Самолет Можайского
Чтобы взлетели
Другие самолеты
Надо, чтобы
Какой-то самолет
Не взлетел
Не смог взлететь
В бесчисленных полетах
Самолетов, которые смогли взлететь
Кроется неполет
Несчастного самолета Можайского
Или так
Самолета несчастного Можайского
Самолетов, которые летают
Боингов-737, 747 и 767
Эйрбасов-320, 340 и 380
Очень много
А самолет Можайского
Один
И его даже выгнали с поля
Которое не успело стать летным
И осталось просто полем
Этот самолет
Не взлетел
Этот самолет
Так никогда и не взлетел
Чтобы летали
Красивые современные самолеты
Мирные, толстенькие и дружелюбные
Уже упомянутые
Боинги и Эйрбасы
И страшные, завораживающие, смертоносные
Миги-29, Ту-95, В-52, F-16 и как там их еще
Какой-то самолет
Должен был
Не полететь
Не суметь взлететь
Нелепо прокатиться по полю
Нелепо подскочить на кочке
Нелепо завалиться на крыло
На одно из крыльев своих
Огромных, квадратных, нелепых
Нелепо остановиться
И нелепо закончить
Свой так и на начавшийся
Полет
Этот самолет
Не взлетел
Этот самолет
Так никогда и не взлетел
Тогда, в школе, мне было обидно
Как же так, наш самолет
И не первый
А сейчас я думаю
Что это очень здорово
Очень классно
Очень вообще офигенно
Что наш вот этот самолет
Самолет Можайского
Был таким нелепым
И не взлетел
В основе любого
Большого дела
Должна лежать
Какая-то неудача
И чем она будет
Более нелепой
Тем лучше
Сначала должен быть
Оглушительный провал
А потом все как-то пойдет
Как-то все наладится
Паровозы поедут
Пароходы поплывут
Электровозы, искря проводами
Будут гудеть
Оглушительно и мощно
Ракеты взлетят
После нелепых, кривых
Экспериментов Циолковского
Зажжется электрическая лампочка
И заработает персональный компьютер
И полетит самолет
Например, братьев Райт
Если бы не анекдотическая неудача
Самолета Можайского
Если бы не личная драма
Морского офицера
Александра Федоровича Можайского
Пришлось бы
Какому-то другому самолету
Какому-то другому конструктору
Брать на себя
Это бремя неудачи
Но его взял на себя
Русский морской офицер
Александр Федорович Можайский
И сейчас, мне кажется
Когда мы садимся в самолет
Каких-нибудь авиалиний
Например, Аэрофлота
Russian Airlines
Или Lufthansa
Или Air France
Или, там
American Airlines
И усаживаемся в кресло
И пристегиваем ремни
И готовимся к взлету
Нам надо бы вспоминать
Самолет Можайского
Это нелепое устройство
С огромными квадратными крыльями
С тремя пропеллерами
И с паровыми
Вы слышите, с паровыми!
Двигателями
И когда самолет
Наших современных авиалиний
Начнет разгоняться
По взлетной полосе
Наберет скорость
Задрожит всем телом
Оторвется от земли
И начнет набирать высоту
Нам нужно вспомнить
Просто из соображений
Элементарной порядочности
Тот самолет
Уродливый, страшный
Дикий и прекрасный
В своей дикости
Самолет Можайского
Этот самолет
Не взлетел
Этот самолет
Так никогда и не взлетел.
Женя ДЕКИНАВышкарассказ
В детстве Миша не верил, что дед мог покончить с собой. Наверняка он просто забыл, что уже выпил таблетку, поэтому выпил еще одну. И еще. Бабушка говорила, что столько раз подряд забыть невозможно, и корила себя. Она и правда часто на деда сердилась. Но Мишка все равно не верил. Как можно поверить в то, что его дед, смелый горнолыжник, дважды победивший на Всесоюзных соревнованиях «Трудовых резервов», захотел умереть? Ну и что, что после инсульта он почти не вставал и целыми днями колотил себя по отнявшейся ноге. На лыжах больше не побегаешь, конечно, но не умирать же из-за этого.
Зимой дед брал маленького Мишу на вышку. Они долго готовились: дед надевал свой коричневый свитер с толстым воротником, заносил с балкона лыжи и звал:
– Миха, тащи катушку!
Мишка приносил ему низкий стульчик. Тогда у всех были такие стульчики – крашеная деревянная катушка от провода. Дед натирал лыжи воском, поправлял крепления. Катался дед хорошо, и Мишка не успевал за ним, но не боялся потеряться: любая лыжня вела к вышке да и саму ее было видно за много километров. Тихий лес, залитый солнцем, и довольный дед, и особенно то, что дома все сейчас делают обычное: спят, пьют чай, смотрят телевизор, а они с дедом тут. Дед прыгал, а Мишка осваивал мелкие горочки и мечтал, что когда-нибудь тоже поднимется вместе с дедом. Но на лыжах прыгнуть так и не получилось: дед умер, а большую часть железных стоек от вышки в девяностые спилили и сдали на металлолом.
Уцелевшую площадку с лестницей Мишка еще на первом курсе показал своему сокурснику Борьке по кличке Чума. Чума занимался альпинизмом в институтском кружке и придумал, как можно на этом подзаработать. Он натянул между вышкой и стойкой линии электропередачи трос и устроил «тарзанку», чтобы катать желающих за деньги. Мишку он, конечно, прокатил бесплатно – надел на него альпинистскую обвязку и подвесил на тросу. Толкнул – и Миша поехал. Внизу его поймал Семен. Сам Семен никогда не катался: боялся высоты, но финансовые начинания друга всегда поддерживал.
Ехать было весело и страшно. Мишка смешно визжал, и Чума долго припоминал ему это. Когда желающие иссякли, Чума придумал с вышки прыгать. Он удлинил трос и заставил Мишу шагнуть. Просто шаг в бездну. В следующее мгновение уже случился спасительный рывок крепления, но вот этот шаг и мгновение полета – это и было настоящей смертью. Мишка будто бы пересилил себя, переломил в себе то, что заложено природой, – инстинкт выживания. Тогда он много думал про деда и начинал склоняться к тому, что бабушка, может, и права: что такое самоубийство для человека, который каждые выходные делал это – отталкивался от края и летел вниз?
Парни быстро поднялись и съехали на квартиру. Чума вечно где-то пропадал, а Семен устраивал веселые пьянки, куда звал местных студентов. Местные в общагу попасть не могли, а разгула им хотелось не меньше остальных. На одной из таких пьянок у Миши случился первый секс. Он мечтал о нем, как о великом таинстве, преображении, но на деле это оказался нелепый перепихон под старой хозяйской дубленкой. Остался ночевать у парней на надувном матраце, девушка пришла сама, видимо, назло. Она весь вечер вертелась около Чумы, но тот рассказывал про Эверест, куда мечтает подняться, ничего не замечал, чем и довел ее до отчаяния. Девушка ерзала, прижималась, Миша оробел и вспотел от напряжения, поглаживал ногу вроде бы или бок, но так несмело, что девушка не выдержала и поцеловала сама. И остальное тоже все сделала. Утром она ушла, и больше Миша ее никогда не видел. Потом были другие – там же и по той же схеме, – только теперь Миша подпаивал сам и действовал куда смелее. Через полгода все прекратилось: Чума ушел на Эверест, Семен вернулся в общагу, а Миша устроился сторожить библиотеку вместо своего одногруппника, завалившего сессию. А потом в его жизни появилась Дина.
В библиотеке Дина пряталась от злой бабки – мать жила в другом городе. Миша сразу ее заметил. И она его. Долго и сосредоточенно поводила плечиком так, чтобы широкая серая кофта, видимо бабушкина, сползла, соблазнительно оголив плечо и лямку лифчика, – не вышло. Быстрым движением дернула за рукав и снова напустила на себя рассеянности. Бросила взгляд – смотрит? И тут же поняла, что смотрит он давно и видел все с самого начала. Тут же натянула кофту и покраснела. Миша почувствовал себя таким взрослым и раскованным рядом с ней, что первым заговорил. Она сразу же к нему прониклась – жаловалась на бабку, рассказывала про тупых одноклассников-малолеток, про то, как станет архитектором. Они слишком быстро сближались, и Миша не знал, как это прекратить. Ей оказалось шестнадцать – он посмотрел в карточке.
Хотел намекнуть, заговорил с ней про Лолиту, она не просто все поняла, она рассердилась и ответила, что ненавидит Онегина, потому что он трус. Трусом в ее глазах быть не хотелось. Потом он как-то не уследил и привык. Ждал вечера, скучал, радовался ей. Семен говорил, что это хорошо даже – никаких тебе инфекций, бывших парней и больших запросов, но Миша злился в ответ: он же не какой-нибудь там педофил в самом-то деле.
Дина призналась ему в любви в хранилище, под тусклой лампой, сделавшей ее смуглой и постаревшей. Он подумал, что лучше бы на улице, потому что сейчас она побежит прочь, хлопая дверьми, рыдая и задыхаясь, а он пойдет запирать, шаркая, как старик, по стертому линолеуму. И почему-то поцеловал. Сначала они просто целовались, потом ласкали друг друга, потом она начала оставаться в библиотеке на ночь, когда у ее подруги Юльки были дома родители. Юлька Мишу ненавидела, не одобряла их отношений, но покрывала из духа противоречия: родители не имеют права ничего запрещать, а уж злые бабки, которые внучке даже телефон нормальный купить не могут, – тем более. На сексе Дина настояла сама, уверяла, что давно хочет и что все ее подруги уже успели. И что возраст – предрассудки и что они ведь все равно навсегда теперь. Миша пытался возражать, но он хотел ее и дал себя уговорить.
Попались они с Диной глупо – диспансеризация. Одноклассницы оказались невинны, а гинеколог никаких врачебных тайн хранить не собиралась – тут же рассказала классной руководительнице, а та позвонила бабушке. Бабушка напридумывала себе плохих компаний, наркотиков и уговорила мать забрать Дину к себе: здесь она точно плохо кончит.