еренц Лист, бывший не только гениальным композитором, но и превосходным пианистом, был в полном восторге. Нетрудно догадаться, впрочем, что от Мизии всегда и все приходили в полный восторг, иначе и быть не могло. Она с детства привыкла быть в центре внимания, ведь нет ничего проще, чем занять это место: надо всего лишь определить, где он находится, этот самый центр, и оказаться там раньше других. Желательно поближе к знаменитым, богатым, утонченным, талантливым и привлекательным. Лучше всё сразу. Вуаля!
Кстати, среди меломанов Европы в те времена был в большой моде не Лист, а Вагнер, бывший, к слову сказать, женатым на дочери Листа Козиме. Разумеется, Мизиа помнит и Козиму, и Александра Дюма-сына, и, как уже было сказано, бельгийскую королеву, навещавших бабушку запросто, по-соседски.
Вот таким было детство юной Марии Годебской. С одной стороны, вокруг нее уже тогда вертелся целый свет, с другой – она никому не была нужна по-настоящему, не была любимой дочерью или внучкой, ее попросту передавали из одного дома в другой, как неодушевленное существо, куклу с музыкальными способностями… Когда счастливые бельгийские каникулы закончились, девочку отвезли к богатым бездетным родственникам по фамилии Костер, эта семейная пара жили в Генте, и у мужа с женой были довольно странные отношения. Несмотря на юный возраст, Мизиа понимала, что дядя не слишком любит и ценит свою супругу. Молодая и красивая женщина страдала от одиночества, от скуки и однажды просто легла в постель, насмерть уморив себя голодом. Найти оправдание жизни в чем-то другом, кроме любви, этой бельгийской «мадам Бовари» и в голову не пришло, а Мизиа в очередной раз оказалась никому не нужна. Решили отправить ее в Париж, но не к отцу с мачехой, а… в монастырь Святого Сердца. Трудно вообразить себе менее подходящее место для этой юной и своенравной особы! А ведь ей пришлось провести там шесть долгих лет.
В монастыре, по собственному признанию Мизии, она ничему не научилась. Другие дети смеялись над ней, потому что девочка носила пластинку для выпрямления зубов, и это печально сказывалось на ее речи. Мизиа пыталась проявить себя другим способом: скатывала ночную рубашку и подкладывала ее сзади под платье, чтобы походило на турнюр, царивший в моде взрослых дам. Монахини требовали убрать турнюр, Мизиа покорялась, но с утра вновь появлялась на уроках в том же виде.
Девочек здесь учили манерам: оттачивали умение делать реверанс, правильно разговаривать и обращаться к тем, кто ниже их по происхождению, с верной интонацией. Любимым днем Мизии был четверг, когда ее возили на уроки музыки к Габриэлю Форе. Этот одаренный композитор и педагог заложил тот фундамент, на котором возросло впоследствии ее исключительное мастерство пианистки.
Отец Мизии к тому времени перебрался со своей новой семьей в особняк близ парка Монсо, в самое престижное место Парижа. Здесь Годебских навещали друзья и знакомые, в числе которых был знаменитый писатель Альфонс Доде с супругой. Автор «Тартарена из Тараскона» пребывал тогда уже в преклонных летах и страдал нарушением координации – Мизиа с братьями наблюдала, как неловко он поднимается по лестнице особняка, и всякий раз дети надеялись, что писатель однажды не справится с испытанием и полетит вниз. Доде их надежд не оправдал.
Как-то ночью, на шестой год пребывания в монастыре, Мизию разбудили и повезли в особняк к отцу. Оказалось, что внезапно скончалась мачеха. Киприан Годебский оплакивал жену недолго, тело мадам Натансон еще не остыло, когда отец Мизии отправился за утешением к своей любовнице маркизе де Говилль. Таким уж он был человеком… Вскоре у Мизии появилась новая мачеха, а предыдущая, хоть и обижала девочку при жизни, оказалась невероятно щедра после смерти: она завещала Мизии триста тысяч франков и все свои роскошные драгоценности. Увы, бриллианты присвоила жена-преемница, но Мизиа не держала на нее зла, потому что искренне любила ее: маркиза была не только прелестна, но еще и отзывчива, и нежна со своей падчерицей. Мизиа писала ей из монастыря такие письма, что монахиня, перлюстрировавшая почту, сказала девочке: «Дитя мое, только Бога можно так любить. Будьте осторожны. Если вы будете и дальше в жизни так любить, это убьет вас». Вскоре отец и маркиза уехали в Брюссель, а Мизиа осталась в монастыре одна-одинешенька. К счастью, у нее была музыка, именно ей она теперь отдавала все свои чувства, всю свою страсть и любовь.
Музыка всегда была верна Мизии, чего нельзя сказать о людях… Даже обожаемая мачеха со временем превратилась в мегеру, позднее Мизиа скажет, что причиной этого стал алкоголизм, ведь маркиза де Говилль «вместо завтрака пила большой бокал шартреза, макая в него хлеб». Третья жена отца попросту спивалась и в ходе этого процесса изводила окружающих почем зря. Козлом отпущения стал вначале старший брат Мизии Эрнест, а потом и маленький Сипа. От общества Эрнеста родители избавились жесточайшим образом: вначале сослали его в исправительный дом, после – в военную школу и, с глаз долой, в Индокитай. Сипа был вынужден мириться с постоянными придирками, истериками и капризами сильно пьющей маркизы, ну а Мизиа… Здесь, как говорится, нашла коса на камень. Девушка уже вошла в тот возраст, когда послушной быть не хочется и не можется в равной степени, и после очередного скандала, разгоревшегося из-за пустяка, мадемуазель сбежала из брюссельского дома отца, где проводила каникулы. Она одолжила у старого друга родителей приличную сумму и уехала в Антверпен, где села на пароход, плывущий в Лондон. Для восемнадцатилетней девушки (в воспоминаниях, правда, Мизиа убавила себе четыре года, но это делают многие дамы, так что не станем придираться) она действовала весьма решительно и уверенно, но стоит ли этому удивляться? Достаточно вспомнить детство мадемуазель Годебской, где чуть ли не каждый день готовил ее к самостоятельной и независимой жизни.
Итак, 1890 год, Лондон. Мизии восемнадцать – вся жизнь впереди. Гении, с которыми ее вскоре сведет судьба, пока что не подозревают о существовании этой удивительной женщины: каждый занят своим делом. Мизиа тоже. Денег, одолженных в Брюсселе, на красивую жизнь не хватает, она снимает комнату в семейном пансионе, покупает пианино и гуляет по улицам Лондона в свое удовольствие. Это версия самой Мизии, так сказать, официальная, но есть и другая. Говорят, что мадемуазель Годебская сбежала в Лондон не от мачехи, но с любовником. Сын близкой подруги Мизии рассказывал, что будущая мадам Серт познакомилась в Бельгии с известным художником-символистом Фелисьеном Ропсом, который был старше ее на сорок лет, масон и чуть ли не сатанист. И вот с этим-то самым Ропсом Мизиа отправилась в Англию, откуда вернулась в Париж спустя несколько месяцев одна. Если эта версия правдива, то свою коллекцию знаменитостей Мизиа пополняла непрерывно, начиная с юности: Ропс был в свое время достаточно знаменит, дружил с Бодлером, прославился как книжный иллюстратор и так далее.
По возвращении в Париж Мизиа сняла себе квартирку вблизи авеню де Клиши и продолжила брать уроки музыки у Габриэля Форе. Новости из Бельгии она получала нечасто, и одна была печальнее другой. Старший брат Эрнест погиб в Тонкине, причем в тот самый день, когда Мизиа сбежала из дома. А мачеха, узнав о бегстве девушки, через несколько дней надела траур, как бы похоронив заочно свою строптивую падчерицу…
Общаться с родителем и его супругой желания не было, зависеть от них финансово – тем более. Мизиа попросила любившего ее Форе найти ей учеников, она готова была давать уроки музыки, чтобы зарабатывать на хлеб и роскошные излишества, которые значили для нее не меньше, чем хлеб. И Форе не подвел: учиться у Мизии захотели ни много ни мало дочери русского посла Бенкендорфа, а следом и его жена. Говорят, на посла произвело впечатление происхождение Мизии: то, что она родилась в Царском Селе, как-то сразу вызывало доверие. Так или иначе, но заполучить таких учениц было огромной удачей. Дамы семьи Бенкендорф боготворили Мизию, она получала восемь франков за урок и страшно гордилась своей независимостью.
Создатели американской мыльной оперы «Санта-Барбара», знай они о Мизии Серт, ушли бы на долгий нервный перекур куда-нибудь в сторонку: по сравнению с реальными хитросплетениями жизни этой выдающейся женщины похождения заокеанских миллионеров выглядят надуманными и скучными, как утренние шоу для домохозяек. Мизиа, безусловно, была режиссером своей судьбы, но главную роль, как, впрочем, и в любой жизни, играл все-таки случай.
Париж – большой город, здесь можно годами ходить по одним и тем же улицам, не встречая знакомых, и надо же было Мизии вскоре после возвращения во Францию встретить на каком-то углу мсье Адама Натансона, брата своей первой мачехи. Этот богатый польский банкир был женат на русской, и у них, вновь как в сказке, было три сына: Александр, Таде и Альфред. Маленькой девочкой Мизиа никогда не поверила бы, что будет однажды носить ненавистную фамилию сварливой мадам Натансон, но случай все решил на свой лад. Таде влюбился в Мизию, она отнеслась к нему с симпатией, но, прежде чем этот роман окончился свадьбой, будущий свекор попытался навести порядок в жизни девушки, которой всегда симпатизировал. Он устроил грандиозный скандал родителям Мизии: как те посмели оставить юную особу без средств к существованию, почему она вынуждена давать уроки и прочее и прочее… Вторая мачеха оправдывалась, угрожая снова сдать Мизию в монастырь, но та уже крепко стояла на ногах, так что все остались при своих. А Мизиа – еще и при Таде, попросившем у Киприана Годебского руки его единственной дочери.
Все складывалось вроде бы наилучшим образом, довольны были все, за исключением старого учителя Габриэля Форе: тот уже видел Мизию блестящей концертирующей пианисткой и считал, что все замужние женщины по определению несчастны. «Но я начала понимать, – писала Мизиа в мемуарах, – что свобода возможна только вдвоем, и одиночество меня тяготило».