Эрда и Карстен вполголоса, но сердито спорили о каком-то найденном ими журнале. Анни завладела вниманием Агды, играя с ниткой, выдернутой из старой пижамы. Она наматывала ее на пальцы и делала из нее разные узоры.
Элида распаковала корзину с едой. Налила сок. Раздала детям. Смахнула крошки и вытерла капли. Под глазами у нее были черные круги, коса расплелась.
– Удели себе время и займись собой, – тихо сказал ей Фредрик.
– Сейчас?
– Да, я посижу с детьми. Возьми расческу, крем. Тебе надо немного побыть одной.
Она смотрела на него. С удивлением. С отчаянием. И наконец, сердито.
– Не понимаю, чего ты хочешь? Я не могу всегда выглядеть как кукла. – Губы у нее дрожали.
Он понял, что и на этот раз победа на его стороне.
– Я только хочу, чтобы ты немного побыла одна.
Она не ответила, но через несколько минут взяла сумку и вышла из купе. Агда хотела пойти с нею, но Элида решительно посадила ее на колени к Фредрику. Когда она вернулась, прическа была в порядке и все было тихо.
Они сидели рядом, и поезд мчал их через пустынные заснеженные горы, с которых текла вода почему-то цвета мочи. Фредрик заметил ее настороженный взгляд, улыбнулся и взял себя в руки. Потом наклонился к Хельге, которая крутила нитку с надетой на нее пуговицей. Как ни странно, рука вдруг послушалась его и заставила нитку растягиваться, как резинку. Нитка то растягивалась, то сжималась. Растягивалась и сжималась. Фредрик передал нитку с пуговицей Хельге и показал ей, как это делается.
Жизнь была нитью с крутящейся пуговицей. Она то растягивалась, то сжималась. Как долго?
Элида протянула руку отцу, чтобы он помог ей подняться на борт шхуны. Ей было одиннадцать лет, и она отправлялась с ним в Трондхейм. Она просила и умоляла его об этом с раннего детства. Знала, что, если бы все зависело только от него, она бы уже давно там побывала. Но Сара Сусанне была иного мнения.
– Элида еще слишком неосторожна, пусть подрастет, – обычно говорила она.
И вот Элида стоит на борту, а мать с берега машет ей рукой.
– Береги девочку, Юханнес! – крикнула она мужу. Отец приподнял зюйдвестку и кивнул. Потом сделал знак юнге, чтобы тот отдал концы. Матрос оттолкнулся веслом, и шхуна отошла от причала. Ветер надул большой четырехугольный парус так, что опоры взвизгнули и полотно словно негромко выстрелило. Элиду охватила бурная радость. Когда в устье фьорда ей разрешили подержать штурвал, Элиде показалось, будто ей принадлежит весь бескрайний мир.
– Папа, когда я вырасту, я стану у тебя матросом, – сказала она серьезно.
И он кивнул ей, словно уже давно думал об этом. Потом раскурил трубку и уставился вдаль, не обращая внимания, верно ли она держит курс. Его темное обветренное лицо было покрыто морщинами. В углах глаз светлели ямки, как будто туда не доставало солнце. Перед долгим путешествием он подстриг светлые волосы и бороду. Светлые глаза скользили по морю, он улыбался. Наконец он достал свой блокнот и карандаш. Показывая на горы и берега, он писал в блокноте их названия. Когда судно поднималось на волне, блокнот словно повисал в воздухе, но потом снова послушно ложился к нему на колено.
«В Трондхейме мы пойдем в самый лучший магазин и купим тебе нарядное платье. А в гостинице выпьем сока и поедим пирожных с кремом. Собор в Трондхейме прекрасен, как сказочный замок. Скоро мы все это увидим. Ты и я», – писал он.
Другая страна
Хильмар и Рагнар, похожие на две статуи, встречали их на вокзале. Они только что закончили работу на фабрике в Старом городе, но успели умыться и немного привести себя в порядок у попавшейся им по пути колонки.
Приветствия, объятия. И вот наконец они сидят перед вокзалом на скамейке и на своих чемоданах и говорят все разом, перебивая друг друга. Город тоже говорил о своем. Чужое бесформенное существо с его скрежетом, звонками трамваев и беспрестанным цоканьем копыт по брусчатке. С запахом угля, гнилой капусты, конского навоза, пыли и старых газет. Газеты слегка пахли кардамоном, и казалось, что их вынули из выгребной ямы.
Элида как будто попала в центр мира. В темноте мимо летели голоса. Из-под шалей, фуражек и шляп, похожих на клумбы Сары Сусанне, иногда доносился аромат духов или одеколона. Дома с карнизами и высокими окнами упирались прямо в небо. Если все это так сильно подействовало на нее, что же тогда чувствуют сейчас дети?
Кристиания оказалась совсем не такой, какой Элида представляла ее себе. Хотя какое у нее могло быть представление о большом городе? Во всяком случае она не предполагала, что город явится ей в виде сказки, где спешат толпы людей и в темноте светятся газовые фонари. Их желтоватый свет пробуждал в Элиде странные чувства. В том числе счастье.
От вокзала до Брюна им предстояло ехать на недавно пущенном трамвае, но они не могли взять с собой в трамвай весь багаж. Хильмар и Рагнар раздобыли напрокат тележку, которую позже должны были вернуть. Как только семья прожила эти месяцы, когда Хильмар и Рагнар жили уже в столице? Благослови Бог их умелые руки!
– Смотрите, трамвай как будто упирается щупальцами в провода! – с волнением воскликнул Карстен.
– Через них он получает электрический ток и едет, – объяснил Хильмар.
– И у него есть открытая веранда! Он похож на маленький поезд, – заметила Хельга, словно давно привыкла к трамваям.
Элида часто со страхом думала, как они будут жить у Хельги, старшей и религиозной сестры Фредрика. Но тетя Хельга приняла их с распростертыми объятиями. Особенно Фредрика. Раскинув руки и благоухая кофе, она встретила их на крыльце в открытых дверях. Ее дом стоял на склоне выше остановки трамвая. Среди новых домов он единственный был старый. Красная краска давно облупилась. Когда-то за садом, наверное, ухаживали, но это было давно. Дикий виноград, или какое-то другое вьющееся растение, добрался уже до крыши, словно дом стоял здесь с незапамятных времен. А все новые дома как будто выросли здесь за одну ночь.
В маленькой прихожей дети пришли в восторг от чепца с красными лентами и форменного пальто тети Хельги, висевших на вешалке. Маленькой Хельге, названной в честь тети, разрешили примерить чепец. Агда тоже захотела его примерить, но тетя сказала, что примеряет только тот, кто носит ее имя, и, взяв Агду за руку, прошла с нею в гостиную.
Там уже был накрыт стол и приготовлены бутерброды с сыром и колбасой. Перед тем как приступить к еде, тетя Хельга сложила руки и склонила голову. Хильмар и Рагнар сделали то же самое, и тогда все остальные поняли, что здесь так положено. Пока тетя напевно и весело читала молитву, словно исполняла какую-то застольную песню, ее крупная фигура раскачивалась из стороны в сторону.
Но после еды все ее внимание сосредоточилось на Фредрике. Она заставила его лечь на диван и укрыла пледом. И, сев на пуфик возле дивана, обрушила на брата свою заботу и слова из Писания.
Дом вместил всех, хотя им пришлось воспользоваться раскладными кроватями. Элиде было сказано, что они могут занять весь второй этаж, кроме тетиной комнаты. Хильмар и Рагнар уже занимали одну комнату. В ней можно было положить и матрас для Карстена. Оставалось еще две комнаты. Одна – для девочек и одна – для Элиды, Фредрика и младших детей. Постепенно они раздобудут недостающие кровати для всех.
После того как Йордис была уложена, Элида с девочками занялись кухней. Все было сделано очень быстро. На кухне царил спартанский порядок, хотя до настоящего блеска было далеко.
На другой день утро началось рано. Тетя Хельга собиралась идти в контору Армии спасения на Пилестредет, контора находилась недалеко от Риксгоспиталя, куда должен был лечь Фредрик. Старшим мальчикам нужно было на обувную фабрику в Старый город.
Элида не спеша переходила от окна к окну. Моря отсюда видно не было. Но это она знала заранее. Дом стоял на большом холме, заросшем деревьями, места тут было много. Грязная дорога проходила совсем близко от окон гостиной. В соседнем доме еще не были вставлены окна, там хлопотали несколько рабочих в комбинезонах.
Фредрик был рад, что их путешествие закончилось, ему требовался отдых. Элида с детьми пошли пройтись, чтобы познакомиться с ближайшими улицами. Весна здесь уже началась. Снега почти не осталось. А тот, что еще лежал у обочин, был грязный и коричневый, как коровий навоз. Деревья были очень высокие. Покрытые почками, они стояли во всем своем великолепии. Карстен спросил, как они называются, но Элида этого не знала.
– Спроси у отца, может быть, он знает, – сказала она.
– Как он может знать, если он их даже не видел? – удивился Карстен.
– А ты их ему опиши!
Цветочные луковицы уже проросли, словно наступило лето. Днем солнце грело довольно сильно и стояло высоко.
– Когда мы приехали вчера вечером, здесь было темнее, чем у нас дома, и небо было почти фиолетовое. А сейчас тепло и светло, – сказала Хельга и сорвала несколько маленьких белых цветков, которые в изобилии росли по краям дороги.
– Они завянут, пока ты донесешь их до дому.
– Тогда я нарву новых. Это для папы.
– Они его порадуют, – с отсутствующим видом сказала Элида. Она несла Йордис, ставшую довольно тяжелой.
Дома Фредрик уже волновался, не заблудились ли они в этом мире, как он выразился. Сестра дала ему книгу, где было написано, что Брюн – это название старых усадеб, находившихся на западном берегу Алны. Очевидно, это название произошло от слова bru – мост. Он вычитал также, что Брюн находится примерно в четырех километрах от города и что когда-то в этой реке добывали жемчуг.
Когда Хельга поставила перед Фредриком чашку с белыми цветами, он поблагодарил ее и сказал, что это анемоны. А вот названия дерева, которое ему описал Карстен, он не знал. Но тут же решил, что, как только достаточно отдохнет, пойдет туда и посмотрит, что это за деревья.
– Это когда? – поинтересовался Карстен.
– Там увидим, – неопределенно ответил Фредрик. – Но ты нарисуй мне, как выглядят листья и как расположены ветки. Тогда мы посмотрим в какой-нибудь книге о деревьях. Тетя нам поможет. Не огорчайся, – прибавил он.