Внезапно она остановилась и развернулась, чтобы вернуться назад.
Я преградил ей дорогу. Папаша Упрямец еще не допросил вас, сказал я.
Цинь Гуйе ответила: Я боюсь.
Папаша Упрямец не ест людей, произнес я.
Я не боюсь Папашу Упрямца.
А чего вы тогда боитесь?
Не знаю.
Я слышал, как Вэй Цзяцай пообещал ему, что больше не будет вас бить и ругать.
Даже если он убьет меня, я готова.
За убийство человека придется заплатить жизнью.
А ты слышал, что говорил Лань Мао?
Не слышал.
То есть то, что говорил Вэй Цзяцай, ты слышал, а почему тогда не слышал, что сказал Лань Мао?
Когда они с Папашей Упрямцем говорили, меня не было ни в классе, ни под окном.
Пусти, дай мне пройти.
Если вы не пойдете к Папаше Упрямцу, он не узнает правду и вынесет неверное решение.
Цинь Гуйе услышала мои слова, подумала-подумала и снова повернулась. Она по-прежнему ступала нервно, как свинья, идущая на заклание.
Я отвел ее в класс, а потом вышел и открыто встал рядом у стены. Если бы Папаша Упрямец выглянул, то сразу бы меня увидел. Он больше не просил меня отойти подальше, вероятно, полагал, что с этого расстояния я ничего не услышу. Но на самом деле я слышал все.
Папаша Упрямец: Цинь Гуйе, как ты попала в дом Вэй Цзяцая?
Цинь Гуйе: Меня продали ему торговцы людьми.
Кто они?
Я не знаю.
Мужчины или женщины?
Двое мужчин.
Я думаю, ты не глупа, как тебя угораздило попасть им в руки?
Я не знала, что они торгуют людьми. А когда поняла, уже не могла сбежать.
Вы с Лань Мао жили супружеской жизнью?
Мы с детства жили вместе, в одной комнате.
Я имею в виду, занимались ли вы с Лань Мао тем, чем обычно занимаются муж и жена?
Нет.
Ты опять беременна?
Да.
Когда Лань Мао пошел в школу, он же хотел расстаться с тобой, ты его ненавидишь за это?
Нет.
Почему не ненавидишь?
Не знаю. Наверное, потому что мы с детства были вместе, не могу его ненавидеть.
А когда Вэй Цзяцай бьет и ругает тебя, ты его ненавидишь?
Нет.
Почему?
Я заслужила.
Ты хочешь уйти с Лань Мао?
Не знаю.
Если бы тебе пришлось выбирать, ты кого выбрала бы – Лань Мао или Вэй Цзяцая?
Но у меня ребенок от Вэй Цзяцая.
Значит, ты хочешь жить с Вэй Цзяцаем?
Но Лань Мао ведь передумал и на самом деле не порвал со мной.
……
Незаметно пролетело и это время двух уроков, разговор Папаши Упрямца с Цинь Гуйе подошел к концу. Они вышли друг за другом, одна – как сдавшая экзамен ученица, другой – как учитель, завершивший свою работу на экзамене. Выражение лиц у обоих было не очень хорошее, как если бы ученик плохо себя показал на экзамене, а учитель от этого тоже не испытывал радости.
К тому моменту все трое участников брачного спора были допрошены и расследование закончено. Уже миновал полдень, начиналась вторая половина дня, мой желудок урчал от голода, а Папаша Упрямец снова дал мне поручение: Сходи и пригласи старосту деревни и твоего отца, а заодно принеси что-нибудь поесть.
Сначала я отправился к отцу и попросил его приготовить поесть. Мой отец был озадачен приглашением Папаши Упрямца и с сомнением спросил: Это же брачный спор, а не ссора школьников, зачем он меня позвал? Я ответил: Если Папаша Упрямец сказал мне позвать тебя, ты обязательно должен пойти.
Затем я побежал к старосте деревни, на ходу я жевал батат. Дом старосты находился на восточной окраине деревни, однако сам он был важной фигурой – по крайней мере, номинально. Думаю, Папаша Упрямец обратился к нему из уважения – или желая, чтобы тот утвердил окончательное решение. На самом деле в то время староста назывался не староста, а глава бригады. И деревня Шанлин называлась не деревней, а «производственной бригадой Шанлин», но людям по-прежнему нравилось называть главу бригады старостой деревни, а производственную бригаду – деревней, это было традиционное название – подобно тому, как на уроках я должен был называть своего отца учителем.
Фамилия старосты была Мэн. Когда я пришел к нему домой, его там не оказалось. На мгновение я забыл, что глава производственной бригады должен руководить работой. Так что я отыскал его среди трудившихся в поле людей. Староста Мэн очень обрадовался, услышав, что Папаша Упрямец зовет его, чтобы проконсультироваться и принять решение по брачному спору. Он поставил ведро с навозом, махнул рукой людям, погруженным в работу и смотревшим на него: Я пошел! Иду выносить окончательное решение!
Когда мы со старостой Мэном прибыли к школе, мой отец уже находился там. Он сидел в боковом ряду, с благоговением взирая, как ест сидящий с другой стороны Папаша Упрямец, – словно младший брат смотрел на старшего. На самом деле отец и правда считал Папашу Упрямца старшим братом, потому что фамилия Папаши тоже Фань, они были из одного поколения, у обоих имелся иероглиф Бао – «сокровище» – в имени, но Папаша был старше моего отца. Не затем ли Папаша Упрямец пригласил отца, чтобы этот дальний двоюродный брат занял с ним одну позицию?
Увидев, что входит староста, Папаша Упрямец харчить не перестал, но больше не заглатывал еду, а начал есть мелкими кусочками, хорошо пережевывая, как будто он тут просто коротает время за трапезой. Староста Мэн и мой отец терпеливо дождались, пока он доест, и тут Папаша Упрямец вытер рот и произнес: Я пригласил вас из-за супружеского спора Цинь Гуйе и ее двух мужей. Прежде чем принять решение, я хотел бы пообщаться с вами. Баоцзун (это имя моего отца), вот вы учитель, человек образованный, знаете законы, и если мое решение будет неправомерным, то выскажите ваше мнение. Лунцай (так звали старосту), вы староста деревни, мое решение должно быть оглашено вами, только так это будет правильно.
Староста спросил: Раз уж дело должно пройти через меня, то не лучше ли нам пойти в сельсовет и там все обсудить?
Папаша Упрямец уставился на старосту и мягко произнес: Тогда позвольте вас сопровождать.
Староста Мэн, мой отец и Папаша Упрямец отправились в сельсовет. Я следовал за ними.
Сельсовет находился рядом со школой, он был очень маленьким, словно небольшой храм. Там было лишь две комнаты, одна – дежурная и радиоузел, а вторая – кабинет. Староста Мэн вытащил связку ключей и открыл дверь в кабинет.
Там стоял прямоугольный стол, и староста Мэн поспешил первым занять центральное место лицом к двери. Выглядело так, будто это место, где он обычно сидит и где должен сидеть. Спинка его стула была выше спинок других стульев. Отец сел с другой стороны, словно подчиненный.
Папаша Упрямец не стал садиться, он стоял и время от времени прохаживался, как командир, собирающийся начать битву или объявить приказ. В процессе обсуждения он то вставал перед старостой и отцом, то заходил им за спину. Взгляды старосты и отца были прикованы к передвигающемуся Папаше Упрямцу, то задерживаясь на одном месте, то перемещаясь вместе с ним, растягиваясь и сжимаясь, словно резинка.
Я быстро сгонял домой и принес термос горячей воды. Благодаря возможности входить, чтобы наливать, а затем подливать им воду, я то и дело попадал в кабинет и мог слышать, о чем они говорят.
Староста сказал: Из двух мужей Цинь Гуйе Лань Мао – первый, а Вэй Цзяцай – второй. В любом деле важна очередность, не так ли? Тот, кто был первым, должен иметь преимущество над тем, кто был вторым. Тот, кто был первым, тот и главнее, а тот, кто был потом, – второй по очереди, я так считаю.
Папаша Упрямец ответил: Это неправильно. Нужно решать в соответствии с реальным положением дел. Если бы важна была очередность и кто первый, тот и главнее, то я, служивший в армии десять с лишним лет, уже бы получил повышение и разбогател, ведь я был бы первым? Но это ведь не так. Солдаты, которые начали служить позже меня, быстрее получали повышение, и их было много.
Увидев, что староста все еще с ним не согласен, Папаша Упрямец продолжил: Если действовать по вашим правилам, то вы бы никогда не стали старостой деревни. Старостой должен был стать Баоцзун. Когда он был секретарем в деревне, вы были еще мелким крестьянином.
Староста Мэн ответил: Но ведь Баоцзун стал учителем? Он сейчас – госслужащий, по званию он выше, чем я, староста.
Папаша Упрямец сказал: Баоцзун, теперь скажите свое мнение.
Мой отец произнес: С кем бы из них – с Лань Мао или Вэй Цзяцаем – ни останется в итоге Цинь Гуйе, они должны пойти в администрацию народной коммуны и получить свидетельство о браке, чтобы сделать брак законным.
Слова моего отца были совершенно явно не тем, что хотел услышать Папаша Упрямец, как минимум это было сейчас не самое насущное. Папаша Упрямец хотел четко услышать позицию отца: с кем должна остаться Цинь Гуйе – с Лань Мао или Вэй Цзяцаем? Но отец отвечал уклончиво, не по существу, словно писал сочинение не по теме – ни к селу ни к городу. Упрямец увидел, что взгляд его дальнего родственника печален, как потухший очаг. Он взмахнул рукой и резко опустил ее вниз:
Тогда я сам приму решение, пользуясь единоличной властью!
Когда солнце клонилось к закату, в деревне заработали три громкоговорителя, в один голос они передавали слова старосты деревни: Односельчане, внимание! Вэй Цзяцай, Цинь Гуйе и Лань Мао – особое внимание! Сегодня вечером все собираемся в здании школы, все собираемся в здании школы, будет оглашено важное решение!
Стемнело, в школе набилось ужас как много народу, даже больше, чем вчера. Я заметил, что были и приехавшие из соседних деревень. Судя по всему, громкоговорители старосты Мэна разносили весть далеко за пределы деревни. Народ так валом валил только на кинопоказы, которые устраивала в коммуне передвижная кинобригада.
Один за другим появились Вэй Цзяцай, Цинь Гуйе, Лань Мао, староста и Папаша Упрямец. Перед каждым из них толпа безропотно расступалась и выстраивалась двумя рядами вдоль прохода, словно впускала кинопередвижку.
Папаша Упрямец взошел на кафедру, судя во всему, именно он собирался огласить итоговое решение. Я был в замешательстве, ведь ранее я слышал, как Папаша Упрямец говорил – мол, лучше, чтобы решение огласил староста. Почему же сейчас не так? Староста Мэн воспротивился? Думаю, да. У них с Папашей Упрямцем возникли разногласия по поводу результата разбирательства, мнения разошлись, и староста не хотел оглашать решение, которое не одобрял.