Стивен сделал «отрицательное» выражение лица и начал печатать свое видение этого замечательного человека.
– Давайте скажем так: он был колоритной личностью и любил играть на барабанах бонго в стрип-клубе неподалеку от Калтеха, – сказал Стивен своим компьютерным голосом и улыбнулся.
Должен признаться, Стивен сумел схватить самую суть характера Фейнмана – насколько это возможно сделать в одной фразе. Необычно, но кратко, симпатично и в самую точку – классический образец стиля Стивена. Это можно оформить в виде своеобразного хайку, подумал я:
Колоритная личность
Играет на барабанах бонго.
Стрип-клуб возле Калтеха.
В книге мы не скупились на сведения о том, в чем заключается смысл фейнмановского подхода к физике; большая часть этих сведений окажется сложной для широкого круга читателей. Поэтому почему бы не снабдить Фейнмана характеристикой, которая обезоружит людей еще до того, как они возьмутся за чтение трудных для понимания мест?
– О’кей, – сказал я. – Давайте так и сделаем.
Так мы и сделали, слегка отредактировав текст.
В этот момент в комнату вошла высокая, крепкая женщина. На вид ей можно было дать почти сорок лет. Это была Диана, бывшая сиделка Стивена. В тот день только ей удалось пройти мимо Юдифи. У нее в руках была «Повесть о двух городах» Диккенса – книга, которую она читала Стивену вслух. Как раз для него, подумал я, потому что лучшие времена всегда тесно переплетались для него с худшими временами в его жизни. Стивен всегда любил книги. Он вырос среди книг, книгами был заполнен весь дом, книги стояли в два ряда в книжных шкафах повсюду. Его родители за столом всегда читали книги, даже когда он приглашал к обеду своих друзей. Их пример оказался для Стивена заразительным.
– Если вы не возражаете, я бы почитала Стивену во время ланча, – сказала Диана.
Любезно, конечно, с ее стороны предупредить меня; но, что бы я ни сказал, она все равно поступит по-своему. По выражению лица Стивена было видно, что он приветствует ее вторжение. Я и не возражал, потому что общаться с ним во время еды все равно было трудно.
Диана часто читала Стивену, иногда в течение нескольких часов кряду. Он особенно любил классику. Прошли годы. Когда здоровье Стивена серьезно пошатнулось, кто-то посоветовал ему выбрать для чтения книгу покороче. Стивен выбрал «Войну и мир».
Надежда на то, что можно оттянуть ланч, с приходом Дианы растаяла. Кэти выкатила Стивена из-за письменного стола, и мы, все четверо, покинули кабинет, направляясь в нижний холл, а затем через мост к ближайшему зданию, в котором размещался кафетерий. Перед входом Кэти красноречиво посмотрела на Диану. Я смутился, но потом понял, в чем дело. Вместо Кэти коляску Стивена взяла Диана и повезла его в кафетерий. Кэти осталась снаружи и вытащила из сумочки пачку сигарет.
Я составил Кэти компанию и позаимствовал сигарету из ее пачки. Мы закурили, стоя возле знака «Курить запрещается»; все-таки мы были снаружи. Тем хуже для знака, подумал я.
– Ненавижу сигареты, – сказал я.
– Кто же их любит? – согласилась Кэти, глубоко затянувшись.
– Нет, в самом деле. Я никогда не курил раньше, пока мы не начали работать со Стивеном над этой книгой.
– Я тоже раньше не курила, до того, как кое-что не произошло.
Я посмотрел на нее, не понимая, что она имеет в виду. Она сделала еще одну затяжку и пожала плечами.
– Вы не одиноки, – сказала она мне. – Стивен может оказывать на людей такое воздействие.
Несколько минут мы молча курили. Затем она сказала:
– Нам стоит пойти и спасти Диану.
– А что, Диане надо, чтобы ее спасали?
– На самом деле она счастлива провести некоторое время наедине со Стивеном, – сказала Кэти. – Не так-то часто можно застать Стивена одного. Но к Диане он привязан. Некоторые сиделки ревнуют, а я – нет. Он был одинок. Люди думают, что, кроме физики, ему ничего не надо, но это вздор. Ему повезло, у него появилась она.
Мне тоже так казалось. После развода с Элейн Стивен стал другим. В свое время развод с Джейн произошел из-за того, что они оба отдалились друг от друга. Джейн нашла себе приятеля на стороне, а Стивен обрел Элейн. Хотя они и пытались удержаться вместе, образовав неуклюжую «четверку», законы супружества и сердечные привязанности настойчиво требовали разделиться и жить парами. И они отделились друг от друга, как молекула, которая делится на две части, потому что одна из связей ослабевает. Разрыв Стивена с Элейн произошел по другой схеме. Когда Стивен разводился с Элейн, у него никого не было. Он превратился в одинокий атом без всяких связей, плавающий в сиротливом вакууме пространства.
После ухода Элейн его отношения с окружающим миром складывались, как в пословице: «Вода, вода повсюду, а я умираю от жажды». Вокруг него были сиделки, много сиделок; коллеги, поклонники и журналисты не оставляли его в покое; но полноценных дружеских отношений у него ни с кем не было. Его лучшие друзья, Кип и Роберт, жили за пределами Англии. Он не мог позвонить им и вдоволь пообщаться по телефону – этим он отличался от обычных людей, ведь мы можем себе позволить общаться с нашими друзьями, сколько душе угодно. Стивен остался один, ему не с кем было разделить свою жизнь, некому излить душу; каждый день и каждую ночь он ощущал свое одиночество. Довольно трудно найти родную душу, если ты знаменит, но для Стивена в его положении все выглядело еще безрадостнее. Время от времени он по-прежнему виделся с Элейн, и они даже несколько раз съездили вместе в отпуск. По слухам, он просил ее вернуться к нему. Но потом появилась Диана.
Как и Элейн, Диана вначале была одной из сиделок Стивена. Затем она нашла другую работу, но там платили мало, и Стивен разрешил ей поселиться в средней спальне на верхнем этаже своего дома. Они разделяли страсть к литературе и музыке. Диана читала Стивену вслух книги по его выбору. Она прилично играла на пианино. Он купил для нее инструмент, и она в награду услаждала его продолжительными музыкальными вечерами.
Мы вошли в кафетерий, и я увидел Диану со Стивеном в дальнем конце зала, напротив линии раздачи. Это было огромное помещение, со множеством окон, в длину гораздо больше, чем в ширину. Довольно высокий рифленый потолок, выгибающийся вверх и составляющий примерно двадцать футов в высоту в центре. Я так и не смог решить – имитация ли это обеденного зала в космическом корабле «Энтерпрайз» или на военном корабле у древних римлян. Я выбрал себе сэндвич. Кэти распаковывала еду, которую она купила для Стивена, а Диана читала для него вслух.
Дети Стивена с предубеждением относились к Диане. Она была на тридцать девять лет моложе Стивена и страдала от маниакально-депрессивного психоза. Но если Диана и была психически не совсем здорова, это совершенно не волновало Стивена. Может быть, он привык к этому. Говоря об Элейн, он однажды выразился так: «Она взбалмошная. Но это было время, когда я помогал кому-то. Всю мою взрослую жизнь люди всегда помогали мне». Была ли у него особая склонность к неуравновешенным женщинам? Не уверен. Думаю, Диана была интеллигентной и хорошо начитанной женщиной. Насколько мне довелось ее узнать, с ней было приятно поболтать. Но в то время она принимала свои лекарства.
Некоторые люди считали, что Диана охотилась за деньгами Стивена. Грустно, если люди думают, что деньги – единственное, что мог предложить Стивен. Знаю, что у людей были причины так думать, так же как были причины подвергать сомнению искреннюю привязанность Элейн к Стивену. Физическое состояние Стивена не придавало ему чрезмерного обаяния. Но физическое влечение может привести к любви – или, наоборот, может быть результатом любви. Возможно, это и произошло между Дианой и Стивеном. Скептики задавались вопросами: разве можно влюбиться в того, кто не может ни двигаться, ни разговаривать? Какое будущее у такой любви?
Мне кажется, у Дианы со Стивеном была глубокая внутренняя связь, она нашла в нем родственную душу. «Такого выразительного лица, как у него, больше ни у кого не было, – сказала она мне однажды. – Бровь изгибается сюда, рот подергивается туда… Я знаю его так хорошо, что как будто читаю его мысли. Я могла бы написать целую книгу о том, как нужно общаться со Стивеном».
Диана произнесла эти слова, и в ее голосе почувствовалась искренняя теплота. В другой раз она говорила мне, что хотела бы поменяться местами со Стивеном. Хотела бы подарить ему свое здоровье и стать парализованной вместо него. В этот момент я поверил в ее искренность, потому что глаза ее при этих словах наполнились слезами. Может быть, я был остолопом. Может, и Стивен им был, как и те исследователи гравитации, о которых Фейнман отзывался с таким пренебрежением на варшавской конференции несколько десятилетий тому назад. Может, и нужно быть остолопом, чтобы думать о чем-то настолько отстраненном, как происхождение Вселенной, или связать свою жизнь с неустроенной женщиной, которая целиком посвящает себя вам.
Вернувшись после обеда в кабинет Стивена, мы продолжили работу, но она продвигалась медленно. Стивен делал многочисленные мелкие исправления то тут, то там – нудный и кропотливый труд. Некоторые изменения касались графического оформления. Для художественного оформления книги я привлек к участию Питера Боллинджера, специалиста по компьютерной графике в футуристическом стиле. Мы оба со Стивеном считали, что он проделал великолепную работу. Но теперь Стивен просил изменить некоторые цвета и по-другому сформулировать подписи под некоторыми рисунками.
По-моему мнению, эти последние исправления не так уж сильно улучшали книгу. Но и вреда они не наносили. Они просто кое-что меняли. Против большей части исправлений я не возражал. С другой стороны, я беспокоился о том, что мы приближаемся к финишу по «асимптотической» кривой. Этот математический термин означает, что вы все ближе и ближе подходите к чему-то, но никогда не достигнете этого, по крайней мере, за ограниченный промежуток времени. Если каждую секунду вы проходите половину расстояния до финишной черты, то вы приближаетесь к ней асимптотически. Прекрасно, если вы находитесь в мире математики. В деловом мире все обстоит гораздо хуже.