Я вздрагиваю, оглядываюсь, возвращаюсь в настоящее.
— Да, конечно. Как его зовут? — спрашиваю я, поглаживая конскую гриву.
— Джерико, — отвечает доктор Лизандер. — А это мой Хитклиф. — Она похлопывает свою лошадь по шее, та бьет копытом и фыркает.
Мы пускаем лошадей шагом по дорожке. Ее охранник держится сзади, как и обещал, но явно недоволен этим. Я уже чувствую, как он готовит целый доклад, который отправится прямиком к Коулсону. Мысленно встряхиваюсь. Сегодня это едва ли будет иметь значение, ведь так?
Мало-помалу мы начинаем двигаться немного быстрее. Я подгоняю Джерико коленями, чтобы увеличить расстояние между охранником и нами до того, как позову Катрана.
Она искоса поглядывает на меня.
— Эти пропавшие больничные записи о твоем друге Бене. Они не единственные, — говорит она, понизив голос. — Я тут кое-что проверила, есть и другие. Пробелы в данных о пациентах, и не только.
— А что еще?
— Есть и пропавшие врачи. — На лице ее написан ужас.
Я фыркаю про себя. Могу поспорить, один пропавший врач беспокоит ее куда больше, чем сотни Зачищенных.
— И что это значит? — спрашиваю я, а сама гадаю: могут ли пропавшие врачи быть в той же так называемой школе, что и Бен?
Она колеблется.
— В данный момент я могу лишь строить предположения, и все они не из приятных.
Я смотрю на нее и наконец задаю вопросы, которые уже некоторое время не дают мне покоя:
— Почему вы мне все это рассказываете? Почему не выдали меня, когда заподозрили, что я начала вспоминать? Зачем встретились со мной здесь? Я не понимаю.
— Частично, это любопытство. И я хочу знать, что пошло с тобой не так, чтобы предотвратить повторение подобного в будущем.
— И?
Она медлит в нерешительности, качает головой.
— Такая сентиментальность с моей стороны. Ты напоминаешь мне одну девушку, которую я знала в школе, много лет назад, — говорит она, и на лице у нее отражается печаль.
— А что с ней случилось?
— Она участвовала в волнениях, и ее поймали. Тогда другого выбора не было: ее казнили. — Доктор Лизандер оглядывается. — Ну, довольно твоих вопросов и прошлого. Наш охранник достаточно далеко от нас, Кайла, так что ты можешь расслабиться. Теперь твоя очередь. Расскажи мне все, как обещала. Что ты помнишь? Почему ты помнишь?
Я могла бы нажать на коммуникатор у себя на запястье, чтобы подать сигнал Катрану и закончить этот разговор еще до того, как он начнется. И все же… ее глаза. Такие пытливые. Единственное, что я могу для нее сделать, это правдиво ответить на ее вопросы. Может, ей удастся разобраться в том, в чем не могу разобраться я. Или это просто потому, что какая-то часть меня запрограммирована отвечать на ее вопросы? Нико был бы взбешен, но его здесь нет, и он не слышит.
— Я помню странные вещи: картинки, звуки, ощущения. Людей и места, связанные между собой и бессвязные. Это очень трудно объяснить. Вот, к примеру, когда я села на эту лошадь; ощущение, как она двигается, вызвало разные ассоциации и чувства из какого-то другого времени, но я не знаю, когда и где.
— Поразительно, — говорит доктор. — Все сканы и исследования, которые ты проходила перед выпиской из больницы, говорили, что все так, как и должно быть.
— По-настоящему это началось не тогда. Тогда не было ничего, кроме снов. А когда я вышла из больницы, ко мне начали приходить воспоминания. Поначалу отрывочно, по кусочкам.
— А потом?
Я медлю в нерешительности. Потом был Уэйн.
— Я подралась, и после этого воспоминания буквально нахлынули на меня. И это, — я показываю на свой "Лево", — теперь бесполезно. — Я кручу его, чтобы продемонстрировать.
— Я не понимаю, как такое возможно.
— Я тоже совершенно не понимаю. Но кое-что знаю. Я от рождения левша, не правша. В "Свободном Королевстве" я проходила какое-то обучение, какую-то подготовку, хотя точно не знаю какую. Но в результате я как будто разделилась надвое, и мои воспоминания поделены между ними: между правшой и левшой. Когда мне стирали память, то думали, что я правша, потому что тогда я была ею. Другая спряталась глубоко внутри.
— Интересно. Крайнее воздействие обстоятельств может иногда вызвать диссоциативное расстройство психики. По существу, раздвоение личности. — Она словно уходит в себя, размышляет. — Теоретически возможно вызвать такое раздвоение личности, чтобы одна личность сохранила воспоминания другой. Но только крайними методами: намеренной травмой или насилием над природой настолько серьезным, что раздвоение — единственный способ для личности выжить.
От ее слов у меня по спине бежит холодок. Какой травмы было бы достаточно, чтобы добиться этого? Сделал ли это со мной кирпич Нико?
— Но, Кайла, я не понимаю, для чего кому-то нужно было это делать.
— Чтобы часть меня пережила зачистку.
Доктор Лизандер устремляет на меня потрясенный взгляд. Я прямо вижу, как в голове у нее крутятся колесики, когда она обдумывает значение этого.
— На эту тему велись долгие споры, и ученые пришли к выводу, что такое невозможно. — Что-то еще отражается у нее на лице, в глазах. — Кайла, почему тебе стерли память? — мягко спрашивает она.
— Меня схватили лордеры. Разве этого нет в моем файле?
— Данные о тебе гласят, что тебя поймали во время террористической атаки. Ты была внесена в список как Джейн Доу, неустановленная личность.
Говоря это, она скептически вскидывает бровь.
— Джейн Доу? — потрясенно переспрашиваю я. — Но ведь при рождении всем делают анализ ДНК, разве нет?
— Согласно закону — да. Но иногда дети рождаются в каких-нибудь глухих местах, у родителей, которые ведут тихую жизнь, и они умудряются обойти закон.
От всей этой информации у меня голова идет кругом. Возможно ли, что лордеры не знали, кто я? Даже при том, что я была заявлена как пропавшая без вести? Не могу поверить, что они не следят за этим незаконным веб-сайтом. Но, может, это объясняет кое-что еще.
— Если они не знали, кто я, то откуда узнали мой возраст, можно стирать мне память или нет?
— Простой клеточный анализ очень точно определяет возраст, Кайла, что и было проделано согласно закону. Тебе еще не исполнилось шестнадцать, когда тебе провели зачистку.
— Нет, мне уже было шестнадцать, я знаю. Я помню дату своего рождения.
— Ты, должно быть, ошибаешься. Это надежный анализ. Но довольно отвлекаться. Вернемся к моему вопросу. Почему тебе стерли память? — спрашивает она снова, и я прихожу в замешательство.
— Не знаю. Я не помню, что произошло.
Она переводит взгляд на что-то сзади нас,
и глаза ее делаются большими. Я оборачиваюсь и вижу, что Катран повалил на землю ее охранника. Но я их еще не звала. Я хотела, чтобы мы сначала удалились от него. Что происходит?
И тут доктор Лизандер поворачивает в другую сторону и пускает свою лошадь в галоп. Я чертыхаюсь. Отвлеклась на ее вопросы! Нужно было схватить ее, сделать что-нибудь. Но не успеваю я погнаться за ней, как она останавливается, резко натянув поводья своего Хитклифа. Поднимает руки, показывая, что сдается. Почему? А потом я вижу впереди двух наших с оружием, направленным на Хитклифа. Рисковать своей лошадью она не хочет.
Сзади раздается сдавленный, булькающий звук, и я оборачиваюсь. Катран держит телохранителя, вывернув одну его руку за спину, но потом отпускает и отталкивает.
Вытирает нож о траву, а л ордер кулем валится на землю.
Красное.
Не одна капля крови, которую я пыталась выпустить себе вчера. Целое море. Все его горло в крови, и она пульсирует вместе с сердцем. Тело дергается, затихает, а я валюсь с лошади.
Глава 38
Во рту кисло, противно, а вокруг темнота. Я лежу на чем-то мягком. Голова как будто набита ватой. Где… что? Глаза открываются. Все расплывчато, но после того, как я несколько раз моргаю, картина проясняется.
Маленькая комнатушка. Закрытая дверь. Одно квадратное окно с решеткой. И я не одна. Доктор Лизандер стоит в нескольких шагах, смотрит сквозь решетку.
Я сажусь.
Услышав, она оборачивается.
— Все в порядке, Кайла? — спрашивает тихим, спокойным голосом.
Я в полном замешательстве.
— Что случилось? — спрашиваю я каким-то не своим голосом.
— Возможно, ты знаешь лучше меня. А может, и нет. Тебя, похоже, заперли тут вместе со мной.
Во рту отвратительный, кислый вкус. Одежда вся перепачкана. Грязь и… блевотина? От вони меня тошнит, и я делаю медленные, глубокие вдохи, пока тошнота не проходит.
— Здесь есть вода?
— Нет. — Она стучит в дверь. — Эй, кто-нибудь! Нам нужно воды. — Ее голос звучит с обычной спокойной уверенностью, которая здесь может не подействовать.
За дверью слышится какое-то бормотание. Через некоторое время голос:
— Отойдите от двери.
Дверь открывается, в нее заглядывает Тори.
— Ну и воняет тут. — Она морщит свой безупречный носик, смотрит на меня. — Это от тебя воняет!
За ней виден Катран, он сидит на стуле с пистолетом в руке. Я узнаю кабинет Нико. Значит, мы там, где я и думала, но почему я?
В душе поднимается волна страха. Возможно, Нико узнал о Коулсоне и считает меня предателем.
Катран чуть заметно качает головой, пока Тори дает доктору Лизандер бутылку воды. Его глаза говорят: молчи. Жди.
— Выпустите меня, — говорю я, но получается не громко и требовательно, а слабо и жалостливо.
Тори смеется.
— Это вряд ли. — Она уходит, ужасно довольная, и запирает дверь.
Доктор Лизандер делает несколько глотков, потом передает бутылку мне.
— Выпей все, а то после этого у тебя будет обезвоживание. — Она жестом указывает на мою перепачканную одежду.
Я пью, потом, отыскав чистый краешек рукава, смачиваю его и вытираю лицо. Что же до остального, это безнадежно. Я вздыхаю. В голове стучит. Что произошло? Пытаюсь сосредоточиться, думать, но в голове туман.
— Раньше я думала, что из тебя выйдет хороший врач, Кайла, но вижу, что ошибалась. У тебя всегда была боязнь крови?