abuela Кармелу и…
Папа разражается тирадой, приказывая мне немедленно возвращаться домой, и спрашивает, с кем я. Я хочу солгать, что одна или с Деми, но решаю рассказать правду. Когда я говорю, что провела ночь в грузовике в горах с Райаном, он приказывает мне немедленно вернуться домой и вешает трубку.
– Как все прошло? – спрашивает Райан, когда я кладу телефон себе на колени.
Я не отвечаю. Мне хочется плакать. Я явно не принимаю это как чемпион.
– Настолько хорошо, да? – Он протягивает руку и берет мою, но я отталкиваю ее.
– Думаю, он может навредить тебе, – говорю я Райану, и мой голос дрожит.
– Я приму это как чемпион, – шутит он.
– Не смешно. – От одной мысли, что Райану могут навредить, мой желудок начинает скручивать.
Мне восемнадцать, и я вроде как больше не ребенок, но моя жизнь всегда шла под диктовку родителей. Фальшивая свобода, которая у меня была – это столько свободы, сколько они решали мне дать. Пришло время самой принимать решения.
Мы едем несколько часов. Все мое тело напрягается, когда я вижу указатель на Панче.
Пикап, обычно наполненный нашими бесконечными разговорами, внезапно становится жутковато тихим, пока мы направляемся по дороге к «Ла Хоя де Сандоваль». Вообще, мне впервые страшно возвращаться домой.
Папа, Джерардо и полдюжины других телохранителей ждут нас перед воротами.
– Не выходи из пикапа, Райан, – умоляю я. – Пожалуйста, пообещай, что не выйдешь из пикапа.
Он поворачивается ко мне с извиняющимся выражением лица. Я знаю, что он собирается выйти. Я никогда не видела папу таким злым, но я никогда раньше и не проводила ночь с парнем.
Я выпрыгиваю из грузовика, чтобы помешать папе наброситься на Райана.
– Это моя вина, – лихорадочно говорю я. – Я солгала Райану, сказав, что ты разрешил. Потом наш пикап сломался, и я сказала ему, что небезопасно…
– Entra a la casa[81], Dalila, – приказывает папа.
– Но папа!
Он даже не смотрит на меня.
– Заходи в дом, – снова приказывает он.
Он изменился всего за несколько недель. Из любящего отца стал жестоким, непрощающим диктатором.
Взгляд отца направлен на Райана, вышедшего из грузовика. Я знаю, что произойдет. Вряд ли папа собрал своих наемных громил, чтобы просто убедиться, что Райан пообедает, прежде чем отправится в спортзал.
Они здесь, чтобы напугать его и, возможно, избить.
Я не дам этому произойти. Я поклялась себе, что буду защищать его, и не стану стоять в сторонке, раз он попал в неприятности из-за моей лжи.
Я спешу к Райану и обнимаю его.
– Все нормально, Далила, – говорит он спокойным тоном.
Почему он так спокоен? Ему все равно, что его могут побить несколько мужчин?
– Дон Сандоваль, пожалуйста, примите мои извинения, – говорит Райан с таким достоинством и уважением, что мое сердце готово взорваться. Он обнимает меня, словно защищая. – Далила просто хотела навестить свою бабушку, и я подумал…
– У тебя нет права думать ни о чем касательно моей дочери, – говорит папа сквозь сжатые зубы. – Далила, я не стану повторять.
– Иди, – подталкивает меня Райан, убирая от меня руки. – Со мной все будет в порядке.
Я думаю о словах, которые он говорил. «Я приму это как чемпион». Но я не хочу, чтобы ему навредили. Если бы папа просто послушал меня, то понял бы, что это моя вина.
– Пообещай мне, что не навредишь ему, папа! – кричу я. – Он ничего плохого не сделал. Он мне просто помог. – Я не могу отпустить Райана, пока не получу обещание. Я знаю, что публично проявляю неуважение к отцу, не подчиняясь его приказам. Но я должна встать на защиту Райана.
Как он бы защитил меня.
– Просто иди в дом, – говорит Райан. – Делай, что говорит твой отец.
– Только если он пообещает, что не тронет тебя.
– Ладно, – говорит папа. – Я его не трону.
Я осторожно отхожу от Райана и бросаю на него последний взгляд. Он ободряюще кивает, и я прохожу через ворота «Ла Хоя де Сандоваль». Я оглядываю разноцветные картины на стенах, мозаику на полу. Раньше ее роскошь радовала меня, но теперь она кажется фальшивой и вымышленной. Это не драгоценный камень joya. Это просто фасад.
Впервые в жизни я не чувствую себя дома в «Ла Хоя де Сандоваль».
Тридцать первая глава
Райан
Я знаю, что сейчас буду жрать дерьмо. Я один, а против меня больше, чем просто горсточка, наемных громил. По поведению отца Далилы видно, что он реально хочет убить меня.
Я понимаю, что ему противен тот факт, что я провел ночь с Далилой. Мне не нравится, что она пыталась с ним поговорить, а он не стал слушать. Он отказал ей в праве голоса.
Когда Далила оказывается дома в безопасности, я направляюсь обратно к пикапу. Но двое телохранителей дона Сандоваля преграждают мне дорогу.
– Я еще с тобой не закончил, – говорит дон Сандоваль пугающе спокойным тоном.
– Вы же понимаете, что это шестеро против одного? – спрашиваю его я.
– Ходят слухи, что ты хороший боец, и я не собирался рисковать. Я позаботился, чтобы преимущество было на моей стороне. – Он ходит туда-сюда передо мной, скорее всего, раздумывая, как именно заставит меня заплатить за ночь с его дочерью. Правда в том, что я заслужил его гнев. Его дочь провела вовсе не невинную ночь в моих объятиях.
Он кивает своим подручным, и они хватают меня за руки, заключая в железные тиски. Я сопротивляюсь, но быстро понимаю, что, хоть и могу вырваться из рук этих двух клоунов, меня будут ждать еще четыре.
Дон Сандоваль подходит прямо ко мне, так что у меня нет иного выбора, кроме как вдохнуть запах его дорогого одеколона.
– Послушай меня, придурок, и послушай внимательно, – говорит он сквозь сжатые зубы. – Ты больше никогда не станешь разговаривать с моей дочерью или смотреть на нее. Ты меня понял?
Я смотрю прямо в его пронзительные глаза, не произнося ни слова. Я не могу пообещать, что буду держаться от нее подальше. Она стала моим спасением. Она видит во мне ценность, которую я сам не вижу.
Он кивает самому большому парню с чрезмерно большими бицепсами и полным отсутствием шеи. Я помню, что он был главой охраны на дне рождении Далилы. Джерардо.
Джерардо подходит ко мне и собирается ударить. На адреналине я вырываюсь из хватки двух клоунов и уклоняюсь от его атаки. Чисто инстинктивно наношу крепкий правый хук в большое лицо Джерардо, прежде чем меня опять хватают. Клоуны крепко держат меня в этот раз, и, когда разозленный Джерардо наносит удар, по моим губам течет кровь.
Не произнеся ни слова, не издав ни звука, он бьет меня в живот. Его кулак кажется стальным молотком. Черт, больно. Я выпрямляюсь, но мое лицо ничего не выражает. Я не хочу, чтобы эти парни поняли, как больно мне было. А это было больно. Очень.
Вот чего стоит обещание дона Сандоваля не трогать меня.
Джерардо бьет меня в живот своим кулаком-молотом еще два раза. Я не собирался падать на землю, когда клоуны отпускают меня, но боль сильнее моей воли, и внезапно я оказываюсь в пыли. Единственное удовлетворение – утром у того парня будет большая опухшая губа из-за меня.
Дон Сандоваль становится на колени рядом со мной.
– Если я узнаю, что ты работаешь на «Лас Калаверас» и заманиваешь мою дочь в какую-то отвратительную игру, я убью тебя.
Эти слова все еще висят в воздухе, когда они уходят, оставив меня рядом с пикапом, и исчезают в доме.
Немного отойдя от побоев, я встаю, забираюсь в машину и разглядываю вход на территорию дома. С двух сторон от ворот с металлоискателем стоят две статуи ангелов. Что в действительности спрятано за этими воротами, кроме Далилы и ее семьи?
Я хочу позвать Далилу с собой, уговорить оставить это место позади и провести остаток жизни со мной. Но я не могу так поступить. Страна фантазии нереальна. Последние сорок восемь часов могли быть просто сном. Все кончено. Ради безопасности Далилы я должен ее отпустить. Встречи со мной лишь принесут ей неприятности и разобьют сердце.
Проблема в том, что это пугающее ощущение, будто я только что потерял часть себя, не уходит.
Я даже не знаю, кто такие «Лас Калаверас». Это картель, угрожавший дону Сандовалю и его семье? А если дон Сандоваль – враг «Лас Калаверас», значит ли это, что он связан с «Лос Рейес дель Норте»?
Пока я еду обратно к спортивному залу, я не могу придумать, что сказать Камачо, когда он придет тренировать меня завтра. Я точно получу за то, что нарушил его правило насчет девушек. Когда он узнает, что я был с Далилой Сандоваль, он надерет мне задницу. Или даже хуже – перестанет меня тренировать.
Когда я добираюсь до спортзала, на парковке стоят несколько машин, что необычно. Кровь в моих венах закипает, когда я вижу, что у моего Мустанга порезаны шины и разбиты стекла.
Я выхожу из грузовика и иду к своей машине.
Черт.
Моей маленькой ржавой развалюхе не хватало только бензина, когда я оставил ее здесь вчера утром. Теперь это гора металлолома.
– Добро пожаловать домой, Райан, – говорит кто-то у входа в спортзал. Это Рико, последний, кого я хочу видеть сегодня.
– Хорошо провел время с Далилой вчера ночью? Черт, бро. Кто-то точно выбил из тебя дерьмо.
Позади него стоят шесть парней, и у меня появляется ощущение дежавю. Отец Далилы, возможно, отпустил меня только для того, чтобы я столкнулся с Рико. Рико, пытающийся казаться изысканным и царственным, – всего лишь бандит. Его дизайнерский костюм и дорогая машина – всего лишь прикрытие. Под всем этим сверкающим дерьмом – кусок мусора, который думает, что владеет людьми.
Ну, мной он не владеет. И Далилой тоже.
Мне снова надерут задницу. Или, возможно, убьют. Матео бы встал на мою сторону, но его здесь нет. Я даже не хочу, чтобы он вмешивался в эту нечестную драку. Единственный шанс спастись – убежать.
Но я не бегу. Не убегаю с тех пор, как Вилли Рэйберн погнался за мной в тот последний раз в седьмом классе.