Жена говорила, что он псих и нельзя играть со смертью, Бог этого не простит. Миша знал, что простит, Бог уже спасал его в трудный момент, и каждый раз на вышке Миша чувствовал особую близость к нему. Не из-за высоты, а из-за того воспоминания, про подростков. И спускаться всегда странно: весь ты отяжелевший и опустошенный, заторможенный, как после сильной боли, а потом становится весело, и обратно – уже насвистывая.
Сколько раз он сюда приходил?
Борис МИНАЕВПрекрасный летний деньрассказ
Однажды мы с Колупаевым решили писать роман про поручика Мертвецкого.
Колупаеву кто-то в счет долга отдал толстую тетрадь за сорок шесть копеек, в коричневой обложке, совершенно чистую и пустую. Больше всего меня поразила ее чистота и пустота. Она была точно как книга, только в ней еще ничего не было написано. Я листал ее страницы в задумчивости и вдруг сказал:
– Слушай, а давай напишем тут что-нибудь?
Колупаев поначалу совсем не заинтересовался моей идеей.
– Да нет… – сказал он скучно. – Это ведь… понимаешь ли, Лева, это тетрадь, которую мне вместо денег отдали. Мне один парень был пятнадцать копеек должен, но не отдавал. Ну а я ему сказал, что́ за такие вещи бывает, и он мне тогда эту тетрадь отдал. Я ему долг как бы простил. А потом я ему эту тетрадь верну и скажу, что она мне не нужна. Он испугается и денег мне отдаст, сколько я попрошу.
– А почему он испугается? – не понял я.
– Лева, вообще тебе лучше таких вещей не знать, – подумав, сказал Колупаев. – Вот ты, когда деньги даешь, ты их почему-то назад не забираешь. Но тебя за это все уважают. А если я не буду забирать, меня уважать не будут. Так устроен наш мир.
– Да ладно тебе, – пожалел я парня. – Подумаешь, пятнадцать копеек. А мы тут целый роман, может, напишем.
– Чего напишем? – не понял Колупаев.
– Роман! – сказал я.
Вот так бывает. Так устроен наш мир: живешь-живешь и вообще ничего. Никаких происшествий. Ходишь, ждешь, надеешься. А они – нет. Не хотят происходить. Лень им.
Ты уже весь изнемог. Ты прямо уже готов. Ну пусть, думаешь ты, ладно, я заболею ангиной. У меня вырежут гланды. Зато мама будет очень добрая. Она будет сидеть на твоей кровати. Она будет читать тебе книгу вслух. Желательно интересную. Или пусть на тебя наедет машина, но так, не очень сильно, чтобы ты только испугался. И водитель будет бледный, и довезет тебя до дома с ветерком, и даст тебе пятнадцать копеек на мороженое. Или еще что-нибудь. Но ничего не происходит. Жизнь одинаковая и пустая. Много-много страниц. Ничем не заполненных, как в этой общей тетради с коричневой обложкой.
И вдруг что-то начинает происходить. Да! Но ты еще не понял этого. Что оно начало происходить. Все быстрее и быстрее. Ты так же равнодушно на все это взираешь, как какой-нибудь Онегин на Татьяну, а оно уже происходит, уже вся твоя жизнь полетела вверх тормашками.
– Ну а про что роман? – спросил меня Колупаев. – Про ковбоев? Или про фашистов?..
– Я даже не знаю, – задумался я. – А ты сам-то про что хочешь написать?
Колупаев пожал плечами.
– Да черт его знает, – сказал он лениво. – Может, про оленей?
Мне даже стало как-то неприятно. Книжку про оленей под названием «Бемби» я читал уже давно, мне кажется, во втором классе. Или в третьем. Ну, короче, очень давно. И как-то быстро ее забыл. Даже не мог вспомнить, в чем там было дело. А вот роман Ник. Шпанова «Поджигатели» произвел на меня очень сильное впечатление. Потому что там было интересно, там были американские шпионы, всякие происки, интриги, в общем, жизнь.
– А олени-то тут при чем?
– Да хрен с ними, с оленями, – согласился Колупаев. – Давай про что хочешь. Только быстрей. А то у меня дела… – Он неопределенно махнул рукой. – Ну там возле школы. С одним человеком встреча. Он мне немного денег должен. Ну, небольшую сумму.
– Да что ж такое, – сказал я. – А ты кому-нибудь что-нибудь должен, Колупаев?
– Не умничай, Лева… – строго сказал Колупаев. – Это тебе не идет.
И я не стал умничать. Я взял ручку и вывел на первой странице: «Поручик и смерть».
– Что? – вскричал Колупаев. – Какой еще поручик? Это что значит, ты по школьной программе решил роман завернуть? Типа «Онегин, я была моложе»? Знаешь, Лева, я от тебя такого не ожидал! Ну вообще! Ну это надо! Я в школе от всего этого знаешь как устал! Шел, понимаешь, в комнату, попал в другую! Ты в другую комнату попал, Лева! Здесь тебе не путешествие из Петербурга в Москву!
…Что меня так повело на этого поручика, я даже не знаю. Был у меня когда-то случай в третьем классе. У нас во дворе открыли библиотеку, такие две бабульки-общественницы, ну я пришел, записался, а книжек хороших-то у них и нет. Все время какие-нибудь стихи. Ни Жюль Верна, ни Майн Рида, ни Луи Буссенара. Ну я тогда взял «Анну Каренину» и решил ее читать. Читал долго, три дня. Мне нравилось главным образом то, что книга была очень толстая. Такой толстой книги я еще никогда в жизни не видел. Я все время думал, сколько же нужно всего придумать, чтобы написать такую книгу. Это приводило меня буквально в восхищение. Я сидел и листал страницу за страницей, не особенно вдумываясь в их смысл. А на третий день мама заставила меня книгу сдать обратно.
– Рано тебе еще читать такие вещи! – сказала она. – Вот читай своих «Поджигателей», ты еще первый том не осилил, а там их целых два. Или «Севастопольскую страду», там даже четыре тома.
– А почему мне рано? – не понял я.
– Ну потому что, – уклончиво ответила она. – Потому что нет там ни сражений, ни битв. Хотя, в принципе, это одно и то же, ну ладно, сейчас не об этом… Сплошные измены в этой книге. Мужа она не любила, а любила совсем другого человека. Ну зачем это тебе?
– Не знаю, – угрюмо сказал я. – Я же не виноват, что там про это.
Я зачеркнул название и вывел новое: «Лейтенант Володин».
– А почему Володин-то? – удивился Колупаев. – Он твой родственник, что ли? Володин этот.
– Да нет! При чем тут родственник? Простая русская фамилия.
– Лейтенант еще какой-то, – сказал Колупаев. – Мусор? В милиции работает? Тогда это нам не подходит.
– Да нет, ну почему, просто он офицер, в армии служит или, там, в разведке…
Мне уже не хотелось ничего писать, а хотелось пойти домой, лечь в кровать и долго переживать свою неудачу. Мы сидели на корточках, облокотившись спинами о серую кирпичную стену трансформаторной будки.
– Нет. Давай так. – Он взял у меня ручку и тетрадь, опять все зачеркнул и написал: «Поручик Мертвецкий».
Я даже не знал, что сказать.
– Ты шутишь или серьезно? – только и сумел промолвить я.
– А ты? – вдруг спросил меня Колупаев.
– Какие уж тут шутки! – горько усмехнулся я. – Я-то серьезно!
– Ну и я серьезно, – сурово сказал Колупаев. – Учти, Лева, теперь мы с тобой соавторы. Пиши первую главу, потом мне покажешь. Только как следует пиши, не торопись. От первой главы очень много зависит. Ферштейн?
– Яволь, – послушно ответил я.
И Колупаев пошел по делу. Туда, где ждал его человек с небольшой суммой денег.
А я остался один со своей тетрадью и стал думать.
«Был прекрасный летний день.
Поручик Мертвецкий подошел к краю палубы и схватился за поручни. Перед его взором хмуро замаячил мировой океан.
– Представляете, Шляпентох, – весело спросил он профессора, – сколько еще великих загадок прячет от человека эта, черт побери, таинственная стихия?
Профессор Шляпентох выпил из фляжки глоток старого доброго вермута и слегка поперхнулся.
– Как-то холодает, – немного неопределенно отозвался он.
Яростный шум волн относил его слова куда-то вбок и на северо-запад.
– А, что вы говорите? Ну да, верно, начинается сильный зюйд-вест!
Они посмотрели друг на друга и поняли, что здесь что-то не так.
– Постойте-ка! – вскричал Мертвецкий что есть мочи. – Но ведь мы должны плыть совсем в другом направлении!
Меж тем старший боцман Бур Дам, которого мы оставили в покое две главы назад, задумывал в каюте на нижней палубе план своей чудовищной мести».
Я прервал чтение и торжественно замолчал.
– Какие еще две главы назад? – недовольно сказал Колупаев. – Разве мы их уже написали?
– Конечно не написали еще! – обиделся я. – Мы их потом напишем, когда будет надо.
– Нет, так не пойдет! Это неправильно. Мало ли как твоя бешеная фантазия взыграет, Лева. Куда она нас понесет. А у нас еще две предыдущих главы не написано. Так мы утратим все нити, потеряем весь сюжет. Давай сначала пиши эти две главы. А потом уж развивай про этого… как его… Бур Дама.
– И кстати! – вдруг сказал Колупаев, высоко подняв над собой указательный палец левой почему-то руки. – Как он, кстати, выглядит, этот самый Бур Дам? По-моему, мы его еще нигде не описывали.
– Да не знаю я, как он выглядит… – хмуро ответил я. – Обычный злодей, внешность самая заурядная.
– Ну вот нет, Лева! – отвечал мне Колупаев, сделав значительное лицо. – Нет, ты не прав! Злодеи, как ты называешь этих добрых и по-своему порядочных людей, бывают совершенно разные. Одни из них… – и тут Колупаев рассказал мне историю про какого-то дядю Колю, который воровал подшипники с завода и продавал их на Тишинке по двадцать пять копеек. А потом этого дядю Колю взяли и посадили на три года.
– Так какой же он злодей? – сказал я. – Несчастный человек просто.
Мы помолчали.
– Ну при чем тут дядя Коля? – не выдержал я. – Чего ты меня все время сбиваешь, нарочно, что ли? Мы же говорили про Бур Дама, про его литературный портрет. А ты все «дядя Коля, дядя Коля».
– Давай так, – сказал Колупаев. – Я тебе сейчас немножко подиктую, а ты потом разовьешь, харэ?
– Харэ, – послушно сказал я и приготовился писать.
«Иван Васильевич Мертвецкий, молодой мускулистый мужчина с большим шрамом на правой щеке, вступил на палубу парохода “Русский рыцарь”, который отправлялся прямо в Лондон. Был чудесный летний день, играла легкая музыка, и на душе у Мертвецкого было хорошо и спокойно.