— Это не моя тайна, Граф.
Он отступает, поджимает губу. Теперь выражение его лица такое, словно он хочет меня ударить.
— Пожалуйста, поверь… — я срываюсь на шепот.
— Не делай из меня идиота, Шахерезада! — сквозь зубы проговаривает он. — Или ты хочешь поехать в участок голой? — он берет с тумбочки мобильный телефон.
— Нет, не хочу.
Обхожу его и возвращаюсь в ванную за одеждой.
Не помню, как переодевалась.
Не помню, провожал ли меня Граф.
Не помню, как спускалась с крыльца.
Прихожу в себя только через пару кварталов. Домой я иду пешком. Изо всех сил обнимаю себя, чтобы согреться. Мокрые волосы липнут к лицу, словно лед. Меня колотит так, что зуб на зуб не попадает. Мне хочется верить, что Граф не позвонит в полицию. Не потому, что боюсь тюрьмы, а потому, что не хочу так сильно в нем разочароваться.
«Позвонит — не позвонит… Позвонит — не позвонит…», — с безразличием и отчаянием одновременно гадаю я по полосам пешеходного перехода. Машина с сигнальным воплем проносится так близко, что движение воздуха отталкивает меня, словно чья-то рука.
Наверное, в тот праздничный вечер в бараке Глеб чувствовал нечто похожее…
Глеб пришел в себя от резкого стука в дверь. Очнулся — и снова первое, о чем подумал: Ксении не было рядом.
Гости ушли, оставив после себя разгром. Только на кресле сидел мотоциклист и длинным ножом очищал яблоко от кожуры. Он вытер лезвие о рукав майки, спрятал нож в сапог — и открыл дверь. Глеб не сразу заметил, что кто-то топтался в темноте, — только когда старик и мальчишка вошли в комнату. Мотоциклист закрыл за ними дверь.
Старик показался Глебу странным. С крючковатым носом, седыми пасмами — вылитая Баба Яга, только спину держал ровно и все одергивал пальто, на котором и так не было ни складочки. Он смотрел то в пол, то на мальчика. А если вокруг — то только мельком, исподтишка.
А мальчишка Глебу понравился — складный, вихрастый, с пытливым взглядом. Не боялся ни чужих людей, ни тяжелых потолков, ни полумрака комнатушки. На вид мальчишке было лет пять-шесть, но Глеб мог и ошибаться — он в этом не разбирался. Похоже, парнишка не привык ходить в строгой одежде — то галстук поправлял, то штаны подтягивал.
Мальчик держал старика за руку, но, видно, ему так наказали, потому что все стрелял серыми глазенками по сторонам — чуял детским нутром праздник…
— Ты к кому? — спросил Глеб, присев перед ним на колени.
— К тете Ксюше, — твердо ответил мальчонка. — Я нарисовал ей лошадь, — и он показал перевязанный розовой лентой сверток.
— Отличный подарок, дружище! Только тети Ксюши еще нет. Подождешь ее?
— Подожду, — подумав, согласился мальчишка. — Можно, я пока улитку нарисую?
Вырвал руку из ладони старичка, сам прошел к столу, достал из рюкзака альбом и карандаши.
Не отрывая от маленького гостя взгляда, Глеб набрал Ксению. Услышав новость, она радостно ахнула, пожалела, что опаздывает. Попросила вместо нее подарить мальчишке подарок.
Глеб ее просьбу выполнил не сразу. Сел на диван, и оттуда наблюдал, как мальчишка, выпятив от старания губу, выводил линии. Что-то неуловимое в нем цепляло — как в самой Ксении. Нужно будет расспросить ее подробнее. Может, она его настоящая тетя, может, у них одна кровь?
— Не вышло, — констатировал мальчишка и замазюкал рисунок. — Будет тучка.
Глеб улыбнулся. Достал из шкафа последнюю коробочку — самую маленькую. Сел перед мальчиком на корточки — и протянул подарок. Мальчишка смотрел прямо в глаза, но подарок не брал.
— Послушай, дружище… — Глеб запнулся — он совершенно не знал, как разговаривать с детьми. — Это тебе подарок от тети Ксюши. У нее сегодня день рождения, и она всем гостям раздает подарки. Она бы хотела сама тебе его отдать, но опаздывает. Потому что… По дороге ей встретился огромный огнедышащий дракон, и тетя Ксюша спряталась под мостом, где ее не найти, — ведь свой волшебный меч она забыла дома. Женщины — они же такие… — Глеб замолчал, пытаясь понять, не наговорил ли ерунды. Но, кажется, мальчик слушал его с интересом. — Я не знаю, что это за подарок… — он потряс коробочкой, раздался стук. — Похоже, это какой-то магический камень… Так и есть! — воодушевился он, видя, что завладел вниманием мальчика. — Конечно, это магический камень. Тот самый, который приносит удачу… Ну, давай, бери!..
И мальчишка, улыбаясь, принял подарок.
Наверняка, мой отец тысячи раз вспоминал тот момент — и то, что последовало за ним.
Ускоряю шаг. Уже совсем темно. От бесстрастного света фонарей становится еще холоднее. Дышу в ледяные ладони, но пальцы едва шевелятся. Вспоминаю, что, кажется, у меня в карманах остались перчатки Графа. Точно… Надеваю. Снимаю. Снова запихиваю их в карман.
Чувство падения в пропасть… Как это знакомо… Сожитель Ксении ошибался — это не она стремилась к пропасти, а мой отец…
Когда к вечеру Ксения не объявилась, в Глебе проснулось привычное волнение. Она не отвечала на телефонные звонки — но это тоже было привычно. Тогда Глеб решил, что пришло время открыть свой подарок — и вытащил из серо-голубой упаковки… стрелу, которой они с Ксенией когда-то стреляли по летучим мышам.
«А помнишь, как все начиналось? Как все было хорошо?..»
Глеб сидел на диване, вертел кривую палку с вкрученными болтами, — старую, сухую, но все еще крепкую, — и пытался поймать за хвост ощущение, которое все крепло и крепло в нем. Что-то витало в воздухе — кроме пыли и запаха сигаретного дыма. То, что он упускал, не домысливал… Глеб застыл. Посмотрел на мотоциклиста. Тот почувствовал, поднял голову — и не отвел взгляда. Так они и смотрели друг на друга — молча, не шевелясь, — пока Глеб не заставил себя произнести вслух:
— Она же не вернется, верно?
Тень медленно кивнул.
Глеб с хрустом, словно свою кость, переломал о колено стрелу, отшвырнул деревяшки. Вскочил. Уперся ладонями о стену, а затем принялся бить по ней кулаком, пока после каждого удара на прогнивших обоях не стали оставаться кровавые следы.
Тогда Глеб посмотрел на разбитые костяшки пальцев — так, словно не понимал, откуда на них взялась кровь. Повернулся к мотоциклисту, все еще рассматривая раны. Тень сидел в метре от входной двери, но было ясно, что он ее охраняет, что Глебу не пройти.
— Пусти! — звенящим от эмоций голосом произнес Глеб.
— Нельзя.
— Почему?!
— Тебя ищут.
— Кто меня ищет?!
— Многие.
— Точнее! — взревел Глеб.
— Ты же не сказал, что на вечеринке девица сорвала с тебя маску.
— Ну и что?..
— Эта девица — художница. Пару дней назад открывалась ее первая выставка. А там в каком только виде тебя нет — и в маске, и без нее… У этой братии глаз наметанный. Вот тебя и опознали. Так что, вырисовывается два варианта. Либо ты будешь всю жизнь прятаться — как Ксения, либо мы убедим всех, что человек в маске, — это не ты.
— И как вы это сделаете?
— Посадим тебя в тюрьму.
— В смысле?! — Глеб прислонился спиной к стене — пол покачивался.
Он чувствовал себя так, словно его бросили в подземелье, и теперь за ним закрывались двери. Ксения не вернется — скрежет, грохот, тяжелый щелчок замка… Мы посадим тебя в тюрьму — скрежет, грохот, щелчок…
— Тогда, во время вечеринки, за городом произошел наезд на велосипедиста. Водитель скрылся с места аварии, велосипедист не запомнил ни марки машины, ни лица водителя. Ты явишься с повинной — и это станет твоим лучшим алиби. А там у нас свои люди — получишь условно. В худшем случае, отсидишь полгода.
— Я выбираю первый вариант. Буду скрываться — с Ксенией.
— А кто сказал, что у тебя есть выбор?
— Тааак… — Глеб потер ладонями виски. Выпрямился. — Мне нужно ее увидеть.
Тень покачал головой.
Глеб подскочил к нему, схватил за грудки — но опомнился, отпустил.
— Я сдамся полиции. У тебя не будет со мной проблем. Но я должен с ней попрощаться.
Мотоциклист молчал.
— Последняя встреча, — твердо сказал Глеб. — Я заслужил ее.
Они долго смотрели друг другу в глаза — и, наверное, именно тогда и стало зарождаться между ними то чувство общности, сопричастности, которое через много лет переросло в дружбу.
Тень посмотрел на часы.
— Обработаем раны — и поедем.
— Черт с ними — с ранами!
— Тогда хоть перчатки мои надень, а то окажешься в полиции раньше времени.
…По аэропорту Глеб мчался, как в классических мелодрамах, — пробиваясь сквозь толпу, задевая локтями людей, опрокидывая чемоданы. Тень рассчитал все точно. Когда Глеб подбежал к зоне таможенного контроля, Ксения уже забирала с ленты свою сумку.
Стеклянная дверь закрылась — и Глеб потерял Ксению из вида. Вошел следующий пассажир — и Ксения снова появилась. Заметила его. Обмерла. Когда дверь открылась в следующий раз, Глеб показал Ксении на мобильный в своей руке — и прижал его к уху. Ксения спохватилась — и достала телефон из сумки. Приняла вызов.
— Тебе нельзя появляться на людях, — сказала она.
Глеб прикрыл глаза. К счастью, в этот момент дверь закрылась, — и Ксения не видела выражения его лица.
— Останься… — Глеб старался говорить как можно ровнее, но голос предавал его.
— Отпусти меня.
Глеб медленно покачал головой.
— Никогда.
— Отпусти. Я всегда буду в бегах, а у тебя все еще может сложиться.
— Это не тебе решать.
— Ты замечательный мальчик с хорошей судьбой, которую я не стану ломать.
— Я. Не. Мальчик! — выкрикнул Глеб. — Я не был им даже, когда мы познакомились. Я — мужчина, который может постоять за себя и за свою женщину! Не делай этого… — уже тихо произнес он.
— Все будет хорошо, Стрелок…
— Останься! Дай нам шанс!
— Подумай же, наконец! Ну, какое нас ждет будущее? Через пятнадцать лет ты станешь прекрасным молодым мужчиной, а в кого превращусь я, скрываясь по подвалам? В пятидесятилетнюю, замученную, морщинистую женщину. Ты либо сам уйдешь от меня, потеряв эти пятнадцать лет, либо останешься со мной из жалости — а это куда хуже расставания. Запомни меня такой, какая я сейчас… А если бы не эта история с картинами, ты бы запомнил меня шатенкой в ажурной маске, — и это было бы куда лучше. Посмотри, что со мной стало за пять лет…