– Потом… потом жизнь пошла как прежде, с отцом мы помирились, может быть, он жалел, что повел себя так жестоко. В любом случае, мы старались об этом не заговаривать. А примерно через год я повстречал Ханако-сан.
Заметив мое удивление, Кимура-сэнсэй усмехнулся, и в глазах его как будто промелькнуло лукавство.
– Это я так ее назвал, настоящего имени этой девушки я не знаю. Когда я пришел однажды на занятия, она уже сидела за столом спиной ко мне – к нам иногда заходили студенты с других факультетов, поэтому я не удивился. Записывая слова лектора о русском формализме, я то и дело поднимал глаза и рассматривал узор на ее свитере и коротко подстриженные волосы. Иногда она поворачивала голову или поправляла рукой прическу, но мне все никак не удавалось рассмотреть ее лицо, и я думал, что у меня это получится, когда закончится лекция. Мысль о том, что я должен увидеть ее лицо, стала неотвязной, но, когда закончилась лекция, Ханако-сан быстро встала и вышла вместе со всеми – я увидел ее лицо только мельком и не смог запомнить его черты, помню только, что она была очень густо накрашена, студентки так не красятся. Вернувшись на свое место, я увидел, что Ханако-сан забыла на столе закладку для учебника – маленький металлический веер с блестящими перламутровыми вставками и истрепавшимся белым шнурком – наверное, она часто им пользовалась. Мне следовало не трогать этот веер или отдать его преподавателю, но я не удержался и, пока никто не видел, взял его и сунул в карман рубашки. Я решил, что найду Ханако-сан и сам верну ей ее вещь.
– И вы… вам удалось ее найти, Кимура-сэнсэй? – Сам не знаю почему, но я ощутил укол беспокойства.
– Скажите, Никорай-сан, вы когда-нибудь слышали про онрё:?
– Онрё:? Это привидение? – Признаться, познания в запутанной японской мифологии у меня самые скудные.
– Если точнее, это мстительный дух умершего человека, – пояснил Кимура-сэнсэй. – Чтобы появился онрё:, человек должен умереть, но если живой человек очень сильно страдает, то его дух может стать икирё: и явиться к обидчику, чтобы наказать его. Икирё: – это мстительный дух живого человека.
– И вы, что же, думаете… – Я совсем растерялся и, наверное, глупо заулыбался.
Кимура-сэнсэй, очевидно, меня разыгрывал.
– Я долго искал Ханако-сан, спрашивал о ней других студентов, но никто не мог сказать, что за девушка приходила к нам в тот день: большинство и вовсе не обратили внимания на незнакомую студентку да и не были даже уверены, что видели ее. Я же думал только про Ханако-сан и почти забросил занятия, хоть и приближались экзамены, только сидел каждый вечер после лекций в парке возле университета, рассматривал ее закладку и представлял себе нашу встречу: что я скажу ей, возвращая ее вещь, и что она мне ответит. Иногда в моих мечтах Ханако-сан улыбалась мне и благодарила, иногда удивлялась и отвечала, что она и думать забыла о такой незначительной потере и не нужно было так беспокоиться, а иногда смеялась надо мной, и этого я боялся и говорил себе, что, если она будет надо мной смеяться, лучше бы мне никогда ее не находить. Но мысль о том, что я не найду Ханако-сан и не увижу ее лица, пугала меня еще больше. Короче говоря, я мучился. – Кимура-сэнсэй рассеянно постучал мизинцем по пустой кофейной чашке, затем взглянул на меня виновато. – Я сильно отвлекаю вас, Никорай-сан?
Я отрицательно покачал головой, хотя мне уже, по правде, было пора.
– Я наконец повстречал Ханако-сан в последний день семестра. Мне бы надо было думать, что меня исключат из университета, но я не мог думать ни о чем, кроме того, что не смогу больше приходить туда и ждать ее, чтобы отдать ей закладку для учебника, больше меня ничто не заботило. Я не выпускал маленький веер из рук и даже ночью просыпался, чтобы посмотреть на него и дотронуться пальцами до перламутровых вставок – конечно, это был вовсе не перламутр, а просто разноцветный пластик, – такую вещь можно купить в любом магазинчике бижутерии на крупной станции.
Я машинально сжал руку, в которой держал заколку Момоко-сан, и пластиковые зубья впились мне в ладонь сильнее – скорее всего, останутся небольшие синяки. Эта вещь действительно не имеет никакой ценности, и разумнее всего было бы просто выбросить ее и забыть.
– Ханако-сан стояла на лестнице, вполоборота ко мне. Руки она сложила на перилах и смотрела вниз, как будто высматривая там что-то или наблюдая за студентами, которые шли в аудитории или просто стояли и разговаривали на этажах. Я подошел к ней и что-то сказал про потерянную закладку – только в тот момент мне пришло в голову, что я ведь не знал ее настоящего имени! Услышав мой голос, Ханако-сан повернула голову. Ее лицо, как и в тот день, было густо покрыто косметикой, и она, несомненно, каким-то образом узнала меня. Она улыбнулась – грустно, но в то же время такой улыбкой, какой может улыбаться человек, собравшийся совершить что-то жестокое. Она подняла руки, больно схватила меня за плечи и столкнула с лестницы, да так, что я, скатившись по ступеням, сильно ударился о стену и ненадолго потерял сознание. С того случая я так сильно хромаю. Хотя в этом была и своя положительная сторона: за время болезни мне удалось наверстать пройденное, и меня все-таки не исключили из университета.
– А закладка Ханако-сан, она все еще у вас? – спросил я, напрасно ища в выражении его лица признаки лукавства и удивленный такой простой и такой печальной развязкой.
– Нет. – Кимура-сэнсэй покачал головой. – Должно быть, я выронил ее, когда упал, или Ханако-сан сама забрала ее. В любом случае, я ее больше никогда не видел.
После лекции я, решив пропустить несколько заполненных в вечерний час пик электричек, задержался во дворике со скульптурами возле бю: ти. Гипсовая красавица, склонив набок голову, равнодушно смотрела на заколку, которую я снова достал из кармана и вертел в пальцах – на лекции я с трудом от этого удержался. При закатном солнце стразы на крыльях серебристой стрекозы тускло поблескивали и казались настоящими драгоценностями. Если Момоко-сан – мстительный дух, который теперь будет неотступно преследовать меня, то лучшее, что я могу сделать, – это по возвращении домой написать письмо моей невесте. Может быть, тогда икирё: исчезнет, я выброшу заколку в ближайший контейнер для сбора пластика и буду вспоминать рассказ Кимуры-сэнсэя просто как странный и забавный эпизод. Но вот только мне совсем не хотелось, чтобы Момоко-сан пропала, и, если теперь мы действительно каким-то таинственным образом были связаны, я непременно должен был встретить ее снова. Физически я, скорее всего, сильнее Кимуры-сэнсэя в молодости, тем более я предупрежден и не дам ей столкнуть меня с лестницы. Не знаю, сколько времени я провел в этих раздумьях, но, вернувшись в тот день домой, я не нашел заколки со стрекозой ни в карманах, ни в моем кейсе с материалами к лекциям. Должно быть, я обронил ее где-то по пути к платформе Гэйдайдоори или в извилистых переходах нагойского метро.
Марта АНТОНИЧЕВАРазговор с человекомрассказ
Церковь занимала весь восемнадцатый этаж развлекательного центра. Когда лифт остановился, вышел только Илья. Остальные спешили на другие этажи – в кино, по магазинам, к проституткам, на работу, гонки, в сауну, спортзал.
В храме не было ни души. Илья подошел к автоматам и выбрал в одном свечу среднего размера. На экране высветились свободные места, где можно ее зажечь. Он выбрал с краю. Спереди у алтаря зажглась еще одна свеча, красная.
В автомате с записками выбрал «за здравие» и набрал на экране имена сестры, матери и отца. В чеке имя отца было указано с ошибкой. Разберутся.
Сел на мраморную скамью. Перед ним светились голографические иконы, которые меняли выражения лиц со скорбных на веселые и реагировали на движение, поворачиваясь лицом и помахивая руками, подзывая к себе, указывая на молитву рядом.
Он сел напротив Николая Чудотворца, тот повернул к Илье лицо и приветливо помахал рукой. Указал на кнопку – достаточно бросить монетку, и молитву прочитает тихий, но одновременно высокий мужской голос, который разнесется по храму, отражаясь в каждом уголке.
Илья отрицательно покачал головой, ему это не нравилось. Напоминало аудиокниги. Нужно поговорить с кем-то живым.
Он подошел к самому большому из автоматов у входа. Поначалу хотел выбрать причастие, но передумал: дорого и не готов он, ведь перед причастием нужно исповедоваться. А ему бы просто поговорить.
Он запутался в дополнительных пакетах и опциях. Все они шли с разными обрядами и услугами. Отдельно можно выбрать только беседу, исповедь и причастие на выбор: с человеком, роботом или священником. Илья выбрал беседу с человеком. В разделе дополнительных опций уточнялось, какие эмоции требуются от человека: сочувствие, отзывчивость, жалость, раздражение, возмущение, гнев, грусть, смущение, неловкость, радость, гордость, благодарность.
Илья отказался от эмоций: это же человек, не робот, по нему будет видно. Оплатил, и сразу сверху приехал лифт, а в нем – невысокий мужчина средних лет. Он смотрел прямо, как робот.
– Пройдемте, – сказал он Илье, и они сели на лавку неподалеку от иконы Ксении Петербургской. Та приветливо улыбнулась Илье.
– Начинайте, – сухо произнес человек и уставился в пустоту.
Илья ожидал большей палитры эмоций, но так устал общаться с роботами по работе, что одно присутствие живого человека, готового его выслушать, очень мотивировало.
– Я никогда не узнал бы обо всем, если бы не ведро, – начал он. – Такая конструкция, которую раньше использовали для разных нужд – я погуглил, – мытья пола, стирки и даже приготовления пищи.
Поначалу мне это казалось еще одной ее необычной фишкой. Аня, знаете ли, любила все странное, особенно старину, – тащила в дом сундуки и шкатулки, непонятные абажуры. Она была очень привязана к своей бабушке, та прожила лет триста и многое успела застать. Так что всем, что Аня знала, она была обязана бабушке. Наверное, поэтому выбрала профессию декоратора. Ей не нравилась компьютерная графика, она часто повторяла, что в ней нет души.