– Что будет с Зузанкой, когда меня не станет?
– Я позабочусь о ней, – заверил его Павлас.
После этого Виктор впал в полукоматозное состояние. На последних стадиях его болезни я все время находилась неподалеку, оставив всякую работу, разговаривала с ним, описывая нашу деревню в его любимой Богемии, прекрасный пейзаж и все те места, куда мы ходили гулять, срывать цветы и собирать грибы.
Мой Виктор умер 28 сентября 2006 года, в возрасте восьмидесяти трех лет. Еще в 2004 году я перестала выступать и посвятила себя заботам о нем, так что двойная потеря – мужа и музыки – причинила мне нестерпимые страдания. В моем возрасте я все равно должна была бы сойти со сцены. Лучше, когда говорят: «Жаль, что она больше не играет», чем: «Жаль, что она все еще продолжает играть». Но именно музыка всегда давала мне силы пережить невыносимое.
Мои собственные силы не так уж велики. Я пережила лагеря и прочие потрясения не потому, что обладаю каким-то особенным характером. Я тут вообще ни при чем. Это была сотня чудес.
Величайшим благословением для меня была музыка, и самое большое чудо – то, что я смогла провести жизнь, полную музыки. Сейчас я сажусь за клавесин или пианино и уже не могу играть. Это печально, однако я говорю себе: и так достаточно, ты уже сыграла свое. Жить без музыки, жить без Виктора очень, очень трудно, но я повторяю самой себе: ты уже получила сполна все, чего могла желать.
И у меня столько воспоминаний, что в душе Виктор всегда остается со мной – и музыка, конечно, тоже.
После смерти Виктора я мечтала только о том, чтобы добиться для него международного признания, во всем блеске его композиторского таланта. С помощью друзей и коллег я основала Фонд Виктора Калабиса и Зузаны Ружичковой в Праге, а также его филиал в Вашингтоне в США, чтобы привлечь внимание к наследию Виктора и увековечить память о нем.
У меня нет комплекса вдовы великого человека, я искренне верю, что творчество Виктора имеет большое значение для культуры второй половины XX века, поэтому я провела годы, подготавливая издание его рукописей в Schott Music. Всякая публикация его произведений собирает положительные отзывы, поэтому я все больше утверждаюсь в своем мнении.
Последний раз я выступала с концертом в 2004 году, за семь лет до смерти Йозефа Сука от рака простаты в возрасте восьмидесяти одного года. Мы были напарниками более тридцати пяти лет. Все это время мы соглашались играть дуэтом только в паре друг с другом, я отказалась выступить с немалым числом знаменитых скрипачей, включая Генрика Серинга. По-моему, я всего раз «изменила» Йозефу, выступив с Гидоном Кремером, но он простил меня.
Но даже и без концертов я была занята не меньше прежнего, и часть моего времени занимало получение наград, великого множества наград. Мне порой приходится надевать все медали, чтобы показаться в таком виде перед журналистами, и я иногда спрашиваю себя, что же они значат, особенно полученные при коммунистах. В 1987 году на 60-летие меня пригласили в министерство, вручить цветы и поздравить. Партийный чиновник, человек, неравнодушный к театральности, приветствовал меня, склонив колено:
– Госпожа Ружичкова, если бы звание национального артиста давалось за деньги, которые вы зарабатываете для Чехословакии, сегодня вы были бы национальным артистом.
Такой чести удостаивались, конечно, только члены партии.
Однако после революции все возможные звания и награды просто посыпались на меня. В 1989 году я стала национальным артистом, в 2002 году «Супрафон» подарил мне юбилейный платиновый диск за вклад в развитие марки. На следующий год в Пражском замке сам президент Вацлав Клаус вручил мне премию за заслуги перед государством в области искусств, через два месяца мне дали звание Рыцаря искусства и литературы во французском посольстве. В 2005 году один чешский автор написал обо мне книгу под названием «Королева клавесина», а в 2011 году в Аахене я получила Премию Карла IV за творческую деятельность в течение жизни. Через год я стала почетным доктором пражской Академии исполнительского искусства. Еще я получила чешскую Премию культуры, когда «Супрафон» выпустил «Приношение Зузане», диск моих самых известных записей, в честь моего 85-летия.
В ноября 2013 года в Рудольфинуме меня наградили Гранатовой звездой Фонда богемского наследия за «постоянное обогащение национальной культуры» – ее вручали оперная певица Чечилия Бартоли, секретарь Федерации еврейских общин и мэр Праги. Было сказано, что я «искусством возвысила чешский народ в непростые времена прежнего режима и служила проводником к Баху и другим великим мыслителям. Это приближало всех нас к вечным ценностям и духовности, придавало достоинство нашим жизням».
Но одна из наиболее польстивших мне наград – это присуждение титула Дамы Чешской культуры, состоявшееся в 2017 году при участии министра культуры Даниэля Германа в Виноградском театре, на одиннадцатом международном фестивале борьбы против тоталитаризма, зла и насилия «Мене Текел». Я была награждена за «бескомпромиссную жизненную позицию», «безупречную приверженность моральным ценностям» и «свидетельство силы человеческого духа в наиболее трудных условиях». Было сказано: «Зузана Ружичкова приобщала к гуманистическому мировоззрению, так же как и к наследию титанов музыки». Я горжусь званием Почетного директора Нового Баховского общества в Лейпциге. Но, как бы мне ни льстили подобные награды и звания, одно мне кажется немного забавным: я получила их за то, что занималась тем, что мне нравилось.
Также я тратила время и силы, помогая различным людям, благотворительным акциям и организациям. Я обнаружила, что можно быть полезной, когда тебе за восемьдесят, поскольку обладаешь богатым запасом воспоминаний. В мире все циклично, а к девяноста годам я повидала достаточно. Если ко мне приходит молодой человек с идеей революции, я могу сказать ему, что по меньшей мере четырежды пережила подобные общественные потрясения и ничего хорошего из них не вышло. Иногда это отрезвляет. Если молодые люди прислушиваются ко мне, им становится легче формулировать и высказывать свои мысли.
После революции четверо моих студентов собирались на конкурс в Брюссель, и я объяснила им, чем отличалось бы их положение от нынешнего при старом режиме. Им надо было бы пойти на прием к министру, отвечать на вопросы, и затем из четырех выбрали бы лишь одного. Если бы он проиграл в первом туре конкурса, он должен был бы незамедлительно вернуться на родину, не имея права оставаться на состязании ни дня дольше.
Один из моих студентов, человек с характером, очень энергичный, ответил:
– А мне было бы наплевать. Я бы остался до конца конкурса и лишь потом приехал бы обратно.
– Прекрасно, – улыбнулась я, – а чем занимается ваш отец?
– Он хирург.
– Так вот, он не смог бы больше работать хирургом, если бы вы не вернулись сразу. Вся семья отвечала бы за ваше поведение, и у вашего отца, матери и остальных родных начались бы неприятности.
Организованный Виктором конкурс «Кончертино Прага» по-прежнему проводился, и я радовалась, что остаюсь членом комитета, как и членом филармонического общества камерной музыки. Я помогала, насколько в моих силах, яркому молодому автору Алешу Бржезине, которому Виктор поручил руководство Институтом Мартину. Бржезина собирал, комментировал и продвигал произведения Мартину, писал музыку к фильмам и создал свою первую оперу, основанную на материалах процесса над Миладой Гораковой, одного из отвратительных показательных процессов 1950-х годов.
Я никогда не забывала Фреди Хирша. Группа выживших в Терезине решила сделать что-нибудь в память о Фреди. Я связалась с моими подругами Зузаной и Даной. Дана стала главой «Терезинской инициативной группы». Втроем мы поговорили о том, что предпринять. У меня был друг-скульптор, уже создавший наши с Виктором бронзовые скульптуры, и он предложил безвозмездно изваять голову Фреди по фотографии. Мы провели скромную церемонию, установив ее в мемориальном парке гетто. Сейчас она пока остается единственным известным мне памятником Хиршу.
В 1994 году я посетила по предложению гамбургских властей фабрики на берегу Эльбы и осмотрела размещенные на стенах складов кофе и чая таблички в память о тех, кто томился здесь в заключении и погиб. Меня только расстроило это путешествие, погрузив в прошлое. Мне вручили местную медаль за заслуги в области науки и искусств, я смотрю на нее теперь и думаю о подвалах, где вода поднималась нам до колен во время воздушных налетов, и обо всем прочем. С каждой наградой связаны особые чувства, особые воспоминания. Получая эту, я сказала, что принимаю ее от лица всех, кто находился в рабстве у СС в Гамбурге.
Я почти прекратила преподавать, но горжусь тем, что стала наставницей трех поколений клавесинистов и некоторые из моих студентов прославились: например, Кристофер Хогвуд, Кетиль Хаугсанд, Моника Кноблохова, Анико Хорват, Борбала Добози, Гиедре Лукшаите-Мразкова, Янош Себестьен, Войтех Спурны, Вацлав Лукс и Ярослав Тума. Иногда преподаватели фортепьяно просили меня поработать с их студентами над Бахом, и я с радостью исполняла их просьбы, если находила время. Я знаю, как тяжело стать музыкантом, поэтому старалась уделять максимум внимания и сил молодым, ведь они – будущее музыки и, как говорил Виктор, будущее нашей страны. Я учила их тому, что, однажды полюбив музыку, ее невозможно разлюбить.
Один ирано-американский студент по имени Махан Эсфахани несколько раз после смерти Виктора пробовал убедить меня взять его в ученики, но я отказывала ему. Я уже сама болела раком, химиотерапия сказывалась и на моих руках, и на ногах: они не двигались как следует. Я не могла играть. Я объясняла Махану, что я слишком старая и больная и уже не беру новых студентов. Потом однажды он приехал в Прагу аккомпанировать пению на фортепьяно. За час до выступления он позвонил и сказал, что меня будет ждать такси возле моего дома. Помимо гайдновской кантаты и песен он сольно сыграет фантазию Моцарта и «Большие вариации в фа минор» Гайдна. Для меня отложен билет.