающих из засады сумасшедших.
Без меня.
Вечером ко мне заглядывает Эми — поболтать. Так и знала, что придет.
— Послушай, Кайла. Я вот думала… Может, папа и мама правы.
— Правы? Насчет чего?
— Насчет вас с Беном. Я так понимаю, что вы поспорили из-за чего-то и он почти отключился. Ни он, ни ты справиться с этим не в силах… Может, все-таки рановато? Может, вам не стоит встречаться? По крайней мере пока.
— Дело не в этом! — горячо возражаю я.
— Тогда в чем?
Врать ей я не хочу, а больше сказать нечего, поэтому я просто повторяю:
— Дело не в этом.
— Ладно. Помогать тебе видеться с Беном мы больше не можем, так что отныне решай сама. Спокойной ночи. — Она поднимается и выходит из комнаты.
Себастиан вздрагивает.
— Похоже, котик, остались мы с тобой вдвоем, — говорю я, и он урчит, похоже вполне довольный такой судьбой.
Никаких поцелуев до двадцати одного года.
Ха.
Возражать Эми бесполезно, хотя вывод свой она сделала, основываясь на ошибочном рассуждении. Бену и впрямь будет лучше без меня. Как бы ни было больно, я уйду из его жизни, пока не принесла беду.
Глава 43
На следующее утро прихожу на урок биологии раньше Бена — надо бы сменить место, сесть с кем-то еще. Но вместо мисс Ферн снова приходит Хаттен, а садиться ближе к нему мне не хочется. В общем, иду к задней парте, к Бену.
— Надо поговорить в перерыве, — шепчет он.
— Не могу.
Бен вскидывает брови.
— Почему?
— Занята.
— Это тебе будет интересно. И еще кое-что про мисс Ферн. Встретимся возле библиотеки, ладно?
— Но…
— Тихо, все, — призывает Хаттен. — Надеюсь, вы провели уик-энд так же хорошо, как и я. — Он усмехается, как бы намекая, что все получилось совсем даже наоборот, и кое-кто из девочек хихикает. Наклоняется к передней парте. На нем узкие черные брюки, облегающая тело темная рубашка с расстегнутыми пуговицами. Шелк?
Бен толкает меня в бок.
— Перестань пялиться. — Я вздрагиваю и оглядываю класс. Все девчонки — и даже некоторые мальчишки — не сводят глаз с преподавателя, совершенно им очарованные. Я же просто нервничаю.
— Сегодня мы продолжим изучение мозга, — говорит он, и мне становится еще тревожнее.
Но дальше Хаттен переходит к разбору ошибок в наших прошлых работах. Нам показывают бесконечные слайды, сканы и рисунки мозга — и урок, минута за минутой, движется к концу. Ничего не случается до самого звонка, когда он подмигивает мне.
На этот раз незамеченным знак внимания не остается, и завистливые взгляды дают понять, что меня ждет расплата. Позже.
Любопытство все-таки берет верх. Бен топчется возле библиотеки.
— Ну, что у тебя?
Он смотрит на меня, и по его лицу проходит тень.
— Не здесь. Идем прогуляемся.
Я иду за ним к школьным воротам. Смотрим по сторонам — влево, вправо — и выскальзываем в рощу. Туда, где Феб рисовала свою малиновку, вроде бы давным-давно, а на самом деле совсем недавно. Не прошло еще и трех недель. Идем молча по главной дорожке, потом сворачиваем на тропинку и углубляемся в чащу. Бен по-прежнему ничего не говорит и только мрачнеет и замыкается. Желание поговорить, если оно и было, испарилось.
— Так что там с мисс Ферн? — напоминаю я, не выдержав.
Он вздыхает.
— Ладно, начнем с нее. Я говорил, что мой отец — учитель в начальной школе? Вчера он и еще один преподаватель навещали мисс Ферн, с которой учились в колледже, в больнице.
— И как она?
— Выздоравливает. Множественные переломы: лежит на вытяжке.
— Так она действительно попала в автомобильную аварию, как все говорят? Это был несчастный случай?
— Несчастный — да, но не случай. Ее столкнули с шоссе.
— Лордеры? — шепотом спрашиваю я.
— Нет. — Бен качает головой. — Следствие еще идет.
— Но если не лордеры, кто еще мог сделать такое?
Он пожимает плечами.
— Понятия не имею. Просто подумал, что тебе будет интересно.
— Это все? Мне надо возвращаться…
— Кайла, послушай. Я обещал не предпринимать ничего, не поговорив раньше с тобой. Вот и разговариваю.
— О чем? — спрашиваю я с беспокойством. Что-то не так.
— Вот об этом. — Он закатывает рукав, обнажая "Лево". Яркий металлический браслет с цифрами на зеленом фоне — 7.8. Почему так высоко? Особенно счастливым Бен не выглядит. Он сжимает браслет другой рукой и резко поворачивает. Лицо искажает гримаса боли.
— Остановись! Что ты делаешь!
— Посмотри. — Бен вытягивает руку и поворачивает так, чтобы я увидела браслет. Цифры на зеленом изменились незначительно — 7.6, хотя после такого обращения с прибором уровни должны были бы улететь на дно.
— Не понимаю. Как ты это сделал?
— Принял одну из тех таблеток, что дал Эйден, и теперь, что бы ни делал, уровень не опускается. Много чего пробовал, но цифры одни и те же.
— И что?
— Неужели не понимаешь? Связь между "Лево" и мозгом блокируется таблетками. Прибор можно снять и не отключиться. — Лицо его сияет, глаза блестят от возбуждения. Как у больного.
— Ты не знаешь этого наверняка, — возражаю я, но мысли уже бегут в новом направлении. А если он прав? "Лево" считывает эмоции посредством чипа, хирургическим путем имплантированного в мозг. При слишком низком уровне он активирует устройство, которое на короткое время останавливает кровоснабжение мозга и вызывает потерю сознания, отключку; при еще более низком уровне кровоснабжение прекращается перманентно; далее следуют судороги и смерть. А если уровень не меняется?
— Да! Все складывается! Эйден ведь и говорил, что террористы снимают "Лево". Таблетки блокируют связь между мозгом и браслетом. Должны. — Он хватает меня за руку, заглядывает в глаза. — Подумай, Кайла, как здорово быть самим собой. Чувствовать что хочешь.
Он притягивает меня к себе, обнимает, и мое сердце бьется быстрее, в кожу как будто вонзаются тысячи иголочек, а тело желает чего-то неведомого и запретного. Чего-то, что мне до́лжно избегать из-за "Лево". Каково оно, без него? Мы могли стать теми, кем хочется, быть вместе. Никто не мог бы сказать, что мы дестабилизируем наши уровни. Мы могли бы радоваться или печалиться — как угодно.
Да только это сказка. В этом мире для нас места не будет.
Я отстраняюсь.
— Что ты планируешь?
— Думаю принять несколько таблеток, а потом срезать и уничтожить "Лево".
Страх распускает щупальца внутри. Нет, Бен, нет.
— Что? Ты с ума сошел?
— Нет. Я был сумасшедшим, когда поверил всему, что мне сказали. Теперь я в своем рассудке. Эйден был прав, хотя и не до конца откровенен. С нами обошлись несправедливо. Посмотри хотя бы на то, что произошло вчера. Если бы рядом не оказалось Джазза и Эми…
Бен вздыхает, не договорив. Мне тоже не хочется об этом думать. Прошлым вечером я сопроводила это воспоминание к маленькой дверце в темном уголке мозга, пинком загнала его в камеру и заперла крепко-накрепко. И вспоминать о нем не желаю — чтобы не вылезло.
— Нет, Бен, ты не должен это делать.
— Эйден сказал, что террористы делали и у них получилось.
— Но получилось не у всех. Он сказал, что были и сбои. Ты не знаешь, как они это делали. И не забывай про боль. Ты ощущал ее, когда повернул свой браслет. Я же видела по твоему лицу. Какие-то связи остаются.
Он пожимает плечами.
— Переживу.
— Ошибешься — можешь умереть.
— А какой смысл жить вот так, как живем мы?
— Не говори так. И "Лево" невозможно срезать обычными ножницами, а уничтожить прибор практически невозможно.
— У мамы в мастерской есть инструмент, который режет любой металл. Я постоянно помогаю ей и знаю, как им пользоваться.
Мысли мечутся по сторонам; мне нужен аргумент, который дошел бы до Бена.
— Подожди. А что потом? Если ты снимешь его, что дальше? Ты же не сможешь остаться в семье, не сможешь ходить в школу. За тобой придут лордеры.
— У меня есть план, — говорит Бен, но на мои расспросы не отвечает.
"Эйден не был до конца откровенен. Он хочет присоединиться к террористам".
— Ты же не думаешь… нет. Ты же не станешь… Не пойдешь к АПТ.
И я вижу там, в его прекрасных глазах, подтверждение моей догадки. Бен хочет быть террористом. У меня перехватывает горло. Он ничего о них не знает. Не знает, что они творят. Он никогда не сможет совершать то же, что и они, и все равно думает об этом.
— Только так можно заставить правительство услышать, склонить их к переменам. Неужели ты не понимаешь?
Я качаю головой и отступаю. Что это, Бен или таблетки? Неужели это они натолкнули его на такие мысли?
— Посмотри на себя, — продолжает он. — После того, что случилось вчера на тропинке, ты даже смотреть на меня не хочешь. И разговаривать не хочешь. Я — ничтожество. Я ни на что не годен.
— Ты ни в чем не виноват, и дело тут в другом!
— В чем же тогда?
— И ты сам постоянно доказываешь это.