Глеб убрал завитушку с ее лба. На мгновение замер, когда пальцы коснулись мочки ее уха. Он любовался Ксенией в открытую, упиваясь тем, что теперь рядом с ней может быть самим собой. В нем вызывал восторг даже этот неспокойный, с хитринкой, блеск в ее глазах — хотя улыбка была невинной, как у ребенка.
— Конечно, пойду, — ответил Глеб.
— И ты не спросишь, что за мероприятие?
— Мне все равно — раз я иду с тобой.
Ксения чуть отодвинулась, чтобы лучше видеть его глаза.
— И ничего не потребуешь взамен такой преданности?.. — задумчиво спросила она — скорее, у себя самой, чем у Глеба.
— Ничего.
Она улыбнулась.
— Ты же мужчина. Ты обязательно потребуешь что-то взамен… Но сейчас я и сама хочу кое-что тебе предложить… — произнесла она таким волнующим, обещающим тоном голоса, что у Глеба заныло в груди. — Коснись меня.
Глеб медлил всего мгновение. Затем легонько провел кончиками пальцев по ее скуле. Замер. Ксения смотрела на него все так же, с полуулыбкой, спокойным мерцающим светом в глазах, чуть склонив голову на бок. Она не остановила его — и пальцы Глеба заскользили дальше — по щеке, по подбородку, зацепив губу.
Простое касание — но с каждой секундой его сердце стучало громче и глуше, словно грудная клетка превращалось в пустую бочку.
Я вздрогнула, когда почувствовала прикосновение пальцев Графа к своему лицу. Мое сердце стучало также громко и глухо, как сердце Глеба, пока пальцы Графа скользили ниже — по щеке, по подбородку, зацепив губу… Он замер — на том же самом моменте, где сейчас остановился в моей истории Глеб. Словно два наших мира — тот, из истории — и мой, настоящий, — слились воедино.
— Затем Ксения наклонила голову, предлагая пальцам Глеба путешествовать по лицу и шее… — я замираю, ощущая, как чувственно Граф исполняет роль Глеба.
Исследует скулу, щеку, шею — до самой ключицы… Я делаю глубокий вдох, когда его пальцы меняют направления. Теперь — сбоку по шее, задевая внутри меня невидимые нити… Прикусываю губу, когда Граф касается моего уха — невероятно эрогенная зона. Он проводит подушечкой пальца по ушной раковине — и, словно дублируя его действия, у меня в солнечном сплетении закручивается спираль. Выдыхаю, вспомнив, что так нужно делать, — и снова забываю, когда пальцы Графа смыкаются на мочке уха.
— …И что дальше сказала Ксения? — приглушенным шепотом спрашивает Граф.
— Она сказала… что ей очень жарко в болеро…
Граф едва заметно улыбается. Касается своими пальцами моих — и медленно поднимается выше по рукам, цепляя легкую ткань. Мои веки закрываются сами собой — и от этого ощущения усиливаются, когда Граф поочередно, очень медленно, стаскивает с моих плеч накидку. В платье на тонких шлейках я чувствую себя обнаженной.
— А дальше?.. — допытывается Граф.
— Дальше Ксения попросила ее поцеловать…
Не вижу, но ощущаю, что Граф склоняется ко мне. Легонько проводит языком по внутреннему контуру губ. Затем настойчивее касается моего языка — и отстраняется. Так мало!
— А что было потом в твоей истории, Крис?
— Потом Ксения сказала Глебу: поцелуй меня так, чтобы я не заметила твое следующее действие…
Следующий поцелуй Графа — обжигающе-страстный: с прикусыванием губ и борьбой языков. Он лишает ощущения реальности. Я цепляюсь пальцами на край столешницы, постанываю, трусь бедрами о Графа — и самым краешком сознания улавливаю тихий, резкий, жужжащий звук.
Я понимаю, что это было, только, когда Граф прерывает поцелуй, — молния моего платья расстегнута. Граф кладет ладони на обнаженную спину — и из меня вырывается стон. Мне страшно. И мне безумно хочется продолжения.
— Да… — шепотом в губы я отвечаю на незаданный вопрос, — и поцелуй продолжается.
Хочу больше прикосновений! Я не узнаю себя… Будто со стороны слышу свой голос:
— Проведи кончиками пальцев вдоль спины — до самого низа…
Граф молча выполняет приказ — и я выгибаюсь ему навстречу. Его ладони скользят по моей спине, я постанываю, извиваюсь — и, кажется, вся состою только из этой чувствительной зоны.
Ощущение от его прикосновений невероятное — такого я никогда не испытывала — но все же не могу позволить себе полностью потерять контроль.
— А теперь меняемся местами, — решительно произношу я. — Прислонись к столешнице, — отталкиваюсь от стола, обхожу Графа. — Раздвинь ноги так, чтобы я могла стать между ними.
Он подчиняется.
Я становлюсь между его ног и разворачиваюсь к нему спиной.
— Поцелуй мою шею.
Граф аккуратно отводит волосы за плечо, освобождая место для поцелуя. Прикасается ко мне губами чуть ниже уха, будто случайно задевает его носом и легонько дует — и от этого пол под ногами словно начинает покачиваться. Граф медленно проводит губами вниз по шее, до плеча, останавливается и, едва касаясь меня, спускает с плеча шлейку платья. Затем — вторую. Он покрывает поцелуями каждый только что открытый участок кожи. Иногда возвращается назад, повторяя языком путь, проложенный губами.
Когда мои оба плеча обнажены — быстро, чтобы не передумать — я выдыхаю:
— Стяни с меня платье до пояса.
Чувствую щекой улыбку Графа — или довольную усмешку.
Он легко выполняет мое пожелание — и тогда я прижимаюсь к нему спиной.
— Теперь положи ладони мне на грудь…
Сквозь тонкое кружево лифчика чувствую ладони Графа так явно, словно грудь обнажена. Какое-то время мы оба стоим, не шевелясь, привыкая к новым ощущениям.
— Ласкай мою грудь — и не прекращай, пока я не скажу остановиться, — шепчу я срывающимся голосом.
Граф сжимает ладони и, ощутив твердые соски, обхватил их пальцами. Крутит, оттягивает, отпускает… Легонько проводит ногтями по чувствительным вершинам, кружит вокруг, дразнит, возбуждает, играет…
Я теряюсь в волне захлестнувших эмоций. Непроизвольно приподнимаю подол платья, но, когда мои пальцы касаются горячей влаги на белье, — я замираю. «Что я творю?!..», — проносится в голове. Только сомнение длится доли секунды: Граф наклоняет голову, чтобы наблюдать за нашими действиями, — и губами задевает чувствительную зону под мочкой уха. Я сдаюсь — сама себе. Одной рукой отодвигаю край мокрых трусиков, а другой — нахожу свою самую чувствительную точку.
Я ласкаю себя руками под трусиками, а Граф ласкает мою грудь. Наши обоюдные прикосновения, и то, что Граф видит все это, и его сбитое дыхание на моей шее, и доказательство его желания — твердость которого я чувствую спиной — все это приводит к быстрому, яркому, сильному оргазму. Если бы не руки Графа, подхватившие меня, наверное, я бы сползла на пол…
Кажется, в объятиях Графа я пробыла очень долго, потому что выплыла из сладкого полузабытья только, когда почувствовала, что, почти раздетая, начинаю замерзать.
Ощущаю резкий запах гари. Граф словно читает мои мысли.
— Это был наш десерт — шоколадные кексы, — и выключает плиту.
Натягиваю платье. Все еще не решаюсь смотреть Графу в глаза. Он кладет ладони мне на плечи — и все во мне напрягается. Граф чувствует это — убирает руки.
Выдыхаю — и поворачиваюсь к Графу лицом.
Не получается расшифровать его взгляд. Потерянный, печальный? Он убирает прядь моих волос за ухо.
— Могу предложить шоколад без кексов.
— Я пойду.
Граф замирает. Приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но не произносит ни звука.
— Пожалуйста, застегни молнию, — снова поворачиваюсь к нему спиной.
Жду.
Наконец, молния ползет вверх.
— Не уходи, — он целует оголенную шею.
Я не отвечаю.
Иду в коридор, одеваюсь, прихватываю с тумбочки перчатки.
Не оглядываюсь — вдруг Граф смотрит мне след.
Выскакиваю из теплой уютной клетки Графа в ледяной океан осенней улицы.
В этой бесчувственной ночи я кажусь себе маленькой девочкой — Красной Шапочкой в огромном лесу. Я не испытывала такой неуверенности, шаткости, смятения с тех пор, как была ребенком. Эмоции постоянно бурлили во мне, но я всегда могла их обуздать. А теперь я будто стала беспомощной. Сегодня, чтобы уйти от Графа, мне пришлось переступить через себя. Смогу ли сделать это в следующий раз? Захочу ли?
Граф — хищник. Игрок. Эти поцелуи в шею, эти «не уходи» — его будни. Наверняка, я интересна ему только потому, что еще способна уйти. Ну, и, конечно, из-за моей истории. Она — главная причина, почему мне нельзя сближаться с Графом. Когда я закончу ее, мы с Графом окажемся по разные стороны пропасти. И, дай Бог, чтобы в наших руках не было револьверов.
Смахиваю неожиданную слезу тыльной стороной запястья.
Да, история…
Я всегда должна помнить об этом.
— Эй, Шахерезада!
Я оборачиваюсь — и губы против моей воли расползаются в улыбке. Глупая, глупая женщина…
— Я провожу вас, раз вы решились прогуляться. Места здесь неспокойные, а сна у меня все равно ни в одном глазу. Чувствую себя крайне… — он усмехается, — воодушевленным. Возможно, на меня благотворно повлияет прогулка и ваша история.
— Твоя история.
Граф недоуменно приподнимает бровь.
— Ужин получился великолепным, так что теперь мы на «ты», — поясняю я.
— Точно! — Граф легонько ударяет себя ладонью по лбу.
Затем приподнимает руку, согнутую в локте, — предлагает мне взяться. Я с удовольствием принимаю его предложение. Хотелось бы испытывать поменьше радости от того, что он снова со мной, — но сегодня я уже устала с собой бороться.
— Итак, преступление… — начинаю я и набираю в легкие побольше прохладного кристального воздуха.
Я влюблена в осень.
И, кажется, я влюблена в Графа.
— В следующую пятницу кое-что изменилось.
Глеб, как обычно, привез Ксению в Большой город, но потом она попросила высадить ее на ближайшем перекрестке. Впервые за шесть пятниц Глеб вечером вернулся домой один. Машинально закрыл за собой входную дверь — и прислонился к ней спиной. Постоял, прислушиваясь к звукам в доме, — и, в то же время, не концентрируясь на них. Прошел в спальню в обуви, в куртке. Сел на матрас. Встал, подошел к окну…