Бобби попытался заговорить, но только хрипел.
– Бобби говорит, что чудесно, – сказал Тед Аланне. – Хороша, как летний день. Можно мне поговорить с Леном? Да, я подожду. Но, пожалуйста, скажите мне про бой. – Наступила пауза, которой, казалось, не будет конца. На лице Теда не было никакого выражения. На этот раз он прикрыл трубку ладонью. – Она говорит, в первых пяти раундах Альбини получил порядочную трепку, в шестом и седьмом держался хорошо, а потом выдал хук правой неизвестно откуда и уложил Хейвуда на канаты в восьмом. Похоронный марш по «Урагану». Вот сюрприз, верно?
– Да, – сказал Бобби. Губы у него как закаменели. Все было правдой. Все. В пятницу к этому часу Тед уже уедет. С двумя тысячами камешков в кармане можно долго бегать от низких людей, с двумя тысячами камешков в кармане можно проехать на Большом Сером Псе от океана до сверкающего океана.
Бобби пошел в ванную и выдавил «ипану» на зубную щетку. Его ужас, рожденный убеждением, что Тед поставил не на того боксера, исчез, но печаль из-за близкой потери осталась и росла. Ему бы и в голову не пришло, что что-то, еще даже не случившееся, может причинять такую боль. «Через неделю я не смогу вспомнить, что в нем было такого. Через год я о нем позабуду».
Правда? Черт, неужели это правда?
«Нет, – подумал Бобби. – Не выйдет! Я не позволю».
В комнате Тед разговаривал с Леном Файлсом. Вроде бы по-дружески, так, как Тед ожидал… и, да, вот Тед говорит, что поставил на предчувствие, очень сильное, такое, что нельзя не сделать ставки, если себя уважаешь. Конечно, полдесятого завтра вечером будет в самый раз для расчета при условии, что мать его друга вернется к восьми. А если она подзадержится, так Лен его увидит между десятью и одиннадцатью. Это удобно? Тед опять засмеялся. Значит, толстому Файл су это было удобней удобного.
Бобби поставил зубную щетку в стакан на полке под зеркалом, потом сунул руку в карман штанов. Там среди привычного хлама было что-то, чего его пальцы не узнали. Он вытащил кольцо для ключей с зеленым брелоком – свой особый сувенир из Бриджпорта, той его части, о которой его мать ничего не знала. Части «там, внизу». «УГЛОВАЯ ЛУЗА»: БИЛЬЯРД, ИГРОВЫЕ АВТОМАТЫ. КЕНМОР 8-2127».
Ему, конечно, давно надо было спрятать кольцо (или вообще от него избавиться), и тут ему пришла в голову мысль. В этот вечер ничто не могло развеять уныние Бобби Гарфилда, но эта мысль все-таки принесла с собой радость. Он отдаст кольцо с брелоком Кэрол Гербер, предупредив, чтобы она ни в коем случае не проговорилась его маме, откуда оно у нее. Он знал, что у Кэрол есть минимум два ключа, которые можно повесить на кольцо, – ключ от квартиры и ключик от дневника, который Рионда подарила ей на день рождения. (Кэрол была на три месяца старше Бобби, но она никогда из-за этого не задавалась.) Подарить ей кольцо для ключей – это же почти как попросить ее быть его девочкой. Нет, он не рассиропится и не поставит себя в дурацкое положение, прямо попросив. Кэрол и так поймет. Потому-то она такая клевая девчонка.
Бобби положил кольцо на полку возле стакана с зубной щеткой, потом пошел к себе в спальню надеть пижаму. Когда он вышел, Тед сидел на диване и курил. Тед посмотрел на него.
– Бобби, с тобой все в порядке?
– Угу! По-моему, у меня все должно быть в порядке, правда?
– Наверное. Наверное, у нас обоих все должно быть в порядке.
– А я когда-нибудь еще увижу вас? – спросил Бобби, мысленно умоляя, чтобы Тед не заговорил, как Одинокий Рейнджер, не начал нести всякую чушь вроде «мы еще встретимся, друг»… потому что это не чушь – чушь слишком ласковое слово. Дерьмо – вот что это. Тед, он верил, никогда ему не врал, и он не хотел, чтобы Тед начал врать, когда конец совсем близко.
– Не знаю. – Тед рассматривал тлеющий кончик своей сигареты, а когда он посмотрел на Бобби, Бобби увидел, что его глаза полны слез. – Не думаю.
Эти слезы сломали Бобби. Он бросился через комнату обнять Теда, ему необходимо было его обнять. Он остановился, когда Тед вскинул руки и скрестил их на груди своей балахонистой рубашки старика. На его лице словно бы мешались удивление и ужас.
Бобби застыл на месте, все еще протягивая руки, чтобы обнять его. Потом медленно их опустил. Не обнимать, не прикасаться. Такое правило. Но подлое правило. Неправильное правило.
– А писать вы будете?
– Буду посылать тебе открытки, – ответил Тед, подумав. – Но не прямо тебе. Это может быть опасным для нас обоих. Так что мне делать? Есть идеи?
– Посылайте их Кэрол, – ответил Бобби, ни на секунду не задумавшись.
– Когда ты ей рассказал про низких людей, Бобби? – В голосе Теда не было упрека. Да и с какой бы стати? Он же уезжает, верно? Пусть бы даже типчик, который написал про вора тележек из универсамов, теперь напечатал бы в газете: «СУМАСШЕДШИЙ СТАРИК УБЕГАЕТ ОТ ИНОПЛАНЕТЯН-АГРЕССОРОВ». Люди будут читать это друг другу за утренним кофе и кашей, будут смеяться. Как Тед назвал это в тот день? «Тяжеловесный юмор маленьких городков», вроде бы так? Но если это до того уж смешно, почему так больно? Почему так нестерпимо больно?
– Сегодня, – сказал он тонким голоском. – Увидел ее в парке, и все… ну, как-то само собой… проговорилось.
– Бывает, – сказал Тед очень серьезно. – Я хорошо это знаю. Иногда плотину прорывает. И, может, это к лучшему. Ты предупредишь ее, что, возможно, мне понадобится связаться с тобой через нее?
– Угу.
Тед задумчиво постучал пальцами по губам. Потом кивнул.
– Сверху я напишу «Дорогая К.», а не Кэрол, и подпишусь «Друг». Так вы с ней поймете, что открытка от меня. Идет?
– Угу! – сказал Бобби. – Клево. – Не было это клево, ничего клевого тут вообще не было, но пусть уж так.
Внезапно он поднял руку, поцеловал пальцы и подул на них. Тед на диване улыбнулся, поймал поцелуй и прижал его к складкам щеки.
– А теперь ложись-ка, Бобби! День выдался долгий, и сейчас очень поздно.
Бобби отправился спать.
Сперва он было подумал, что это тот же сон, как в тот раз: Бидермен, Кушман и Дин гоняются за его мамой по джунглям острова Голдинга. Затем Бобби понял, что деревья и лианы нарисованы на обоях, а под бегущими ногами его матери – коричневый ковер. Не джунгли, а коридор отеля. Так его сознанию рисовался отель «Уоррик».
Мистер Бидермен и два других нимрода гнались и гнались за ней. А еще ребята из Сент-Габа – Уилли, и Ричи, и Гарри Дулин. И у всех на лицах полоски белой и красной краски. И на всех ярко-желтые камзолы с ярко-красным глазом на них.
…Если не считать камзолов, они были голые. Их мужское тряслось и подпрыгивало в гнездах мохнатых волос в паху. Все, кроме Гарри Дулина, размахивали пиками, а он – своей бейсбольной битой. Она с обоих концов была заострена.
– Убей суку! – взвыл Кушман.
– Пей ее кровь! – заорал Дон Бидермен и метнул пику вслед Лиз Гарфилд в ту секунду, когда она скрылась за углом. Пика, вибрируя, вонзилась в джунгли на стене.
– Воткни в ее грязную дырку! – закричал Уилли – Уилли, который без своих дружков умел быть нормальным. Красный глаз на его груди словно вспучился. Как и его член пониже.
«Беги, мам!» – пытался закричать Бобби, но не мог произнести ни слова. У него не было рта, не было тела. Он был там – и не был. Он следовал за матерью, будто ее тень. Слышал ее судорожные вздохи, видел ее трясущиеся от ужаса губы, ее разорванные чулки. Нарядное платье тоже висело на ней лохмотьями. Одна грудь была вся в кровоточащих царапинах. Один глаз совсем заплыл. У нее был такой вид, будто она выстояла несколько раундов против Эдди Альбини или «Урагана» Хейвуда… А может, и обоих сразу.
– Распорю тебя сверху донизу! – вопил Ричи.
– Съем живьем! – поддержал Кэртис Дин (во всю глотку). – Выпью кровь, выпущу кишки.
Его мама оглянулась на них, и ее ступни (туфли она где-то потеряла) начали наступать друг на друга. «Не надо, мам! – мысленно простонал Бобби. – Господи, не надо!»
Будто услышав его, Лиз повернулась и попыталась бежать еще быстрее. Она миновала объявление на стене:
ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ НАМ НАЙТИ НАШУ
ЛЮБИМУЮ СВИНКУ!
ЛИЗ наш ТАЛИСМАН!
ЛИЗ – 34 ГОДА!
ОНА СВИНЬЯ СО СКВЕРНЫМ НРАВОМ,
но МЫ ЕЕ ЛЮБИМ!
сделает все, что захотите,
если вы скажете «ОБЕЩАЮ»
(или)
«ЭТО ПАХНЕТ ХОРОШИМИ ДЕНЬГАМИ»
ПОЗВОНИТЕ ХОуситоник 5-8337.
(или)
ДОСТАВЬТЕ В «ГРИЛЬ УИЛЬЯМА ПЕННА»!
Спросить НИЗКИХ ЛЮДЕЙ В ЖЕЛТЫХ ПЛАЩАХ!
Девиз: «МЫ ЕДИМ ИХ С КРОВЬЮ!»
Его мама тоже прочла объявление, и на этот раз, когда ее щиколотки ударились друг о друга, она упала.
«Мам! Вставай!» – закричал Бобби, но она не встала, может быть, не сумела. И поползла по коричневому ковру, оглядываясь через плечо. Волосы падали ей на щеки и лоб слипшимися колтунами. Сзади из ее платья был вырван длинный клок, и Бобби увидел ее голую попку… трико она где-то потеряла. Хуже того: ее ноги сзади были облиты кровью. Что они с ней сделали? Господи, Господи, что они сделали с его матерью?
Дон Бидермен выскочил из-за угла впереди нее – нашел более короткий коридор и перехватил ее. Другие выбежали следом за ним. Теперь у мистера Бидермена торчало прямо вверх, как у Бобби иногда по утрам, перед тем, как он вылезал из-под одеяла и шел в ванную. Только у мистера Бидермена он был огромный и выглядел вроде кракена, триффида, чудища, и Бобби подумал, что знает, почему ноги его матери в крови. Он не хотел это знать, но думал, что, наверное, знает.
«Не трогай ее! – пытался он закричать мистеру Бидермену. – Не трогай ее, или вам мало?»
Красный глаз на желтом камзоле мистера Бидермена внезапно раскрылся шире… и сполз вбок. Бобби был невидим, его тело находилось на мир дальше по спирали на волчке, чем этот… но красный глаз его увидел. Красный глаз видел ВСЕ.
– Свинью – бей, пей ее кровь, – сказал мистер Бидермен хриплым, совсем неузнаваемым голосом и зашагал вперед.
– Свинью – бей, пей ее кровь, – подхватили Билл Кушман и Кэртис Дин.