Плывет луна —
Порой
Не увидишь даже.
Увы! Не назначить
Желанный срок
Для старческих
Снов непрочных:
Ведь только во сне
Находить я мог
Свой
Персиковый источник.[179]
766 г.
Ночью
О берег ветер бьется.
Даль туманна.
Моя свеча
Мигает еле-еле.
Кричат на перевале
Обезьяны,[180]
Во мгле
Речные птицы пролетели.
Хочу с мечом суровым
Подружиться,[181]
Сижу в коротком платье[182]
Не в халате.
Клубятся дым и пыль
Вокруг столицы,[183]
И я вздыхаю
О своем закате.
767 г.
О чем вздыхаю
Честолюбья —
Нет давно со мною,
У чужих
Живу на попеченье.
Вся страна
Охвачена войною,
Не вернуться мне
В мое селенье.
Я подобен
Бедной обезьяне,
Плачущей
Во время снегопада.
К временам
Удэ и Кайюаня[184]
Нам давно бы
Возвратиться надо.
767 г.
Поднявшись на высоту[185]
Стремителен ветер, и небо высоко.
В лесу обезьяны вопят.[186]
Над чистой, осенней водою потока
Осенние птицы летят.
Осенние листья кружат, опадая,
Багряны они и легки,
И тянутся вдаль от родимого края
Просторы Великой реки.
Куда меня гнало и гонит доныне
По тысячам разных дорог?
На старой террасе, на горной вершине,
Я снова совсем одинок.
Сижу, позабывший о прежней отраде,
Покрыла виски седина —
Печальный изгнанник, сижу я, не глядя
На чару хмельного вина.
767 г.
Моя хижина
Плыву на утлой лодке.
Предо мной
Ряды утесов
Берег стерегут.
В Дунчэне[187]
Снова засуха и зной,
И воздух там —
Как будто хворост жгут.
Лишь тени скал
Уже издалека
Нас укрывают
Синевой своей.
Торопится
Великая река,
Чтоб с дальним морем
Слиться поскорей.
Река бурлит,
Прокладывая путь
Среди утесов —
Скопища мечей,
И ветер свищет,
Надрывая грудь,
При свете поздних
Солнечных лучей.
И вот —
Ущелья узкие врата,[188]
Где еле-еле
Лодки проскользнут.
Дивимся:
Сколько вложено труда
В канал,
Что люди прорывали тут.
С древнейших,
С незапамятных времен
Он вьется,
Как гигантская змея,
И по нему везут
Из двух сторон
Пеньку и соль
В родные мне края.
Я был скитальцем
В дальней стороне,
Я смешивался
С грязью и песком,
Но возвращаюсь,
Как пристало мне,
Ни славой,
Ни богатством не влеком.
У хижины моей
Давным-давно
На берегу пруда
Цветут цветы —
Здесь
Даже деревенское вино
Спасает
От житейской суеты.
Здесь я
Непостижимое постиг:
Прекрасны ночи,
И прекрасны дни.
Я к униженьям бедности
Привык,
А власть и деньги —
Ни к чему они.
Состарили меня
Года войны,
Но сохранилось
Ветхое жилье.
Под тихим светом
Молодой луны
Смирилось
Сердце старое мое,
И снова
Наслаждаюсь красотой,
И рад я
Наступающему дню.
И пусть себя —
И сердцем и душой —
С великими мужами
Не сравню,
Но вечерами,
Что как сон тихи,
Я размышляю
И пишу стихи.
767 г.
Вечером
Вечером, словно старец
Вышедший на прогулку,
Спину я прислоняю
К стенам, нагретым за день.
Важно, чтоб в мире этом,
В крошечном закоулке,
Жители не узнали,
Что к новостям я жаден.
Все же о них спрошу я
Лишь у властей деревни:
Иначе я услышу
То, чего знать не надо.
Птицы давно вернулись
К добрым своим деревьям
Двери мои закрыты,
И зажжена лампада.
767 г.
Ночью
Роса опадает, и небо высоко,
Осенние воды чисты.
В пустынных горах, в одиночестве, ночью,
Страшится душа темноты.
А парусник тоже один на причале —
Там еле горят огоньки.
Удары вальков[189] я с трудом различаю,
Настолько они далеки.
Вторично цветут для меня хризантемы,[190]
Слабею я день ото дня.
И дикие гуси письма не приносят[191] —
Они не жалеют меня.
На звезды гляжу,[192] опираясь на посох,
Дорога моя далека.
И, кажется, тянется прямо к столице
Серебряная река.[193]
766-767 гг.
Мне снится днем...
Стосковавшись
По родному краю,
Забываюсь я
Тяжелым сном...
Я не только ночью
Засыпаю —
Сплю теперь я
Даже ясным днем.
От цветенья персиков,
От зноя
Старые глаза мои
Хмельны.
Солнце
Пламенеет над землею —
А меня
Уже уносят сны.
Снится мне,
Что жизнь иною стала,
К дому нет тропы —
Куда ни глянь.
Торжествуют тигры
И шакалы,
Ордами штурмуя
Чжунъюань.[194]
А проснувшись,
Думаю в тревоге:
Как войну бы
Кончить в этот год
И убрать
Чиновников с дороги,
Грабящих
Измученный народ.
767 г.
Сокол с широко раскрытым клювом
Печальна участь
Сокола больного —
Он одинок
И презираем всеми.
На дереве,
У берега речного,
Он укрывается
В ночное время.
А днем сидит
В тени зеленой кроны,
Как бы готовый
Броситься с размаха.
Его увидев,
Гуси и вороны
Напрасно
В сторону летят от страха.
Где гордый облик
Старого героя,
Когда с врагом
Сражался он на воле?
Так поредели перья,