Но Бобби решил, что на него она больше не сердится, и это было здорово.
– Приятно провел время в Сейвине, Бобби?
– На большой палец, – сказал он и подумал: «В чем дело, мама? Тебе же все равно, как я провел время на пляже. Что ты задумала?» Но этого он не знал.
– Вот и хорошо. Послушай, малыш… Извини, что мы утром повздорили. Я НЕНАВИЖУ работать по субботам. – Последние слова у нее вырвались, будто плевок.
– Да ладно, мам.
Она притронулась к его щеке и покачала головой.
– Эта твоя светлая кожа! Ты не способен загореть, Бобби-бой. Загар не про тебя. Пошли, я смажу ожог детским кремом.
Он вошел следом за ней в дом, снял рубашку и встал перед ней у дивана. И она намазала душистым детским кремом его спину и руки до плеч, и шею – даже щеки. Ощущение было приятное, и он снова подумал о том, как любит ее, как ему нравится, когда она вот так его гладит. А потом прикинул, что бы она сказала, если бы узнала, что он поцеловал Кэрол на Колесе Обозрения. Улыбнулась бы? Да нет, пожалуй. А если бы узнала про мистера Маккуона и карты…
– Твоего верхнего приятеля я не видела, – сказала она. – Знаю, что он у себя, потому что слышу, как орет его радио – «Янки» играют. Но почему он не вышел на крыльцо, где попрохладнее?
– Не захотел, наверное, – сказал Бобби. – Мам, а ты хорошо себя чувствуешь?
Она растерянно посмотрела на него.
– Просто отлично, Бобби. – Она улыбнулась, и Бобби улыбнулся в ответ. На это потребовалось усилие: он не был уверен, что его мать чувствует себя отлично. Наоборот, он был почти уверен в обратном.
Его снова только что стукнуло.
Вечером в постели Бобби лежал на спине, раскинув пятки по углам матраса, и смотрел в потолок широко открытыми глазами. Окно у него тоже было открыто, и под дыханием ветерка занавеска колебалась туда-сюда, туда-сюда, а из чьего-то еще открытого окна вырывались голоса «Плэттеров»: «В золотом угасании дня, в синей тьме ты встречаешь меня». А где-то дальше жужжал самолет и сигналила машина.
Отец Рионды говорил, что его стукнуло: и один раз он выиграл в лотерею пятьдесят долларов. Бобби согласился: «стукнуло, конечно, меня стукнуло», но лотерейного номера он не отгадал бы даже для спасения своей жизни. Дело было в том…
«Дело было в том, что мистер Маккуон каждый раз знал, где дама, а потому и я знал».
Едва Бобби сообразил это, как все встало на свои места. Лежит на поверхности, но ему было так весело и… ну… ведь если ты что-то знаешь, то просто знаешь и конец, верно? Ты можешь задуматься, если тебя стукнет, – ну, почувствуешь что-то ни с того ни с сего, но если знаешь что-то, то знаешь, и все тут.
Только откуда ему было знать, что его мать подклеивает купюры в каталоге между страницами, рекламирующими белье? Откуда ему было знать, что каталог вообще лежит там? Она ему ничего про каталог не говорила. И никогда ничего не говорила про голубой кувшинчик, куда она складывала монетки, хотя, конечно, он много лет знает про кувшинчик, он же не слепой, хотя иногда ему и кажется, будто он давно ослеп. Но каталог? Монеты высыпаются, обмениваются на бумажки, а бумажки подклеиваются в каталог? Знать всего этого он никак не мог, но, лежа в постели, он к тому времени, когда «Земной ангел» сменил «Время сумерек», уже знал, что каталог лежит там. Он знал, потому что знала она и вдруг подумала о каталоге. И в кабинке Колеса Обозрения он знал, что Кэрол хочет, чтобы он поцеловал ее еще раз, потому что это же был первый ее настоящий поцелуй с мальчиком, а она толком ничего не разобрала. Но просто знать еще не значит знать будущее.
– Нет, это просто чтение мыслей, – прошептал он, и его начала бить дрожь, будто солнечные ожоги обратились в лед.
«Поберегись, Бобби-бой! Не побережешься, так свихнешься, вот как Тед с его низкими людьми».
Вдали над городской площадью куранты начали вызванивать десять часов. Бобби повернул голову и взглянул на будильник на письменном столе. «Биг-Бен» объявил, что пока еще девять часов пятьдесят две минуты.
«Ну ладно, значит, городские часы чуть спешат или мои чуть отстают. Делов-то, Макнил. Давай спи».
Он не думал, что сумеет уснуть, – во всяком случае, вот так сразу, но позади был тот еще день: ссора с матерью, деньги, выигранные у пляжного мошенника, поцелуи на самом верху Колеса Обозрения… и он начал проваливаться в приятный сон.
«Может, она моя девочка, – подумал Бобби. – Может, она все-таки моя девочка».
Под последний преждевременный замирающий вдали удар городских курантов Бобби уснул.
В понедельник, когда мама ушла на работу, Бобби поднялся наверх к Теду почитать ему газету (хотя с его глазами ничего такого не было и он мог бы читать и сам, Тед говорил, что ему нравится слушать голос Бобби, а если тебе читают, когда ты бреешься, это и вообще роскошь). Тед стоял в своей крохотной ванной перед открытой дверью и соскребал пену с лица, пока Бобби проверял его на разные заголовки на разных страницах.
«БОИ ВО ВЬЕТНАМЕ УСИЛИВАЮТСЯ»?
– До завтрака? Спасибо, нет.
– «УГОН ТЕЛЕЖЕК. АРЕСТ МЕСТНОГО ЖИТЕЛЯ»?
– Первый абзац, Бобби.
– «Когда вчера ближе к вечеру полиция явилась в его дом в Понд-Лейне, Джон Т. Андерсон из Харвича подробно рассказал им о своем увлечении – он коллекционирует тележки для супермаркетов. «Он очень интересно говорил на эту тему, – сказал полицейский Кэрби Моллой из харвичской полиции, – но мы не были окончательно убеждены, что все его тележки приобретены честным путем». Оказалось, что Моллой попал в точку. Из пятидесяти с лишним тележек на заднем дворе мистера Андерсона по меньшей мере двадцать были украдены из харвичских «Любой бакалеи» и супермаркета. Обнаружено было даже несколько тележек из супермаркета в Стансбери».
– Достаточно, – сказал Тед, ополаскивая бритву в горячей воде и поднося к намыленной шее. – Тяжеловесные провинциальные прохаживания по поводу мелкого маниакального воровства.
– Я не понимаю.
– Судя по всему, мистер Андерсон страдает неврозом – иными словами, душевным расстройством. По-твоему, душевные расстройства смешны?
– Да нет. Людей, у которых винтиков не хватает, мне жалко.
– Рад слышать. Я знавал людей, у которых винтиков вовсе не было. Очень много таких людей, если на то пошло. Они часто кажутся жалкими, иногда вызывают благоговение, иногда внушают ужас, но они не смешны. «УГОН ТЕЛЕЖЕК!» – надо же. А что еще там есть?
– «ВОСХОДЯЩАЯ КИНОЗВЕЗДА ПОГИБЛА В АВТОКАТАСТРОФЕ В ЕВРОПЕ».
– Фу! Не надо.
– «ЯНКИ» ПРИОБРЕЛИ ИГРОКА У «СЕНАТОРОВ»?
– Что бы там «Янки» ни делали с «Сенаторами», меня не интересует.
– «АЛЬБИНИ ПРИМЕРИВАЕТ РОЛЬ ПОБЕЖДЕННОГО»?
– Да, эту, пожалуйста, прочти.
Тед внимательно слушал, тщательно брея горло. Самого Бобби статья не слишком увлекла – она же все-таки была не про Флойда Паттерсона или Ингемара Йоханссона (Салл прозвал шведского боксера Инге-Детка), но тем не менее читал он старательно. Бой из двенадцати раундов между Томми «Ураганом» Хейвудом и Эдди Альбини должен был состояться вечером в следующую среду в Мэдисон-сквер-гарден. Оба противника отлично показали себя в прошлом, но важным, если не решающим, фактором считался возраст – двадцатитрехлетний Хейвуд против тридцатишестилетнего Эдди Альбини, и признанный фаворит. Победителю открывалась возможность осенью встретиться с чемпионом в тяжелом весе, оспаривая его титул, – примерно тогда, когда Ричард Никсон станет президентом (мать Бобби не сомневалась в его победе: даже не важно, что Кеннеди – католик, просто он слишком молод и по горячности способен наломать много дров).
В статье Альбини сказал, что понимает, почему на нем ставят крест – он уже не так молод, и кое-кто думает, он выходит в тираж, потому что проиграл нокаутом Сахарному Мальчику Мастерсу. И, конечно, он знает, что руки у Хейвуда длиннее и он для своих лет слывет нелегким противником. Но он вовсю тренируется, сказал Альбини, скачет через веревочку, а в спарринг-партнеры подобрал парня, у которого движения и удары похожи на хейвудские. В статье полно было слов вроде «несгибаемый» и «полный решимости», а про Альбини было сказано, что он «полон задора». Бобби сообразил, что, по мнению автора, от Альбини мокрого места не останется и он его жалеет. «Ураган» Хейвуд интервью не дал, но его менеджер, типчик по имени И. Клайн – динст (Тед объяснил Бобби, как правильно произносить эту фамилию), сказал, что это скорее всего будет последний бой Альбини. «В свое время он был на коне, но его время прошло, – сказал Клайндинст. – Если Эдди продержится шесть раундов, я отправлю моего мальчика спать без ужина».
– Ирвинг Клайндинст ка-май, – сказал Тед.
– Чего-чего?
– Дурак. – Тед смотрел в окно, в ту сторону, откуда доносился лай пса миссис О’Хары. Не совсем невидящими глазами, как иногда случалось, но как-то отдалившись.
– Вы его знаете? – спросил Бобби.
– Нет-нет, – сказал Тед. Вопрос словно бы сначала его немножко напугал, а потом позабавил. – Я знаю о нем.
– По-моему, этому типу Альбини туго придется.
– Заранее ничего сказать нельзя. Потому-то это и интересно.
– Вы о чем?
– Ни о чем. Переходи к комиксам, Бобби. Флэш Гордон, вот что мне требуется. И непременно скажи мне, как одета Дейл Арден.
– Почему?
– Потому что она, по-моему, настоящий пупсик, – сказал Тед, и Бобби прыснул со смеху. Ничего не мог с собой поделать. Тед иногда такое говорил!
На следующий день, возвращаясь из Стерлинг-Хауса, где он заполнял все анкеты на летний бейсбол, Бобби наткнулся в Коммонвелф-парке на прикрепленное к дереву аккуратно напечатанное объявление:
ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ НАМ НАЙТИ ФИЛА!
ФИЛ – наш ВЕЛЬШ-КОРГИ!
ФИЛУ 7 ЛЕТ!
ФИЛ – КОРИЧНЕВЫЙ с БЕЛЫМ НАГРУДНИЧКОМ!
ГЛАЗА у него ЯСНЫЕ и ОЧЕНЬ УМНЫЕ!
КОНЧИКИ УШЕЙ – ЧЕРНЫЕ!