Книга, конечно, была не совершенна. Она была отражением наших мыслей и идей, о многом, изложенном в ней, можно было поспорить. В частности, трудно было не согласиться с тем, что мы писали о теории, которая была еще в разработке. То есть оставались такие теоретические аспекты, которые даже для Стивена еще были не ясны. Однажды я приехал в Калифорнийский университет в Санта-Барбаре, чтобы уточнить несколько вопросов с Джимом Хартлом, который часто сотрудничал со Стивеном, он присоединился к Стивену в его работе над космологией «сверху вниз». Он провел специально для меня мини-семинар о тех аспектах их совместной со Стивеном работы, которые меня интересовали. Затем я написал об этом в своей статье. В мой следующий приезд в Кембридж Стивен сказал мне, что написанное мной неправильно. Я был уверен, что правильно понял лекцию Джима, и поэтому настаивал на своем. Когда я начал приводить Стивену мои доводы, он скривился и напечатал следующее предложение: «Джим рассказал вам то, о чем мы думали в то время. С тех пор мы поняли, что ошибались».
Ланч взбодрил Стивена, и мы продолжали вносить исправления весь день, прерываясь только на чай, прием витаминов и бананового пюре, а также на походы Стивена «на кушетку». Вот уже семнадцать часов. Я сказал об этом Стивену – он поморщился. Он не хотел это обсуждать. Восемнадцать часов минуло, затем девятнадцать часов. Мы работали медленно, методично, шаг за шагом – точно так же, как последние четыре года, как будто этот день и этот последний час ничего особенного собой не представляли.
В 19: 45 я встал и направился в кабинет Юдифи. Кажется, она работала над финансовой документацией для Стивена. Финансы были в ее компетенции. Она даже помогала Стивену вести переговоры по контрактам и управлять инвестициями. Я это знаю, потому что иногда она советовалась со мной.
Юдифь отложила бумаги в сторону и дипломатично накрыла их файлом, чтобы скрыть от моего любопытствующего взгляда. В этом был смысл, но никакого значения это не имело. Конфиденциальность не была сильным местом Стивена; у него было достаточно много сиделок и других помощников – любопытных и разговорчивых. Думаю, что спустя четыре года нашей совместной работы я знал о его финансовом положении лучше, чем о своем собственном. Я и не стремился особенно входить во все детали своих финансов – по крайней мере, пока у меня были средства к существованию.
– Леонард! – с энтузиазмом воскликнула она наконец.
Мгновение спустя она поняла по моему виду, что ее энтузиазм несколько неуместен.
– Что-то не так? – спросила она.
– Все не так, – ответил я.
Должно быть, я выглядел таким же одержимым, как преступник, которого упекли в сумасшедший дом и которого Юдифь когда-то лечила арт-терапией на острове Фиджи. Тот самый пациент, который оттяпал голову своему отцу.
– Простите, – сказала Юдифь. – Я знаю, насколько важно было соблюсти дедлайн. Я действительно думала, что вы закончили.
Уверен, что выражение на моем лице изменилось; уверен также, что оно было не из приятных. Я попросил ее выяснить, можно ли продлить мое проживание в колледже Гонвилля и Киза, а также отложить мой рейс. Я вспомнил о всех делах, которые мне придется отложить, если я не приеду домой в запланированное время. Я подумал о реакции издательства Bantam. Я содрогнулся, представив себе грядущие последствия. По расписанию я должен был уехать на следующий день, в субботу. Я предполагал, что мы закончим сегодня, но теперь я поражался себе – как я мог быть таким оптимистичным тупицей? Итак, я огорошил Юдифь и вернулся в кабинет Стивена.
Стивен как раз перешел к очередной иллюстрации. Это был триптих, представляющий основную идею теории струн (M-теории). На каждой из трех панелей триптиха в футуристическом стиле был нарисован стакан с розово-голубым напитком и с торчащей из него соломинкой. На левой панели изображение было дано крупным планом, на средней панели – с промежуточного расстояния, а на правой панели – дальним планом. Соломинки на левом и среднем рисунках выглядели, как полые цилиндры, а на самом правом – в виде линии. Идея заключалась в том, что, если объект, подобный соломинке, рассматривать издалека, он может казаться одномерным, то есть линией, хотя на самом деле имеет более высокую размерность.
Стивену что-то не нравилось в этой иллюстрации. Чтобы угадать, в чем дело, я испробовал метод «двадцати вопросов». Безуспешно. Он прервал меня на полуслове и начал печатать. Вечер. Часы показывают 7: 59. Я подумал о том, что мне очень нравится этот триптих. Он отображает важный технический аспект в простой манере. Мне не приходило в голову, в чем может заключаться возражение Стивена. Наконец он закончил печатать, и компьютер озвучил причину его недовольства.
– Соломинка на крайней правой панели слишком длинная, – сказал он.
Мне захотелось закурить. Мне захотелось заплакать. Я поискал глазами на столе Стивена иллюстрацию, на которую он ссылался, но не увидел ее. Должно быть, он говорил о ней по памяти. Я достал гранки иллюстраций из своего портфеля и нашел среди них ту, о которой шла речь. Стивен был прав. При дотошном сравнении соломинка на крайней правой панели выглядела слишком длинной по сравнению с высотой стакана. Я смотрел на нее десятки раз и не заметил этого. В этот момент я почти возненавидел Стивена. Черт побери, что с ним такое? У кого еще найдется такой ум?
Я попытался успокоиться. Сделал глубокий вдох. Сделал пометку, что нужно сказать художнику про соломинку. Я сказал Стивену, попытавшись убрать напряжение из своего голоса:
– О’кей. Что-то еще?
Он нахмурился. Чем теперь он был недоволен? У меня не было ни малейшего понятия. Стивен что-то напечатал.
– Время 8: 00, – сказал он. – Мы закончили.
Я не ожидал такого поворота. Что-то пролепетал – не помню, что именно. Но очень хорошо запомнил ответ Стивена:
– Мне нужны жесткие сроки. Иначе я никогда не закончу.
Он нацепил на лицо широкую ухмылку. Я поглядел на него и подумал, что должен что-то ответить, но у меня не было слов. Стивен продолжал печатать.
– Книга хорошая. Спасибо, что вы писали ее вместе со мной. Давайте вместе пообедаем.
Обед у Стивена дома еще варился или тушился – в общем, был в процессе готовки под присмотром сиделки. Диана села за пианино и стала играть классическую пьесу. Стивен сидел рядом, погрузившись в музыку. Я не знал эту пьесу, но знал шкаф, в котором хранилось вино. Подойдя к нему, я вытянул неоткупоренную бутылку коньяка. Крепкого алкоголя в шкафу было немного; я никогда не видел, чтобы Стивен пил крепкие напитки. Но там был этот коньяк – по-видимому, чей-то подарок, как и вино.
Мне не хотелось мешать Стивену и обращаться к нему с вопросом – могу ли я открыть бутылку. Поэтому я открыл ее сам. Взяв с обеденного стола бокал, я плеснул себе немного, так, как обычно пьют коньяк. Затем подумал и налил еще – представил, что наливаю вино. В самом деле, если это винный бокал, почему бы не наполнить его до краев? Я не стал предлагать Стивену коньяк. Я знал, что он не будет его пить, так же, как знал и то, что я хочу выпить. Затем я пододвинул стул поближе к пианино и уселся рядом со Стивеном.
Диана играла с душой. Она могла играть мягко, но там, где нужно, играла страстно, даже яростно. Некоторые пассажи неистово отлетали от ее пальцев. В одном месте она взяла фальшивую ноту, но не остановилась и продолжала играть дальше. «Я предпочитаю слушать твою игру, пусть даже с ошибками, чем безупречное исполнение по радио», – сказал ей однажды Стивен. Может быть, он имел в виду, что предпочитает живой звук той музыке, что доносится из его великолепных наушников, но я понял эту фразу по-другому. Я воспринял ее как признание в любви. Стивен любил Джейн, и он любил Элейн. Он отличался глубокой проницательностью в физике, но со всей своей проницательностью не мог понять, что случилось со всеми этими чувствами. Существовали ли они еще, и если да, то где? Или они исчезли безвозвратно? Размышляя над такими материями, вполне можно превратиться в циника, но Стивен не был циником. По-видимому, он влюбился в третий раз.
Видя, как Диана смотрит на Стивена, я понимал, что их любовь взаимна. Стивен тоже чувствовал это. Она любила Стивена, и его было за что любить. Временами у Дианы бывали расстройства психики, но за те годы, что она жила в доме у Стивена, осложнений стало меньше. Стивен знал о ее проблемах с душевным здоровьем и принимал ее всю как она есть. Так же, как и она принимала его. Вначале она была заботящейся о Стивене сиделкой; теперь она чувствовала, что и он заботится о ней. Ей нравилось, когда он просил ее подержать его за руку, поцеловать в щеку или прилечь рядом с ним в постель. Ей нравилось ходить вместе с ним в парикмахерскую делать прически. Ей нравилось посещать вместе с ним ферму в усадьбе Уимпол и смотреть, как кормят свиней. Стивен проявлял живой интерес к космологии, но он проявлял живой интерес и к свиньям. Диана предполагала, что его предки по одной линии могли быть фермерами, разводившими свиней. Скорее всего, она была права: эту часть жизни Стивена она знала довольно хорошо.
Я почти допил содержимое своего бокала. Вместе с коньяком в меня вливались тепло и покой. Мне нравилось умиротворение, которое пришло вслед за эйфорией. Мне нравился уют, который я чувствовал у Стивена в доме. Мне нравилось то чувство любви, которым была пронизана вся комната. Мне нравилось, что никуда не надо идти, в особенности потому, что идти куда-то сейчас, в моем теперешнем состоянии, было бы весьма затруднительно. Больше всего мне нравилось то, что мы покончили с книгой.
Но и самое счастливое из ощущений имеет свою оборотную сторону. Глядя на Стивена, который нежился на музыкальной волне, я четко понял, что кончилась целая эра в моей жизни и что в ближайшие годы мне вряд ли удастся часто с ним встречаться. Мы со Стивеном сблизились, но когда теперь снова пересекутся наши пути? Несколько лет мы шли с ним одной стезей, написали две книги, спорили, сотрудничали, делили наши трапезы и делились нашими мыслями – неужели наша связь теперь угаснет, как те чувства, которые Стивен испытывал когда-то к своим бывшим супругам? Да, останутся его ежегодные визиты в Калтех, и, возможно, я тоже буду изредка наезжать в Англию. Но после тесных связей последних лет этот возможный сценарий наших будущих встреч показался мне всего лишь бледным отражением того, что нам довелось испытать вместе со Стивеном.