1 февраля 1958 года Хьюм был досрочно освобожден из Дартмура. Спустя четыре месяца, 1 июня 1958 года, английская воскресная газета «Санди пикториель» вышла с заголовком: «Сенсационное признание Дональда Хьюма. «Я убил Сетти и избежал смертной казни!» В это было трудно поверить, но это было так. Не желая вести трудовую жизнь, руководимый цинизмом и жаждой наживы, Хьюм продал газете за 2000 фунтов стерлингов истинную историю убийства Стэнли Сетти. Он хорошо знал, что ни один английский суд не будет судить его за преступление, которое уже разбиралось в суде.
Признание Хьюма, подвергшееся перед опубликованием тщательной проверке, подтвердило точную картину хода преступления, как ее представляли себе следователи в результате судебно-медицинских и криминалистических экспертиз. После крушения всех послевоенных коммерческих дел Хьюм стал компаньоном Сетти в его темных операциях. Он воровал автомашины, вывозил оружие за границу. Сетти ему хорошо платил, но смотрел на него как на ублюдка, на хвастливого лжеца. К 1949 году ненависть Хьюма к своему высокомерному работодателю достигла предела. Когда вечером 4 октября 1949 года Сетти тайком посетил Хьюма, чтобы дать ему новое поручение, они поссорились. В бешенстве Хьюм схватил кинжал и всадил его в Сетти. Сетти не успел защититься и рухнул на ковер. Здесь Хьюм добил его. Все произошло в течение нескольких минут. Даже занавески на окнах не были опущены. Затем Хьюм потащил тяжелый труп через коридор в столовую, а оттуда в кухню и, наконец, в помещение для угля, куда его жена из-за страха перед мышами никогда не входила. При этом на пол и ковер в гостиной пролилось много крови. Хьюм тщательно вытер всю кровь и попытался отчистить ковер, но это ему не удалось. Затем он вытер все предметы, которых мог касаться Сетти, и таким образом ликвидировал его отпечатки пальцев. После вышел на улицу, сел в «Ситроен» Сетти и отогнал его в Кембридж Терраса Ньюз. Там он оставил машину, взял такси, проехал часть пути, вышел и пешком вернулся домой. Никто не видел, как он вернулся домой. Ночью при помощи кухонного ножа и старой пилы Хьюм отделил голову и ноги от трупа Сетти. Занятие это отняло меньше времени, чем он предполагал. Голову он упаковал в пустую консервную банку фабрики Хайнц, ноги — в коробку, торс и руки сначала обернул войлоком, потом одеялом.
Когда в полдень следующего дня появилась домработница миссис Страйд, работа Хьюма была уже давно завершена. Кухня и помещение для угля были тщательно убраны, ковер сдан в чистку и крашение, а пол было приказано проциклевать. Ни из пакетов, ни из свертка кровь не просочилась. Так как у него было мало времени, труп он выбросил с самолета не очень далеко, до канала. Только эта его ошибка привела к тому, что труп всплыл у берегов Эссекса. Три недели до его ареста Хьюм использовал для проведения работ по дальнейшей очистке квартиры. Наконец он решил, что устранил абсолютно все следы убийства. Лишь когда были опубликованы номера банкнот Сетти, Хьюм понял, что ему не удастся избежать ареста. Тогда он стал придумывать свою первую версию — историю с Маком, Гри и Роем. Обнаружение следов крови было для него ужасной неожиданностью. Но это заставило придумать продолжение. «А разве оно мне не удалось?» — спрашивал он.
Ко времени опубликования беспримерно циничного признания Хьюм уже покинул Англию. Он появился в Цюрихе, выдавая себя за канадского летчика Бирда. В 1959 году его поймали при налете на банк, где он ранил кассира и застрелил шофера такси. Суд приговорил его к пожизненному заключению.
Признание Хьюма в июне 1958 года было запоздалым оправданием для Хамфриса, Бевериджа и его сотрудников. Для Кэмпса и Холдена оно имело тоже большое значение, так как показало, что их исследования и выводы были правильными.
24. Судебная медицина мира
В 1840 году один из первых судебно-медицинских журналов «Хенкес цайтшрифт фюр ди штаатсарцнайкунде» опубликовал список лиц, посвятивших себя судебной медицине. Он включал двадцать два имени; то были французы, немцы, итальянцы, австрийцы и шотландцы. Все они жили в Европе, в центре научного мира тех лет. Спустя сто лет, на пороге второй половины XX столетия, многие судебно-медицинские журналы публиковали новые списки, в которых они пытались перечислить институты судебной медицины и судебных медиков мира. Им это уже не удавалось сделать. Их списки состояли из тысяч имен, и мир не ограничивался больше Европой, а охватывал всю Землю. Пусть страны, где зародилась судебная медицина, все еще проводили большую часть всех исследований и практических работ, пусть Париж, Лион, Лилль, Берлин, Лейпциг, Мюнхен, Гейдельберг, Кёльн, Эрланген, Гамбург, Вена, Грац, Инсбрук, Милан, Рим, Неаполь, Палермо, Эдинбург, Глазго считаются международными центрами научной работы судебной медицины, все же они только часть большой армии судебных медиков. За последнее время даже в Европе появилось много новых научных центров судебной медицины, которые подчас отличались более современными взглядами и оборудованием. Они находятся в Цюрихе, Базеле, Берне и Женеве, а также в Брюсселе, Льеже, в Мадриде, Валенсии, Барселоне, в Афинах, Любляне, а также в Бухаресте, Будапеште, Кракове, Лодзи. Они имеются в Хельсинки, Копенгагене, Осло и Стокгольме, в Москве и Ленинграде, Лондоне и Лидсе. Истинное распространение судебной медицины станет понятным лишь тогда, когда бросишь взгляд на другие континенты, на институты судебной медицины в Тегеране, Пекине, Шанхае, Токио, Фудзияме, Хиросиме, Хоккайдо, Осаке, Нагасаки, в Брисбене в Австралии и в Окленде в Новой Зеландии, в Маниле на Филиппинах, Каире и Йоханнесбурге в Африке. Пришлось бы заглянуть также в Южную Америку от Буэнос-Айреса до Ла-Платы в Аргентине, в Монтевидео в Уругвае, в Сантьяго в Чили, в Каракас в Венесуэле, в Боготу в Колумбии, в Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро, Белу-Оризонти и Санта-Катарину в Бразилии.
Наш взгляд проследовал бы в Квебек и Монреаль в Канаде и, наконец, в Бостон, Кливленд, Нью-Йорк, Балтимор, Сан-Франциско и Лос-Анджелес в Соединенных Штатах Америки.
Но до сих пор именно США составляют исключение. Ровно тридцать лет после смерти Чарлза Норриса продолжалась борьба между медицинскими инспекторами и коронерами, между признанием значения судебной медицины для криминалистики и представлением, что любой врач может выполнять криминалистические экспертизы. Только семь американских штатов переняли тысячи раз проверенную систему судебных инспекторов Нью-Йорка. Только пять штатов отменили выборность коронеров и четыре ввели закон, что коронером может быть только медик. В преобладающей же части страны лицо судебной медицины представляют коронеры.
Еще в 1950 году из 70 коронеров в Висконсине 33 являлись хозяевами похоронных бюро, то есть так же, как и в годы «десятилетия бесправия». И все же коронеры уже были не те, что раньше. Растущее влияние последователей Норриса заставило провести некоторые реформы системы коронеров. Некоторые коронеры стали настоящими судебными медиками. Например, Генри Туркель владел судебной медициной не хуже судебных медиков Старого Света. То же можно сказать о коронере Лос-Анджелеса, как и о Консалесе или Хельперне в Нью-Йорке, которые читали лекции студентам-медикам. Сюда следует отнести также таких бывших коронеров из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, как Ньюбарр, Мирс или Карр, которые основали преподавание судебной медицины в университетах Калифорнии. Аллан Мориц, основавший Институт судебной медицины при Гарвардском университете, преподавал судебную патологию в университете Кливленда вместе с коронером С. Гербером. Рихард Форд продолжил дело Морица в Гарварде и ежемесячно собирал в Бостоне полицейских со всей страны, чтобы продемонстрировать им значение судебной медицины. Такие же цели преследовали Рассел Фишер в Балтиморе и Тео Курфи на Лонг-Ислэнд. Они знали, что страна не будет копировать развитие судебной медицины Старого Света, а пойдет своим путем. С присущим этой стране оптимизмом они верили, что судебная медицина США рано или поздно внесет свой вклад в судебную медицину мира, как это случилось с общей медициной Америки, вклад которой во всемирную медицину увеличивается из года в год.
Нет сомнения, за сто лет судебная медицина стала всемирной наукой. Но это только одна сторона вопроса. Есть и другая сторона: с самого своего зарождения она научилась бороться и изменяться. На протяжении целой эпохи судебная медицина боролась, чтобы доказать своей «матери» — медицине, что у нее другое содержание и другие цели: стать мостом между медициной, с одной стороны, и юстицией, криминалистикой — с другой. В следующую эпоху она не без успеха объединила в себе все знания медицины, естествознания и, наконец, также техники, которые были ей необходимы для решения задач, поставленных криминалистикой, исследовала и развила их. Но к середине столетия она оказалась перед новыми требованиями криминалистики, которые не шли ни в какое сравнение с тем, что было когда-либо известно. Криминалистика требовала таких широких познаний в медицине, естествознании и технике, что, казалось, это требование разорвет рамки судебной медицины. То, что вызвало к жизни такие дела, как дело Дженни Дональд или Хьюма, — применение различнейших методов расследования с привлечением разных дисциплин, — принесло также и разочарование от несовершенства знаний, осветило современную картину состояния судебной медицины. Судебная медицина все больше стремилась к координации действий различных наук в интересах криминалистики, как этого хотел в 1934 году Сидней Смит. Правильный путь избрал датчанин Кнут Санд, который создал при Институте судебной медицины в Копенгагене «большой судебно-медицинский совет», куда входили специалисты всех отраслей медицины и естествознания. Этот совет собирался под председательством Санда каждый раз, когда возникала трудная криминалистическая проблема.